Грымза с камелиями - Юлия Климова

    Открывая дверь, она сладко произнесла:

    – Альжбетта, душечка, ты же не откажешь мне в чашечке кофе с дороги, мы так давно с тобой не виделись.

    На секунду я представила себе Альжбетку в полуобморочном состоянии.

    Ринувшись в свою квартиру, я запила остатки зубной пасты глотком ледяного вчерашнего чая, причесалась, посмотрела на себя в зеркало и сказала:

    – Чует мое сердце, не будет у тебя отпуска, все планеты сейчас выстраиваются в иной ряд, все звезды рисуют иные созвездия, не будет у тебя отпуска, не бу-дет!!!

    В офисе все суетились, никому и дела не было до того, что сегодня у меня последний рабочий день. Я разнесла тортики и печенье по любимым отделам и уже собиралась прибраться на столе, как из своего кабинета вынырнула Любовь Григорьевна и поманила меня пальцем.

    Любовь Григорьевна – финансовый директор, и, помимо рабочих моментов, нас связывает одна маленькая тайна: я ей помогла влюбить в себя одного очень милого юриста – Крошкина Илью Андреевича. Моя интуиция подсказывает, что все у них получится.

    Закрывая за мной дверь, она зашептала:

    – Он сделал мне предложение, ты можешь себе представить, он сделал мне предложение!

    – Надеюсь, – сказала я саркастично, – вы не сразу ответили согласием, а сказали, что года три подумаете.

    – Нет, – замотала головой директриса, – я почему-то сразу согласилась.

    – Странно, – пожала я плечами, еле сдерживая улыбку.

    Любовь Григорьевна смотрела на меня в замешательстве. Я засмеялась и обрушила на нее целый поток поздравлений и пожеланий.

    – Вы молодец! – воскликнула я. – С детишками не тяните, пока медицина бесплатная, надо торопиться. Он как сделал предложение, цветы подарил? Поздравляю, поздравляю, поздравляю!

    Я совсем закружила Любовь Григорьевну, и она, совершенно счастливая, рухнув на стул, стала обмахиваться розовой папкой.

    – Ты думаешь, я правильно поступила, что согласилась?

    – Само собой, зря мы, что ли, столько партизанили! Еще раз поздравляю.

    – Это все благодаря тебе, и я хочу, чтобы ты обязательно была на нашей свадьбе.

    – А когда свадьба? – поинтересовалась я.

    – Через две недели.

    – Так быстро?

    – Мы дней десять назад подали заявление, но я как-то смущалась сказать.

    – А я в отпуск отбываю, где-то на месяц, так что букетик ваш поймать не смогу, но вы его засушите, я потом его заберу.

    – Ах, ну да, Виктор Иванович что-то говорил...

    – Я уже и заявление написала.

    – Тогда поздравляю тебя с отпуском, что-то быстро тебе его дали.

    – Заслужила!

    Еле сдержалась, чтобы не захихикать. Финансовая директриса всегда ждет от меня какого-нибудь подвоха или чего-нибудь из ряда вон выходящего. Так и есть – Любовь Григорьевна покраснела.

    – Да нет, не тем способом, что вы подумали, все было куда прозаичнее.

    Просто я помогла Воронцову найти те самые миллионы, на проценты от которых мы теперь покупаем безделушки, вот он и решил меня так отблагодарить. У меня на столе зазвонил телефон, и я поспешила в приемную.

    – Фирма «Ланди».

    – Это я, – зашипела Альжбетка.

    – Не беспокойся, я тебя еще узнаю.

    – Как ты могла нас бросить в такой ситуации...

    – А что в мире делается?

    – Твоя мама шушукается и обхаживает этого промасленного Арсения Захаровича, Солька пошла на работу, а я тут одна с этими... это, конечно, твоя мама, но ты же понимаешь, что моя жизнь висит на волоске...

    – Я приду после обеда, надо утрясти кое-какие дела, я еще даже с Воронцовым не разговаривала.

    – Но это так долго!

    – Знаешь что, я с мамой прожила больше двадцати лет – и ничего, жива, здорова.

    – Но зато у тебя есть отклонения.

    – Какие такие отклонения? – заворчала я.

    – От нормы, – прошипела Альжбетка.

    – Сиди там и слушай, о чем они говорят, – зло прошипела я, – в конце концов, это ты стащила у бедного толстяка его последние сокровища!

    – Я не брала у него ничего, я даже его не знаю...

    – Вот иди и расскажи ему об этом, ему будет интересно.

    Я положила трубку, понимая, что это бесконечный разговор. Я, конечно, не завидую Альжбетке, общение с моей мамой может пагубно отразиться на ее психике, но мне временно не до этого, так что пусть немножко помучается.

    Приведя бумаги в порядок, известив всех о своем отпуске и ответив на кучу телефонных звонков, я посмотрела на дверь Воронцова – он еще не приезжал, и я его ждала.

    Что бы сказать ему такое... чтобы думал обо мне целый месяц? Я подошла к окну и размечталась. Хлопнула дверь, и я услышала знакомый голос:

    – У тебя неплохой вид сзади.

    Я резко развернулась.

    – Виктор Иванович, какого черта вы опаздываете на работу?!

    – Пойдем в кабинет, расскажу тебе все новости.

    Воронцов сразу направился к бару и налил в два бокала коньяк, мне не хотелось, но надо, так надо.

    – За твой отпуск, – сказал он и сделал глоток.

    – Спасибо, – ответила я и последовала его примеру, – вот вернусь, а вы тут без меня совсем зачахли, похудели, осунулись...

    Воронцов усмехнулся.

    – Я же как раз собирался рассказать тебе новость – я больше не буду работать здесь, у меня своих дел куча, порядок я навел, так что у тебя теперь появится новый начальник.

    – Что? – изумилась я.

    Эта новость меня вовсе не обрадовала. Воронцов – весьма обеспеченный человек и моим начальником, по сути, оказался случайно. Когда-то он подарил эту фирму своей сестре, и та доверила ее руководство мужу – Селезневу Валентину Петровичу. Супруг скончался, и Воронцов временно взял бразды правления в свои руки. Я очень надеялась, что это «временно» изменится на что-нибудь более постоянное. Например – навсегда.

    – После отпуска познакомишься с новым директором, а я возвращаюсь к своей прежней работе. На это место я нашел вполне толкового парня, так что, думаю, проблем не будет.

    – Вы что, – возмутилась я, – бросаете меня?

    – Отдаю в хорошие руки, – заулыбался Воронцов.

    Вот гад!

    – Ладно, – я резко встала и залпом допила коньяк, – надеюсь, он будет помоложе вас, а то, когда вы ходите, раздается скрип ваших древних суставов.

    С этими словами я вышла в приемную, и тут вновь зазвонил телефон.

    – Это я, – опять сказала Альжбетка.

    – И что дальше?

    – Мама твоя ушла.

    – Я рада за тебя, за себя и за всех, кто живет в нашем доме.

    – Но Осиков-то остался!

    – А что он делает?

    – Сидит и молчит.

    – Странно...

    – Ничего странного, – вздохнула Альжбетка, – я объяснила ему, что ты у нас главная, и что, пока ты не придешь, ничто с мертвой точки не сдвинется.

    – Какая ты молодец, лучше не придумаешь! Сама сокровища затырила, а я разбирайся.

    – Анечка, милая, я прошу тебя, приходи скорее, я боюсь его, ты же знаешь, я ничего не брала!

    Анечка, Анечка... Да, меня так зовут, и что дальше?! Вечно мне приходится решать все за всех.

    И вдруг мне стало действительно жалко Альжбетку, я вздохнула, мысленно прощаясь с Воронцовым, и сказала:

    – Скоро буду, жди меня.

    – Спасибо тебе.

    – А у Сольки сколько сегодня уроков?

    – Вроде три, тоже обещала скоро прийти.

    – Вот и ладненько, не волнуйся, мы без боя не сдадимся.

    Повесив трубку, я стала собирать свою сумку. Пусть только попробует меня остановить... Заглянула в дверь Воронцова и спросила:

    – А можно будет считать, что отпуск у меня с сегодняшнего дня?

    – Нет, нельзя, – ехидно сказал Воронцов.

    – До свидания, – буркнула я, закрывая дверь.

    В душе плескались грусть и обида. Ругать за то, что я сбегаю, Виктор Иванович меня не будет, это я знаю, да и неизвестно, вернусь ли я сюда после отпуска – не хочу другого директора. Не хочу!

    Когда я вышла на улицу, зазвонил мой мобильный.

    – Что надо? – спросила я, думая, что это уже Солька.

    – Отдохни хорошо, малышка, – услышала я голос Воронцова.

    – Ладно, – вяло ответила я.

    – Сверху у тебя тоже неплохой вид.

    Я задрала голову и увидела Воронцова около окна. Милый! Махнула ему рукой, показала язык и направилась к остановке. Много ли надо нам, ненормальным, для счастья...

    Дома у Альжбетки я застала следующую картину.

    Осиков сидел в кресле с газетой в руках (откуда, интересно, у Альжбетки в квартире газета?) и совершенно бесцеремонно болтал левой ногой в воздухе, нервируя бедную хозяйку. Она теребила край скатерти, робко надеясь, что этот кошмар – все же мираж, который растает в воздухе с минуты на минуту.