Грымза с камелиями - Юлия Климова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы можете нам довериться, – душевно пропела Солька, – мы и так уже знаем очень много, – добавила она уже другим тоном.
– Я предлагаю вам рассказать нам все. Вы как на это смотрите? – спросила я.
Арсений Захарович помедлил, вытер выступивший на лбу пот, тяжело вздохнул и сказал:
– Согласен, тем более, что мне одному, наверное, не справиться.
Глава 3
Мы узнаем многое, но я уверена, что не все
Предвкушая нечто интересное, мы удобно расположились на диване и приготовились слушать.
– Не так давно... – начал Осиков, но я тут же его перебила:
– Сколько лет назад?
– Девять... – смутился Арсений Захарович, – я был вынужден уехать на какое-то время...
– Куда? – поинтересовалась Солька.
– Вы что, будете меня все время перебивать? – возмутился Осиков, вскакивая с кресла.
Альжбетка своим профессиональным томным взглядом усадила его на место.
– Поймите, Арсений Захарович, нам нужна полная картина происходящего, только тогда этот разговор имеет смысл.
Я уважительно посмотрела на Альжбетку, Солька победно закивала.
– Так где вы провели эти девять лет? – поинтересовалась я.
– В тюрьме... – взвизгнул Осиков, – но это ничего не значит, в те времена очень многие интеллигентные люди оказывались взаперти!
Мы переглянулись.
– Я приблизительно догадываюсь, за что сидели в тюрьме интеллигентные люди, но хотелось бы поподробнее узнать вашу причину пребывания за колючей проволокой.
Арсений Захарович тяжело вздохнул и сказал:
– Бриллианты.
– Что?! – воскликнула Солька.
– Вот это да.... – протянула Альжбетка.
– Это весьма свойственно интеллигентным людям того времени, – улыбаясь, сказала я.
– Напрасно, напрасно вы думаете, что я украл их, вовсе нет, я занимался бизнесом, это сейчас так называется? – поинтересовался Осиков.
– Так, так, вы рассказывайте, – торопила Солька, глаза ее горели.
– Мы скупали бриллианты, которые производили из краденого якутского сырья...
– Вы сказала «мы», давайте подробнее, – попросила я.
– Я и мой напарник... он умер в тюрьме... и все по праву принадлежит мне!
– Конечно, конечно, – закивала Солька.
– Когда мы уже вложили достаточную сумму денег и решили начать новую жизнь, тут-то и пошли все наши напасти...
– А сколько было бриллиантов? – поинтересовалась Альжбетка, уж она-то в этом точно разбирается. Любовники всегда проходят жесткий конкурсный отбор и впоследствии балуют ее, чем только могут. Альжбетта в запросах скромна, но требовательна.
– Мешочек, – смутившись, потупив взор, сказал Осиков.
– А в денежном эквиваленте? – строго спросила Солька, собрав в кучу весь свой словарный запас.
– Я не знаю... я же в тюрьме сидел... но так прикинул... сейчас это где-то два миллиона долларов... там много крупных камней...
– Маловато будет, – сказала Солька.
– Да вы что, это же такие деньжищи! – возмутился Арсений Захарович.
Он, бедный, не знал, что еще совсем недавно мы пытались украсть на миллион больше.
Я «загасила» Сольку взглядом и спросила:
– А где вы брали средства на покупку этих крупных бриллиантов?
Арсений Захарович сцепил пальцы и резко дернул головой.
– Мы немного воровали... вагонами...
Я прикрыла глаза, представляя, как Осиков интеллигентно ворует что-то вагонами.
– Вы же говорили, что занимались только бизнесом и не брали чужого? – уточнила я.
– Я сказал, что бриллианты мы не воровали, а все остальное... я вообще не буду ничего рассказывать, – надулся Арсений Захарович.
– Обещаем вас больше не перебивать, – сладко улыбнулась Альжбетта.
– Мы с напарником работали на железной дороге, я был начальником станции, а Служаков, фамилия у него такая, – помощником, грузы разные шли... мы вроде сначала брали понемногу, а потом дело как-то быстрее пошло... Я до этого в училище преподавал историю...
Еще один преподаватель на мою голову. Я посмотрела на Сольку: могла бы, интересно, она воровать вагонами?..
– Но училище наше закрыли, городишко-то маленький, вот и сделался я почти сразу начальником на станции, там все и закрутилось...
– Ну, с вашим интеллигентным прошлым более-менее понятно, а теперь расскажите, как все это оказалось в сейфе, который сейчас стоит у меня на балконе.
– Так Селезнев приятелем моим был... вот ведь, умер уже...
– Не отвлекайтесь, – торопила Солька, капая слюнкой на пол от жадности.
– Мы уже знали, что наши противозаконные действия почти раскрыты, так что сели в проходящий мимо поезд на Москву, и все – прощайте, родные края. Приехали – и мечемся по платформе, куда податься, не знаем. Очень боялись, что по нашему следу милиция уже идет. Я тут про Селезнева и вспомнил, думаю, Валька поможет, мы с ним по молодости в походы ходить любили, это потом уже жизнь раскидала...
– Он, значит, вам помог? – постаралась направить разговор в нужное русло Альжбетка.
– Ну да, я ему позвонил и спросил, не мог бы он у себя мою диссертацию попридержать, ну, как будто я уезжаю ненадолго, а она у него полежит. Мы с напарником подумали, что, пока наши сокровища побудут в надежном месте, мы пару месяцев в городе побродим, заметем следы, а потом уж и заживем честной жизнью.
Я просто умилялась, глядя на этого невозможного человека.
Осиков почесал нос и добавил:
– Вальку-то мы не хотели особо впутывать, вдруг бы у него неприятности начались, вот я и ляпнул про диссертацию, и тут такая удача! Он, оказывается, едет в отпуск охотиться и рыбу ловить, и уже на чемоданах сидит. У нас домик охотничий был, по молодости часто куролесили – развалюха, но жить можно... далековато, двое суток на поезде и пешком полдня, зато там речка, хочешь, рыбу лови, хочешь, купайся, капканы когда-то ставили...
– Вы не отвлекайтесь, – гнула свою линию Солька.
– Ну вот, он в те края и направлялся, у него поезд через три часа был. Мы решили, что лучше и не придумаешь. Бриллианты у нас в мешочке в коробке лежали. Я накупил журналов, у меня еще тетрадка с лекциями в рюкзаке завалялась, мешочек на дно, а сверху все бумажной ерундой завалил, коробку на вокзале в холщовый мешок обандеролили, печать сургучную поставили. Коробка-то небольшая вышла, она Вальке не в тягость бы была. Встретились мы с Валькой часа через полтора, я ему коробку передал и попросил сохранить до времени. Он сказал – возьму с собой, там, в доме оставлю, никому мешать не будет, не возвращаться же из-за нее. Поболтали мы немного, выпили, вспомнили, как раньше охотились... Он уехал, а нас через два часа недалеко от вокзала в пельменной арестовали...
– Ну а сокровища-то ваши где? – нетерпеливо спросила Солька.
– Так лежат они, голубчики, где-то в лесу, – Осиков протянул нам карту, – Валька обратно в Москву поехал, да коробку мою не взял, спрятал в доме и забыл про нее. Я не объявлялся, он и не вспоминал о ней. А недавно я ему позвонил, дело-то уже к освобождению шло, про диссертацию напомнил, так он ответил – не волнуйся, все нормально, жива, мол, твоя диссертация, только вот ехать за ней надо... А я в этом охотничьем домике лет тридцать не был, я и дороги туда не помню. Валька пообещал, что вместе поедем, и он мне все покажет. Но я так разволновался, ведь все эти годы только о бриллиантах и думал, это же мой шанс начать новую жизнь.... Я спросил на всякий случай, где хоть приблизительно домик этот. Валька посмеялся и сказал, что у него в гараже, за домом, сейф стоит со всяким барахлом, там старая карта валяется, не заблудимся... А коробку Валька надежно припрятал, в лесу кабаны, да и охотник какой заглянуть может, успокоил меня... Он и в гости звал, адрес написал... Приехал я, а тут такое... его и в живых нет! Я забегал, засуетился, все узнал, ночью в гараж этот полез, а там ничего и нет, кроме вот вещичек вашей обворожительной подруги.
Альжбетка расплылась – сплошное удовольствие.
– Это что же, нам надо ехать туда? – поинтересовалась Солька.
Арсений Захарович раскрыл карту и показал нам витиеватые дороги, речки и зеленые пятна леса.
– Вот, где-то здесь, – ткнул он пальцем в черный крестик, нарисованный когда-то Селезневым.
Вот ведь ирония судьбы – Селезнев и не знал, какие богатства хранит.
Солька забегала по комнате. Я в недоумении смотрела на нее, пытаясь понять ход ее мыслей. Наконец-то она нашла чистый лист бумаги и ручку, села и начала что-то писать.
– Ты чем это там занялась? – поинтересовалась я.
– Увольняюсь, – пробормотала она, – тут такие дела творятся, увольняюсь, и точка...