Белые пароходы - Владимир Железников

Он стремительно бросился к воде, нырнул в наступающую волну, вынырнул и поплыл вперед. Павлик следил за ним. Сначала мужчина плыл опустив голову в воду, сильно взмахивая руками, потом поднял голову и подплыл к Рите. Они о чем-то там разговаривали, а Павлик смотрел на них, и настроение у него совсем испортилось. Он скосил глаза на аккуратно сложенные вещи мужчины и увидал бинокль.

Он подумал, подумал и решил воспользоваться биноклем - в конце концов, тот же попросил его посторожить вещи.

Павлик взял бинокль и направил в море. Лица Риты и мужчины стали большими, и казалось неестественным то, что он видит, как шевелятся их губы, а слов не слышит.

Мужчина что-то говорил, а Рита улыбалась.

Павлик ее очень хорошо видел. Даже прямые короткие брови, даже глаза с подкрашенными уголками. Он положил бинокль и отвернулся.

Рита вышла из моря, подошла к Павлику и стала хлопать его влажными, холодными руками по спине.

Павлик поднял голову, посмотрел на мать и улыбнулся. Не мог он не улыбнуться, потому что она была такая веселая, красивая и все вокруг на нее смотрели.

- Пошли, я тебя буду учить плавать, - сказала Рита.

- Пошли, - ответил Павлик.

Он даже не оглянулся на соседа.

Рита поддерживала его, а он отчаянно бил ногами, лупил руками. Лотом он увидал, что их сосед направил на них бинокль. "Смотри, смотри, - подумал Павлик. - Смотри, смотри, как нам весело и хорошо вдвоем. И вовсе мы не нуждаемся, чтобы кто-то посторонний забавлял нас своими разговорами".

- Белый пароход, - сказала Рита.

И Павлик увидал первый белый пароход. Он шел по самой кромке моря, там, где оно сливалось с небом. И было даже непонятно, то ли он идет по морю, то ли летит по небу.

- Ох, здорово! - сказал Павлик. - Жалко, нет с нами Глеба.

- Да, - ответила Рита. - Конечно, жалко.

В этот же день они отправили Глебу телеграмму со своим адресом. Теперь они каждый день утром, перед тем как идти на пляж, заходили на почту и в окошке "До востребования" спрашивали, нет ли письма Головиной Маргарите Петровне. Но Головиной писем не было. Не писали писем Головиной.

- Ну и ладно, - сказала Рита. - Не пишет - и не надо. Давай теперь два дня не ходить на почту.

Павлик промолчал: два дня не ходить на почту - это было слишком. На следующий день он ни слова не говоря завернул опять к почте, но мать остановила его.

- Мы же договорились не ходить на почту, - сказала Рита.

- А вдруг нам пришло письмо! - ответил Павлик.

- Нет там никаких писем, - сказала Рита. - Знаешь что? Давай зайдем вечером, когда прибудет вторая почта.

Павлик неохотно согласился, и они отправились к морю. Настроение у них было неважное. Когда они стали спускаться на пляж, Павлик увидал мужчину с биноклем - Валентина Сергеевича. Он сидел, точно поджидал кого-то, и смотрел в бинокль в сторону моря.

- Опять этот здесь, - сказал Павлик. - Пойдем в другое место.

- Пойдем, - ответила Рита. - Мне, в конце концов, все равно, где купаться.

Потом они долго купались и долго загорали. А когда вертолет взлетел над ними - вертолетная площадка была тут же, на берегу моря, - Павлик сказал:

- Знаешь что? Пойду-ка я на почту. Вертолет ведь привозит из Адлера вторую почту.

- Возьми мой паспорт, - сказала Рита.

На почте, в окошке "До востребования", девушка уже знала Павлика, поэтому она, вопреки установленному правилу, выдала ему письмо по чужому паспорту.

На конверте рукой Глеба было написано: "Головиной М.П." В скобках: "Лично для Павлика".

Павлик тут же распечатал письмо и прочел.

"Дорогой Павлик, - писал Глеб. - Жизнь моя протекает без особых изменений. Буровая прошла только двести метров. Работаем медленно. Грунт крепкий - девятой категории! За восемь часов бурения проходим всего два-три метра. А нам надо будет пройти метров семьсот, чтобы выяснить предельную глубину и расположение рудного тела. До железорудного пласта еще не дошли. Я же пока по-прежнему хожу в тайгу и составляю геологическую карту местности. А то просто смешно - до сих пор нет геологической карты этого района. А здесь ведь полно ценнейших полезных ископаемых. В тайгу я хожу не один, а с двумя помощниками: Кешкой Савушкиным, сыном шофера, и Любой Смирновой, дочерью бульдозериста. Это, брат, такие ребята, что ой-ой-ой! Отличные промывальщики. Кешка - тот тайгу чувствует, выведет из любого болота лучше компаса. Он мечтает, как и ты, быть геологом." А Люба вообще девочка с очень интересной биографией. Она ни разу не была в городе. Все время живет по экспедициям.

У нас здесь прохладно, часто идут дожди и сильно шумит Ангара. Пиши чаще. Твой отец".

Павлик перечитал письмо и подумал, что мать так долго ждала этого письма, а ей в нем ни слова. Он пошел к морю и еще издали заметил, что мать смотрит в его сторону и, увидав в его руке письмо, радостно улыбнулась и быстро пошла ему навстречу. Она взяла конверт, удивилась, что он разорван, и посмотрела, кому адресовано письмо. Потом все же прочитала письмо одним духом и вернула сыну.

Павлик видел, что у матери совсем испортилось настроение, и подумал, что было бы хорошо, если бы они вдруг оказались на далекой Ангаре. И ничего, что там дождь и холодно. Счастливые какие-то там неизвестные Кешка и Любка, которые вместо него ходят в тайгу промывальщиками: моют породу и составляют геологическую карту с его отцом.

- Как ты думаешь, что сейчас делает Глеб?

- Ищет свою руду, - ответила Рита.

- Нет, он сейчас пишет нам новое письмо - мне и тебе. - Павлику хотелось успокоить мать.

- Тебе, может быть, он и пишет, а мне - нет. Он умеет не думать о том, что ему мешает работать.

* * *

Через два дня от Глеба пришло второе письмо. Оно тоже было адресовано Павлику. Хорошо, что он пришел на почту снова один. Когда он возвращался с письмом, его остановил старшина Нанба.

- В нашем городе по улице запрещено разгуливать без рубашки, - сказал Нанба. - Нехорошо, молодой человек. Мы ведь не первобытные люди. Надо иметь скромность и уважение к населению.

Павлик отошел от Нанбы и стал читать письмо отца.

"Дорогой Павлик, - писал Глеб, - пишу это письмо из города. Сижу дома и пишу письмо. Никогда еще мне не приходилось быть дома одному. Слишком тихо. Даже холодильник не стрекочет - выключен. И телефон ни разу за целый день не позвонил. Вот так, брат.

В город я попал из-за нужды. Матюшин не привез труб для буровой. Странный он человек, этот Матюшин. Я ему долго доказывал, что он срывает мне работу буровой. А он мне отвечает:

- Зарплату ты получил вовремя?

- Вовремя, вовремя, - говорю, - и даже премию получил.

- И не волнуйся. На производстве тебя уважают. А эта твоя буровая, прости меня, идет сверх нормы. И что ты все стараешься, стараешься? Ноги свои не жалеешь, руки свои не жалеешь. А ведь они у тебя на всю жизнь одни. Дикий ты человек.

- Сейчас я пойду к начальнику экспедиции, - сказал я. - И все ему выложу про трубы.

- Что ты, понимаешь, Головин, что ты, понимаешь, панику сеешь. Паникер ты, понимаешь. Человек, то есть я, только приехал, устал с дороги. А ты ему вцепился в бороду: подавай трубы.

В общем, пришлось мне самому ехать в город за трубами. И знаешь, получилось это на редкость удачно. Купил новый дизельный мотор для буровой. Сильный дизель - у нас таких в экспедиции нет. Теперь работа на буровой пойдет быстрее. А еще я уговорил начальника управления провести сейсмическую разведку нашей местности. Пиши. Отец".

...Мать ждала Павлика дома. Он заранее спрятал конверт с письмом в карман рубашки, потому что не знал, что ей говорить.

Рита посмотрела в сторону сына и спросила:

- Получил?

- Да, - ответил Павлик. - Ничего особенного. Все хорошо. Только он скучает и ждет нас.

- Он пишет об этом? - спросила Рита.

- Не то что пишет, - ответил Павлик, - скорее, намекает.

Вечером Рита долго не могла заснуть. Тогда она окликнула Павлика, хуже всего, когда не спится, а ты один. Но Павлик не ответил.

Рита зажгла свет и увидела в кармане рубашки письмо. Она оглянулась, не проснулся ли Павлик. Нет, Павлик не проснулся. Он лежал на боку, подсунув под щеку ладонь, совсем как Глеб.

Рита развернула письмо и стала читать. Она надеялась, что в письме есть хоть строчка, хоть полстрочки, где Глеб писал о ней. Она отлично знала Глеба и умела даже читать то, о чем он не писал, а только думал. Но сейчас, в этом письме, ни в словах, ни за словами о ней не было ни строчки. Видно, Глеб очень обиделся на Риту, раз ничего ей не писал. Видно, он считал, что она не права. Может быть, он подумал, что она, как многие другие, перестала ему верить.

Рита вышла за палисадник и села на скамейку. Было темно. Где-то лаяли собаки, где-то разговаривали. Вышел хозяин и сел рядом с Ритой. Это был совсем старый грузин, маленький, худой, с морщинистым, загорелым, иссушенным лицом. Говорил он с сильным грузинским акцентом.

- Гамарджоба, - сказал старик.

- Что такое гамарджоба? - спросила Рита.

- Редкое слово. По-русски - здравствуй. Но это не совсем точно. Я говорю: гамарджоба! Значит, желаю тебе успеха, победы.