Карусель. Роман-притча - Ксения Незговорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сама знаю, – буркнула девушка и вдруг выплеснула коктейль ему в лицо. Нервы не выдержали; ринулась на кухню, где пахло подгоревшей курицей, рухнула на пол и, никого не стесняясь, в голос зарыдала.
– Да что с тобой? – повар Саша внимательно посмотрел на нее и тронул за плечо, но девушка вздрогнула, точно ее ударили током.
– Ты какая-то нервная сегодня, Женя. Отдохнем после работы? – взял ее за подбородок и повернул лицо к себе.
Она уже не плакала, только равнодушно покачала головой:
– Давай напьемся.
Женя не знала ответов на бессмысленные вопросы: «что случилось, сделалось, стряслось…» Сотряслось. Удивительно, необъяснимо, абсолютно некстати. Точно что-то надломилось внутри, сломалось, вышло из строя, и она, подобно расстроенной гитаре, разучилась звучать. Попробуй теперь остаться наедине с собой – и не выдержишь, взорвешься хриплым рыданием. Поэтому – алкоголь скользит по ее острым, торчащим наружу венам, чудом перебрасывается к мозгу, в мозг, и разрушает клетки. Женя запрокидывает голову и громко смеется, хохочет, хлопает какого-то случайного, незваного Сашу по плечу и притворяется, притворяется, притворяется. Примеряет все новые маски, играет сумасшедшие роли, выкрикивает:
– Ну ты смешной! – сама не верит в собственную искренность. А ему все равно; он только снова и снова наливает коньяк, не соображает, в каком пространственно-временном континууме они находятся, и предлагает пить на брудершафт. Единственное верное решение из тысячи опрокинутых, повешенных вниз головой. Женя не отвечает, не соглашается, но делает резкие движения: скидывает с себя ужасно неудобные рабочие туфли и залезает на стол – герцогиня, возвышающаяся над кучкой подданных – бутылок. Деревянная твердь опасно покачивается, но девушка с раскрасневшимся лицом и отключенным сознанием освобождена от страха. Для нее не существует падений в настоящем, есть только взлеты; потому подпрыгивает до потолка и задевает головой люстру. Чувствует, как все тело раздирает смех, и она смеется – громко, некрасиво, каждой клеточкой, каждой родинкой, и подушечками пальцев, и круглыми коленками. Бутылки рассыпаются прахом осколков; а Женя, точно не замечая, ступает прямо по стеклу, смешивает свою и коньячную кровь. Опомнилась – и крутит пальцем у виска, будто делала это не сама, а наблюдала за кем-то со стороны. Прыгает на стул, но не рассчитывает траекторию движения, опрокидывается вместе с ним, как подкошенная, как бутылка.
– Дурочка! – кричит Саша и захлебывается в алкогольном дурмане, хватает ее за руку, привлекает к себе. Женя не сопротивляется, только забирает у него бокал и делает несколько быстрых глотков – алкоголь прожигает горло, кончик языка, желудок – боль физическая вытесняет самую крупную, душевную, отбирая у нее пальму первенства.
– Ты любишь меня? – спросила девушка, отлично зная ответ.
– Не люблю, а ты? – проводит губами по ее щеке.
– А мне наплевать.
Она говорила правду: сбежав сюда и окунувшись в это жерло разврата, Женя отключила самосознание, Женя замуровала себя в выдуманной реальности. Здесь не существовало одиноких вечеров без алкоголя и нового мужчины, к которому ты равнодушна. Убийца-одиночество повержен саморазрушением. «Главное – не позволять себе думать, анализировать, рассуждать» – это Женя совершенно отчетливо понимала. Иначе – медленно скатишься по орбитам ума. Женя грубо поцеловала Сашу, клюнула в холодные губы, липкие, пахнущие дешевым коньяком, и рухнула на подушку. Расплескала по белой наволочке рыжие волосы, начиненные лукавой луной, влетевшей в маленький гостиничный номер из распахнутого окна. Женя пропустила через себя волнующий ветер, прикрыла глаза, задышала часто и жадно. От свежего воздуха с улицы веяло детством, теплым, натопленным домом, мягкой постелью, плюшевым медведем с оборванным ухом. Все, что у нее когда-то было, все, чем она безраздельно владела, она, королева невинности. Но тот же самый ветер, отъявленный мошенник и грубый обманщик, забрал ее маленькое богатство и не оставил ни частички, ни-че-го… Женя разозлилась, вскочила с кровати и быстро закрыла окно, оглушительно громко хлопнув дверцей. Босыми ногами зашлепала по холодному полу, но обратно не легла, остановилась, с какой-то неприкрытой досадой посмотрела на пьяного повара и беззащитно обняла свои обнаженные плечи. Саша приподнялся на локтях и пронзил ее недовольным взглядом:
– Ну, где ты там застряла?
Женя не двинулась; только медленно спустилась на пол, села на корточки, склонив голову к коленям.
– Да ты ненормальная! – присвистнул Саша и с силой прижал ее к себе; она ничего не ответила, положила руку к нему на грудь, щупая за кожей сердце, пытаясь уловить стук, но нет… У таких не бывает сердца. Отрезвляющий холод мурашками-муравьями поскакал по ее несчастному телу.
…Ветер покусывал рассерженные кончики ярко-рыжих волос. Веснушки кувыркались на носу, как бесенята-пчелки, тянули маленькие крылышки к золотому солнцу, просили зарядить их Энергией Безграничного Космоса – Вдохновением. А девочка – обладательница рыжего клада – ни о чем таком не знала; ее не волновали зеркала, но она обожала разглядывать отражение горбоносого красавца-мира. Вот он весь перед ней: гордый, самоуверенный, широкоплечий; а на этих на плечах да по венцу, венчику творения. Песок – фон, его согревает прикосновение художника-солнца. Девочка созидала новую жизнь, лепила привлекательные фигурки, аккуратно рисовала палочкой волнистые линии – и получалась улыбка принцессы-планеты. Иногда стирала и рисовала вновь; всецело отдавшись наполненному поэзией процессу, водила и водила, а песчинки доверчиво опускали реснички перед новой царевной. Девочка вела с ними задушевную беседу и время от времени смеялась их манере строить причудливые фразы. Кто-то постучал по ее спине – неожиданно, нагло ворвавшись в плавный разговор. Маленькая Женя вздрогнула, обернулась и увидела высоких дворовых мальчуганов с недоброжелательными лицами.
– Слышь, ведьма, пошла вон! Это наша территория, и только мы можем здесь играть! – мальчик с длинным носом сильно толкнул девочку – она упала.
Но Женя не сдавалась; только обиженно поджала губы и сжала кулачки, точно собираясь драться, отстаивать свои права, а главное, песочные фигуры.
– Вот еще! Не пойду! – у нее был очень звонкий, громкий голос, но звучал он редко, потому что девочка предпочитала отмалчиваться.
Другой мальчик, побольше, потолще, схватил ее за волосы и вырвал большой рыжий клок. Женя почувствовала страшную, колючую боль, она вся покраснела от гнева и яростно сверкнула глазами.
– Берегись, побью! – потрясая рыжей прядью, пригрозил мальчишка.
Ничего не сказав, девочка выбралась из песочницы и села на скамейку. Закусила губу, обняла коленки и уговаривала себя не плакать. Но человек всегда все делает наоборот и действует наперекор любым, даже собственным уговорам. Маленький творец рыдал о погубленном песочном мире и мучился неумением, как следует, отомстить. Девочка терпела унижение за унижением, и вот уже наглые мальчишки тычут пальцем: «Уродина».
«Неужели на самом деле?» — недоумевала Женя, вытирая слезы рукавом. Она знала только, что у нее разноцветные глаза, знала, что почти ни у кого подобное не встречается, а еще знала, что она, вероятнее всего, злая-презлая ведьма, всем приносящая несчастье. Женя наклонилась к озеру, помыла руки, ополоснула лицо. Один – темно-синий, другой – светло-зеленый, на солнце эти удивительные глаза превращались в два огонька – вот вспыхивают, зажигаются и ослепляют случайного созерцателя – приходится щуриться, прятаться от яркого света. Они смотрят – всегда смотрят пристально, прямо на собеседника, и очень серьезно, пугающе странно, дико, тем и приковывают внимание. Правда ли, что этот обжигающий взгляд принадлежит семилетней девочке? Может быть, выдумка, и он существует отдельно? Вдруг это око мира?
«Все в порядке, дочка? Не смотри так напряженно». Дочка кивала, но не могла ничего обещать, она уходила в вымышленный мир новорожденных грез, окружающие предметы приобретали новые, почти совершенные формы; ветер становился в ее глазах добрым ангелом – вот он подмигивает своей юной невесте. А в лужах, опавших с дерева дождя, отражались желтые звезды и весь перевернутый с ног на голову мир.
– Уйди, уродка, это наша скамейка! – непрошеным гостем влетело в ее мысли. Какая-то белокурая девочка с двумя косичками бесцеремонно отпихнула ее и забралась на скамейку сама, довольная собственной проделкой. Подружка, полненькая и кудрявая, громко расхохоталась. Женя нахмурила густые рыжие брови; несправедливость возмущала все ее естество. Потирая ушибленный бок, она вскричала: