Шведские остановки - Владимир Чивилихин

Господин Перен рассказал нам, что фирма исследует возможность получения пищевого (не кормового!) белка из зеленых листьев деревьев, потому что мир испытывает острый белковый голод. *

Поучительно было бы рассказать еще о многом другом, что я увидел на "Альфа-Лаваль", только это заведет далеко от основной темы.

Загрязняют ли воздух предприятия фирмы — вот что мне тут хотелось узнать. Оказывается, нет. В Стокгольме и его пригороде Тумба работает несколько заводов "Альфа-Лаваль", выпускающих паровые котлы, насосы, молочные и промышленные сепараторы, испарители, измерительные приборы и опять же — так далее. Ни дыминки не поднимается от них. Это объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, заводы эти сборочные; первичное производство раскидано по другим районам страны.

Во-вторых, питаются они энергией, текущей по проводам с далеких и близких станций. Этим правилам следуют и другие промышленные предприятия Стокгольма, в котором давно уже не сжигаются уголь и торф, не спекается кокс, не варится целлюлоза, не плавятся руды.

И во всех кухнях стокгольмских домохозяек — электроплиты.

Истины ради следовало бы добавить, что в отопительный сезон, когда в городе начинают работать индивидуальные нефтяные печи, а замершая на зиму зелень не помогает дышать, качество стокгольмского воздуха ухудшается, что особо чуткие электронные приборы обнаруживают в пробах, взятых над центром, частицы молибдена, алюминия, магния, кремния и других элементов. Есть также в старых кварталах средневековые, узенькие, плохо продуваемые улочки, есть улицы с очень интенсивным движением, но тоже тесноватые, однако обычно воздуха в шведской столице не замечаешь, и это верный признак того, что он все же чист.

Не сказал я еще ни слова о великом благе, созданном здешней природой и здешними людьми, — стокгольмской зелени. Вековые деревья на городских площадях, улицах и набережных, скверы, цветники и газоны, лужайки и обширные луга, просторные парки, ухоженные аллеи, рощи и почти что первозданные заросли. Есть на окраинах города улицы, кварталы и целые районы, имеющие вполне дачный вид: утопающие в зелени жилища богатых, маленькие сборные домики людей среднего достатка и незнакомые пока нам одноэтажные кооперативные дома с парадными дверьми в разные стороны.

В таком доме, который шведы окрестили "Большим Змеем", живут пять-шесть семейств, и каждая имеет крохотный кусочек земли для сада-огорода или полоску берега с причалом.

В Стокгольме можно увидеть немало новых домов, окруженных соснами, бережно сохраненными при застройке, а в старых районах, где нет ни клочка свободной земли, много зданий оплетено какой-то ползучей цепкой лозой кирпича под зеленью не видно. Хорошо!

Не всегда мы по достоинству оцениваем нашего бессловесного зеленого друга. Общеизвестно, что растения производят на нашей планете кислород. А земная жизнь, в том числе жизнь человеческая, существует только потому, что зеленая растительность улавливает энергию солнца, которая претерпевает в живых организмах бесчисленные преобразования. Дерево, кроме того, поглощает углекислый газ, дает тень, осаждает на себя пыль, пригашает городские шумы, ионизирует воздух, убивает фитонцидами болезнетворных микробов, улавливает и аккумулирует некоторые вредные излучения. Благородное величие стволов и крон дает отдохновение глазу, а их безмолвие и покой лечат душу от суетливости. И есть в отношениях человека с живым деревом такое, чего он не может пока назвать словом. Мы, должно быть, инстинктивно понимаем свою зависимость от этого кроткого, беззащитного и молчаливого существа, полного бездонных тайн жизни.

Художники и философы прошлого тонко чувствовали эту нерасторжимую связь. Великий Пушкин писал: "В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество".

Знакомясь с зеленым строительством Стокгольма, я по достоинству оценил шведскую предприимчивость и расчетливость. Люди, занимающиеся озеленением города, порекомендуют для того или иного района соответствующие. древесные или кустарниковые породы, удобрения и методы ухода, привезут, посадят, польют растение и, что мне больше всего понравилось, выдадут на него гарантию: если за два года дерево не прижилось, оно бесплатно заменяется новым. Нет, не совсем прав был Киплинг, написав, что люди и деревья не живут вместе…

О людях и деревьях я со многими говорил в Стокгольме. Журналист Рольф Бернер, один из первых моих шведских знакомых, спросил:

— А вы что-нибудь слышали о "вязовой войне"?

— Нет, что за война? Шведы ведь давно не воевали.

— Ну, это было настоящее сражение! — У Рольфа воодушевленно заблестели глаза. — Знаете сквер, где стоит памятник Карлу Двенадцатому? Вот там все и произошло. Шум был на всю Швецию. Этот "вязовый бунт" сыграл роль нравственного, я бы сказал, детонатора…

Иду по Королевскому скверу. В большой эстрадной раковине только что танцевали и пели наши моряки. Советские военные корабли прибыли в Швецию с дружеским визитом, бросили якорь в центре города и неделю украшали ночной Стокгольм своей праздничной иллюминацией. Шведы толпами приходили на набережную и любовались гирляндами лампочек, очерчивающими в темноте стройные профили кораблей. А в Королевском сквере моряки дали большой концерт художественной самодеятельности, с которого я унес неожиданное и сильное впечатление. Признаться, к концертам такого рода наш зритель попривык, может быть, даже чуток набалован ими, а я тут посмотрел на шведов. Зрителей собралось тысяч пятнадцать. Боже, как они аплодировали, как приветствовали каждый номер, каким интересом и восторгом горели их глаза! И никаких признаков знаменитой скандинавской сдержанности.

Стокгольм не богат массовыми зрелищами; несмотря на постоянные гастроли знаменитых заграничных артистов и творческих коллективов, досуг многих горожан ограничивается "жевательной резинкой для глаз", то есть телевизором, пикантной киношкой, и, видно, всем тут порядочно приелись патлатые хилые хиппи с их вульгарными концертами, примитивные уличные фокусники, юные нищие с аккордеонами. И вдруг необыкновенно бодрое, живое, молодое, светлое, крепкое, с огоньком, с открытыми улыбками, лихим матросским переплясом, с завораживающими, незнакомыми здешнему уху музыкальными переборами. Здорово получилось, просто молодцы братишки!..

Моряки давно разъехались по кораблям, народ разошелся. Лишь на скамеечках Королевского сквера сидят и оживленно беседуют пожилые горожане, и мне показалось, что это они о концерте, потому что в другое время посетители этого зеленого уголка молча смотрят на деревья или внутрь себя. Старые узластые вязы источали благодатную прохладу, под ними было очень хорошо в тот теплый вечер. А прошлогодний бунт, о котором до сего дня помнит вся Швеция, начался именно из-за них.

Однажды в темный ночной час жители окрестных домов проснулись от воя бензопилы.

Вскоре послышался треск сучьев и глухой удар дерева о землю. Люди повскакивали с постелей, в панике и гневе выбежали наружу. Да, начали пилить их вязы! Бросились к телефонам и подъездам — будить знакомых и незнакомых.

Тем временем рухнуло еще одно дерево. Толпа возмущенных людей росла. Окружили пильщиков, завладели бензопилами. Прибыла полиция. Рабочие приготовились выполнять дальше предписание властей, но весь сквер заполнили горожане, стеной встали вокруг деревьев.

Утром об этом событии рассказали средства массовой информации. Несколько дней власти убеждали, настаивали и требовали. В Королевском сквере появились целые соединения полицейских. Блюстителей порядка вежливо и невежливо ссаживали с лошадей, а их собак угощали кусочками аппетитной колбасы и камнями.

Лагерь защитников вязов все рос. Люди тут ночевали, ели, читали, пели, приходили сюда на дежурства после работы и спали прямо на земле. Появились плакаты и ораторы. Шведы в принципе относятся с уважением к памяти Карла XII, того самого, что когда-то оказался юношески непредусмотрительным под Полтавой, а тут какие-то озорники влезли на бронзовый монумент воинственного короля и прикрепили к его мечу большую, двуручную пилу…

Точки зрения стокгольмцев на "вязовую войну" кардинально расходятся. Вязы мешали строить станцию метрополитена, в которой этот район города остро нуждался. И почему бы не поступиться частью зеленого убранства столицы, если это для удобства населения? Станцию метро ведь все равно строят. Так что "вязовый бунт" и шум вокруг него, говорят некоторые, пустое, никчемное дело. Им горячо возражают другие стокгольмцы. Все, мол, не так!

Кто же выступает против метро? Вязы хотели спилить совсем по другой причине. Богатые торговцы задумали встроиться со своими магазинами в станцию, и вскрышные работы сразу резко возросли. Сейчас — проект изменен, торговцы отстранены. Выход из метро несколько переместился, вязы остаются…