Сожги в мою честь - Филипп Буэн

Пауки дали много информации. Камиль Гутван отключил компьютер.

«Высокая чувиха, курившая трубку»…

Он знал лишь одну подобную особу: Антонию Арсан. Только эта сумасшедшая могла позволить себе такую крайность.

Осталось выяснить, кто были те двое и здоровый раввин.

Но удастся ли из этого извлечь толк в ближайшее время?

Глава 4. Букашка

«Между нами — никакого движения воздуха. Она ни разу сама не завела разговор, держит меня на расстоянии, обращается, как с собакой — когда обращается ко мне вообще. Мы выехали из Макона полчаса назад, а она открыла рот только затем, чтоб указать дорогу. Просто стена, могила, это отношение меня напрягает. Такое чувство, что она меня не выносит. Кто-то про меня наболтал? Не может быть, я себя не выдал, никто не знает, личное дело чистое».

— Остановись там, Милош. Поставь машину у обочины.

«А она знает слово «пожалуйста»? Нет, так же, как и элементарные правила вежливости. Во всяком случае, что касается меня. Другие имеют право на «спасибо» — иногда».

— Спасибо, Милош, не хочу останавливаться на парковке.

«Вот черт, я так и в лотерею выиграю! Я только что услышал «спасибо»? Ушам своим не верю, даже странно.

Захлопнем двери, разомнем ноги. Слава богу, хоть дождь закончился.

Так, где мы находимся? В самом сердце Божоле[3], это-то я знаю, не знаю названия поместья. Национальная трасса осталась позади. После Бельвиль-сюр-Сон Арсан попросила свернуть. И в итоге мы остановились здесь. Что и говорить, местечко великолепное. Виноградник простирается покуда видит глаз. Как сказал бы поэт: окружен деревушками, увенчан замками. Н-да, вид был бы потрясным, если бы не эта домина: каменная кладка золотистого цвета, плющ, витражи… Не то, чтобы уродлива — мне не по средствам».

— Тебе понравится местный ресторанчик, Милош, готовят здесь, как в прежние времена. Настоящая реликвия вкуса, храм, каких скоро совсем не останется.

«Да я сплю! За кого она меня принимает? Мне не по карману заплатить тут даже за одно блюдо. Я в Макдоналдсе-то прикидываю в уме цену картошки-фри, не представляю, как смог бы позволить себе здесь даже корку хлеба».

— Я угощаю, спрячь свою карту.

«Ничего себе! Неважное дело! Раньше она меня не баловала такой щедростью. Сперва «спасибо», потом приглашение в ВИП-забегаловку — что-то она темнит. У каждой медали есть и обратная сторона. Ладно, посмотрим, что к чему. А пока будем соблюдать правила игры».

— Так любезно, не знаю, что и сказать, патрон.

— Давно хотела тебя пригласить. Время у нас есть, воспользуемся им.

«Держите меня, она разыгрывает церемонии, как на торжественном приеме».

— Посмотри туда, вверх и направо, это часовня Бруйи. А дальше — Боже, резиденция Анны, старшей дочери Людовика XI. Это там звонят в колокол, начиная праздник молодого вина… Слева от тебя Клошмерль[4]. Деревни отсюда не видно, для этого нужно взобраться повыше на виноградники.

— Так Клошмерль существует не только в книге?

— И да, и нет — это местечко зовут еще Во-ан-Божоле. Так что для одного закоулка — целых два названия. И еще здесь потрясающий музей. Рекомендую посетить… Ты из Сета, если мне не изменяет память?

— Вообще-то только про тех, кто родился в Сете и там живет, можно сказать «из Сета». Остальные — приемные дети.

— Мм, понимаю… Тебе, должно быть, постоянно давали понять, что «ненормальные, которые родились не пойми где, теперь должны быть счастливы»… Это слова из песни Брассенса[5]. Подозреваю, тот знал, о чем поет: он был родом из Сета. А ты откуда родом?

— Я как раз из ненормальных — родился в Сплите, в Хорватии. Родители бежали оттуда из-за войны. Мне было пять, когда им удалось переехать во Францию.

«Гляди-ка, и глазом не моргнула, раскуривая свою трубку. Арсан — ультраправая, ее молчание меня беспокоит. Вопрос шефа меня ошеломил, и ведь она знала ответ».

— А я родилась в Париже, в худшем месте, где только можно было родиться. Для многих провинциалов Париж — пустое место, город без традиций, где живут только снобы, которые считают, что им все позволено… В детстве я от этого натерпелась.

— Как это, патрон?

— Мы переехали в департамент Эн, когда я была совсем маленькой. Мать — француженка, отец — итальянец по фамилии Капелли. Парижанка и итальяшка! Кошмар! Origine spaventosa! Ужасное происхождение! В школе я этого наслушалась! Остракизм испытала на своей шкуре! Знаю, что это такое, не тебе одному выговаривали про ненормальных, которые родились не пойми где…

«Мы получали одни и те же тычки, проливали одни и те же слезы… Мы с ней похожи: залечивали раны, пробивались, чтобы изменить свою жизнь… Это из протеста она пошла служить в полицию? Чтобы стать равной, уважаемой? Я-то поступил туда как боец Сопротивления, чтобы заткнуть рот фашистам и уличной шпане, которые испоганили мое детство».

— Слышал «Парижане — шиш в кармане»?

— Да, а еще «Живешь в Париже — придурок рыжий».

— А вот эта до кучи — «Вот парижская картина: гомосеков половина». Да, Милош, гомофобия цепко сидит в сознании глухой деревни. Облик столицы приобрел голубой оттенок. В сознании идиотов гей-парады и гей-мэр перекрасили ее в ультрамарин.

«Вот это ошарашила так ошарашила! Арсан защищает геев? Я скорее представляю себе, как она их поливает из автомата в упор».

— Пфф! Как будто и без них недостаточно ненависти. Какой вред приносят гомосексуалисты, скажи? Кому вредит их любовь? Пора уже оставить их в покое. По правде говоря, я предпочту двух голубых, любящих друг друга, гетеро-паре, где готовы горло друг другу перерезать.

«Да-да… Я бы почти поверил ей, если бы она не свернула тему».

— Почему тогда вы назвали одного парня педиком? В прошлый четверг вы орали в кабинете, у меня до сих пор в ушах звенит.

«Улыбается, посасывает трубку, пускает белое облачко».

— А, подслушиваешь под дверью? Да забудь про геев, они здесь не при чем. Для меня педик — скользкий тип: наносит удар в спину полицейскому, делает карьеру, обливая нас помоями, а мы даже не можем ответить. В том случае, что ты напомнил, речь шла о журналюге. Его статья меня взбесила, я не смогла это переварить.

«Ну, тут я теряю дар речи! Выходит, Арсан не ультраправая, а просто много орет… ей бы надо держать себя в руках перед прессой. Как к ней должны относиться газеты, расстилать красную дорожку? Она же их посылает в задницу! В конце концов, журналисты делают свое дело: сообщают то, что услышали, а слышат они только ругань в свой адрес. Что ж, не будем возражать, она меня, возможно, проверяет».

— Ладно, хватит разговоров, ресторан уже заканчивает работать, персонал будет нас проклинать.

«Она гасит трубку, убирает ее в сумку. Мы проходим в роскошный дворик. Сад во французском стиле, гравий на парковке. Ряд дорогих тачек: «порше», «мерседес», «феррари» — понятно, почему она предпочла припарковаться в другом месте. А я одет как бомж, за кого меня могут здесь принять? За жиголо мадам, на ней-то дорогие шмотки? Ну и пусть, в конце концов, мне до лампочки, войдем с высоко поднятой головой…

Интерьер под стать фасаду. Мебель из натурального дерева, вышитые скатерти, картины на стенах, убранство тянет на пять звезд. Ресторанная карта на виду, я не осмеливаюсь поднять глаза на цены. Ну же, всего один взгляд на сегодняшнее меню. Ого! Даже так? Господи боже мой! Счет достоин того, чтобы его вывесили в рамочке».

— Какая радость, Антония! Счастлив видеть тебя снова!

— Я тоже, Жюль, сколько лет, сколько зим.

«Нас встречает толстяк с улыбкой на лице. У него такой огромный живот, что Арсан перегибается, чтобы чмокнуть его в щеку».

— Не слишком поздно, чтобы поесть?

— Для тебя никогда не слишком поздно, дорогая. — Обнаруживает меня. — Вас двое?

— Да… Познакомься с лейтенантом Машеком, одним из моих помощников… — Жест в сторону пузана. — Жюль Раншон, наш хозяин, мой старый друг.

«Помощник? Слишком много чести, в ее бригаде я только подмастерье. Но Раншон, впечатленный моим званием, этого не знает».

— Так молод и успешен… Мои поздравления — вы защищаете вдов и сирот.

— Ты опаздываешь на одно действие, Жюль. Когда появляются вдовы и сироты, это означает, что преступление уже свершилось. Мы защищаем общество, занимаемся виновными.

— Это так же благородно… Идите сюда, я посажу вас у окна. Здесь открывается вид на сад, погода чудесная.

«Меня никогда не обслуживали так по-королевски, такая предупредительность — это тебе не забегаловка, где подают сэндвичи. В довершение изысканного сервиса официантка помогает мне сесть. Блондиночка, сияющая улыбка, глаза газели. Как только она отходит, патрон поддразнивает меня, тихонько кивая на нее: