Шведские остановки - Владимир Чивилихин

Кто же выступает против метро? Вязы хотели спилить совсем по другой причине. Богатые торговцы задумали встроиться со своими магазинами в станцию, и вскрышные работы сразу резко возросли. Сейчас — проект изменен, торговцы отстранены. Выход из метро несколько переместился, вязы остаются…

Ученые в последнее время все чаще отмечают вредное влияние городских шумов на здоровье людей. Да и без науки каждый горожанин знает, какое это проклятие — трамвай, когда он каждые пять минут прогромыхивает под окном. А если напротив твоего дома стоит какая-нибудь фабричонка с ревущими вентиляционными жерлами, то уж совсем беда. В беседе нужно напрягать голос, приходится прибавлять громкость телевизору или приемнику, кричать в телефонную трубку. Человеку становится трудно засыпать без таблеток, сосредоточиться над книгой. Коварство постоянного шума состоит в том, что он незаметно изнуряет организм, постепенно разрушает нервную систему и тогда, когда уровень его не превышает допустимой нормы децибелл и слух твой будто бы адаптировался.

Конечно, тишина в городе — довольно дорогое удовольствие, но на эти затраты приходится идти. Незаметно как-то, но последовательно во многих наших городах, а в Москве особенно, разбираются довоенные и дореволюционные трамвайные рельсы, на магистральные направления выходят почти бесшумные троллейбусы, развивается сеть подземок — безусловно, лучшее решение всех транспортных проблем любого большого города.

Стокгольмское метро не идет ни в какое сравнение с прославленным московским, однако оно тоже очень удобно и доступно, как и положено быть этому виду городского транспорта. Трамваи тут сняты совсем. Ради борьбы с шумом здесь пошли в свое время на значительные расходы. Многие транспортные магистрали идут вдоль набережных, с которых автомобильный шум легко сливается и растекается над водным пространством. Зеленое хозяйство города тоже очень эффективно глушит городские шумы. Мне понравилось также, что в городе почти нет высоких зданий, стоящих сплошняком. Широкие прогалины в каменных рядах открывают просторные окна, в, которые вытекают шумы. Хороши и городские транспортные развязки с виньетками путепроводов, расположенных на приличном расстоянии от окрестных зданий.

И, несмотря на то что в Стокгольме не слыхать фабричных гудков и трамвайного перезвона, что там, как и у нас, запрещены автомобильные сигналы, несмотря на шумопоглощающую зелень и водные просторы, в городе все же довольно шумно. Как ни странно, главный шумовой фон образуется из-за стремления стокгольмцев по-настоящему благоустроить свой город. Идешь по улице и вдруг слышишь отбойный рокот, будто где-то вдалеке черпает землю экскаватор или разгребает щебенку бульдозер. Рокот все ближе и громче, и вот за следующим домом видишь на газоне небольшую машинку для стрижки травы. Газонов в Стокгольме чрезвычайно много, и, чтобы держать зеленые ковры в порядке, нужно семь-восемь раз за сезон их стричь. С утра до вечера на улицах, дворах и скверах рокочут, фыркают и стреляют моторами, стрекочут режущими, устройствами компактные механические жуки, и звуки эти, не смешиваясь с другими, назойливо лезут в уши.

Во многих местах города долбят пневматическими молотками и чем-то дробят камень, и эту резкую стрельбу тоже слышно издалека.

Однако самые оглушающие звуки обрушиваются на тебя с неба. Конечно, удобная это вещь — авиация, но рев самолетов и вертолетов становится все оглушительнее, потому что растет мощность двигателей, габариты и подъемная сила воздушных кораблей. Скачкообразно увеличивается в мире и количество летательных машин. Только на гражданских аэродромах ФРГ за — последние пять лет, например, число взлетов и посадок возросло с двух до шести миллионов в год. Для густонаселенных районов это настоящее бедствие. Миллионы людей круглые сутки слышат этот ужасающий грохот над головой, внезапные пугающие хлопки и ударЫг от которых дрожат оконные стекла, болят уши, изнашивается сердце. Москвичи-то, можно сказать, счастливчики — уже многие годы они не слышат самолетов, потому что своевременно, на заре реактивной авиации, предусмотрительно и заботливо были изменены воздушные маршруты, продуманы схемы посадок и взлетов, соответственно выбраны места для новых аэродромов нашей столицы.

Лишь время от времени в бездонной глуби неба стремительно пролетит невидимый и беззвучный самолетик, оставив за собой расплывающийся, белый или бледно-розовый след.

Даже красиво с виду, и на душе вроде спокойно — ты тут занят своими делами, а тебя кто-то неслышно и незримо охраняет…

А вот в Стокгольме я жил в районе, над которым постоянно, днем и ночью, через короткие интервалы взревывали набирающие высоту самолеты. К этому грохоту я не смог привыкнуть, с трудом засыпал, встрепанно вскакивал ночами с колотящимся сердцем, и в голове по утрам шумело. Неподалеку располагался старый городской аэродром, и жителям этого района было не легче от сознания того, что преобладающие ветры дуют над городом в направлении, исключающем взлеты реактивных лайнеров над центром города. Разумеется, рано или поздно потребуются в данном случае кардинальные меры, чтобы удобство для меньшинства не доставляло неудобств большинству, но в Стокгольме же столкнулся я еще с одним ужасным шумовым загрязнением, которое познакомило меня с местным, довольно парадоксальным пониманием демократии.

Однажды ночью я вскочил от громоподобного моторного рева на улице, по сравнению с которым самолетный шум над крышей казался гудением шмеля. Уши заложило, стекла дружно задребезжали, в темноте почудилось, что со стен сыплется штукатурка. Я выглянул в окно, однако гром на колесах уже катился в сторону центра, и видны были только удаляющиеся красные огоньки да мятутциеся лучи сильных прожекторов. Проехали машино-люди, которых в Швеции называют ревущим раскатным словом — "раггары".

Днем я увидел это дикое стадо на многолюдных улицах. Оно бешено промчалось мимо, пешеходы и автомобили шарахались от него, а у меня снова, как ночью, защемило сердце.

На мощных мотоциклах со специально снятыми глушителями сидели парни в шкурах и умопомрачительных лохмотьях. Под стать водителям — немытым и нечесаным, были их спутницы, восседающие на багажниках. Мы с переводчиком подошли к полицейскому. Молодой розовый парень, улыбаясь, выслушал нас.

— Нет, я не имею права остановить их, — сказал он.

— Но ведь они, проехав среди ночи сквозь город, разбудили добрую сотню тысяч человек!

— Да, но закона нет…

— Проснулись детишки, — не уступал я. — В городе есть, конечно, и душевнобольные, и люди, внезапно пораженные инфарктом, инсультом, другими тяжелыми заболеваниями, и для них такой внезапный гром равносилен…

— Понимаю, понимаю, — перебил переводчика полисмен, улыбаясь все шире. Но ведь у нас демократия!

— Если это демократия, то что тогда?.. — Я готой был употребить какое-нибудь труднопереводимое слово, но переводчик потянул меня за рукав, видя, что полицейский совсем заулыбался. Очень веселый попался полицейский, раньше я что-то таких в Стокгольме не видел.

Помню, как в первый день пребывания здесь решили мы посмотреть смену королевского караула. Это красочное музыкальное действо собирает множество зевак — туристов, мальчишек, просто прохожих горожан. Отряд человек в сто церемониально, торжественно идет по улицам под бравурную маршевую музыку, ослепительно блистая латунными инструментами, знаками отличия, расшитыми мундирами. Несут начищенное оружие, какие-то регалии на шестах, трезубцы не то лиры с колокольчиками и еще чем-то звенящим. Лица офицеров и солдат непроницаемо серьезны, и столь же серьезны полицейские на площади перед королевским дворцом.

И вот неожиданно стал я свидетелем скандального поступка какого-то прохожего — пожилого, странно дергающегося человека в поношенной одежонке и в запыленных, растоптанных башмаках. Сдается, что это был либо непроспавшийся наркоман, либо негоспитализированный шизофреник, а может быть, и просто провокатор. Перед выходом церемониального караула на площадь он вдруг выскочил из толпы и возглавил процессию, шагая в лад музыке, вскидывая над головой правую руку и визгливо выкрикивая: "Хайль Гитлер!"

Лица полисменов оставались столь же неприступно серьезными, прохожие, казалось, были даже рады потехе, и только когда этот психодиночка отошел в сторону и, шагая мимо толпы, снова завел свое, раздались возмущенные голоса. Его окружила группа туристов из ФРГ. Какие-то седые дамы протестующе кричали "найн!", "демократишен!" и еще что-то, пытались даже достать оппонента своими легкими зонтиками. А группа молодых волосатых парней, оживленно жестикулируя, спорила подле, обсуждая, должно быть, проблему — демократично ли будет намять бока человеку, провозглашающему чересчур недемократический лозунг? Многие в толпе смеялись над редкой уличной сценкой, и только полицейские оставались невозмутимо безучастными к вопиющему нарушению традиции…