Исповедь меча, или Путь самурая - Этьен Кассе

По древнему обычаю самураю делали соответствующую прическу — сакаяки: обривали у лба волосы и завязывали оставшиеся на макушке в узел — мотодори. После этого на голову юноши водружался специальный головной убор — эбоси. Сам обряд, начиная с периода Нара (710–794), назывался «какак-но сики», или «первое ношение короны». Короны Служения.

Получив оружие и пройдя через обряд, молодой буси делался свободен и независим в своих действиях: он становился полноправным членом своего сословия.

И вот тогда ему посвящали действительно настоящий праздник — тора (по-японски «тигр»). Тора, то есть тигр, становился талисманом юного самурая. Ведь тигр — это символ мужества, отваги и крепкого здоровья. Согласно древнему поверью, этот зверь обладает магической способностью оберегать человека от злых духов и страшных снов.

Поэтому торжественное шествие в честь юного самурая со звоном колокольчиков и россыпной дробью маленьких цуцуми (барабанов), в котором было множество участников в ярких одеждах, было великолепно. Тем паче что в руках самураи несли зеленые ветки с прикрепленными к ним талисманами — изображениями тигра.

После долгого и продолжительного путешествия мы наконец-то прибыли в гостиницу. Нас встретили два маленьких и казавшихся до невозможности доброжелательными японца. Они по-японски детально и досконально рассказали нам о наших номерах и технике, которая была в них. Самым трудным, как оказалось, было понять, как пользоваться… туалетом, вернее, в буквальном смысле этого слова, «космическим» японским унитазом. Другой загадкой была стиральная машина, где все кнопки обозначались японскими иероглифами, а также чайник в виде большой пластмассовой кастрюли, который автоматически поддерживал определенную температуру, в результате чего мы могли в любое время попить чайку. В общем, все было удобно, хотя и не очень понятно.

Решив отдохнуть с дороги, я включил телевизор. И понял, что японское телевидение — это нечто. Таких совершенно безумных программ и шоу я не видел еще нигде. Тебя накрывает целый поток информации, японцы в ярких и необычных одеждах и с панковскими прическами беспокойно обсуждают какие-то темы, просто ни на секунду не замолкая, устраивают шоу с переодеванием в женщин, и при этом на голубом экране постоянно мелькают огромные яркие иероглифы и анимэшные персонажи. Спокойные и уравновешенные в повседневном своем бытии, японцы на телевизионных шоу и просто в жизни — на вечеринках — вытворяют такое, что мы не делаем даже в состоянии самого сильного алкогольного опьянения.

И тут же мне вспоминается другое:

«…изгнанные из Японии миссионеры в свое оправдание и по ненависти к народу, не давшему им себя обмануть, представили японцев перед глазами европейцев народом хитрым, вероломным, неблагодарным, мстительным — словом, описали их такими красками, что твари гнуснее и опаснее японца едва ли вообразить себе можно. Европейцы все такие сказки, дышащие монашескою злобою, приняли за достоверную истину. Уверенность европейцев в мнимых гнусных свойствах японцев простирается до того, что даже в пословицу вошли выражения: „японская злость“, „японское коварство“ и прочее. Но мне судьба предназначила в течение двадцатисемимесячного заключения в плену сего народа удостовериться в противном», — писал в своих записках капитан В. М. Головнин, пробывший в плену у японцев в 1811–1813 годах.

Как различить, где реальность и где карикатура на нее?

В XVIII веке на острове Окинава жил великий мастер Чатан Яра. Зарабатывал он на жизнь переводами с китайского языка, а по вечерам преподавал боевые искусства (созданные Ярой ката — формальные упражнения — с бо и сай дошли до наших дней и носят его имя: чатан-яра-но бо и чатан-яра-но сай). И вот в один из вечеров Яра заметил у своего дома молодого человека с парой сай в руках. Молодой человек представился:

— Сирома с острова Хама Хига.

Яра же рассматривал оружие в руке Сиромы. Хорошие сай, вот только покореженные и местами ржавые. Видно, что Сирома любит использовать свое оружие, но не любит за ним ухаживать.

— Что привело тебя в мой дом, Сирома? — спросил Яра.

— Я ищу учителя, — ответил Сирома. — И я пришел к вам.

Но Яре не нужен был ученик. Он и так был слишком занят.

Сирома начал уговаривать учителя:

— Я проделал долгий путь не для того, чтобы услышать, что вы не берете учеников. Докажите, что вы сильнее меня!

В его взгляде Яра увидел вызов.

— Хорошо, — сказал он. — Я буду драться с тобой. Встретимся перед закатом на вершине холма.

И пошел домой начищать оружие. Вечером противники встретились. Они встали друг напротив друга и поклонились, как требовали правила вежливости. Сирома старался обойти вокруг Яры так, чтобы солнце оказалось у него за спиной и светило Яре в глаза. Яра понял его замысел. Известная тактика, проверенная временем. Ослепить противника солнечным лучом и сразу же нанести удар. Сирома заметил, что Яра моргает, и решил атаковать. Но вдруг увидел перед глазами яркую вспышку света. Он инстинктивно отскочил назад и попытался отодвинуться от противника. Но не успел. Холодное острие сай Яры уже уперлось ему в горло.

— Что это было? — спросил Сирома.

Яра поднял сай. Поймав луч заходящего солнца на блистающее чистотой острие оружия, он направил его на грудь Сиромы, а потом вверх — ему в глаза.

— Спасибо вам за урок, — сказал Сирома. — Я понял, что мне еще есть над чем работать.

Яра кивнул.

— Например, сегодня вечером не забудь почистить сай, — сказал он.

К чему эта легенда?[5] Да к тому, что быть самураем — это Учение и Подчинение Учителю.

В «Кодексе Бусидо» сказано:

«Мастер меча преклонных лет сказал следующее: „В жизни человека есть этапы постижения учения. На первом этапе человек учится, но это ни к чему не приводит, и поэтому он считает себя и других неопытными. Такой человек бесполезен. На втором этапе он также бесполезен, но он познает свое несовершенство и видит несовершенство других.

На третьем этапе он гордится своими способностями, радуется похвале других людей и сожалеет о недостатках своих друзей. Такой человек уже может быть полезен. На высшем же этапе человек выглядит так, словно ничего не знает. Это общие этапы. Но есть также еще один этап, который важнее всех остальных. На этой стадии человек постигает бесконечность совершенствования на Пути и никогда не считает, что прибыл. Он точно знает свои недостатки и никогда не думает, что преуспел… Совершенствование не имеет конца“».

Учитель молодого самурая пользовался громаднейшим уважением. Авторитет наставника юного буси был настолько высок, что все его приказы выполнялись беспрекословно. Популярным в среде самураев было следующее высказывание: «Родитель тот, кто произвел меня на свет, учитель тот, кто делает меня человеком». В другом изречении было сказано еще более емко: «Твои отец и мать подобны Небу и Земле, твои учитель и господин — Солнцу и Луне». А еще были требования рэй, смысл которых можно свести к следующему изречению: «Отношения между старшим и младшим подобны отношениям между ветром и травой: трава должна склоняться, если подует ветер». Учитель — это первая духовная составляющая становления психологии юного буси. То, что делал Учитель, невозможно было измерить и оценить. Его услуги были вроде бы неосязаемы и в то же время неизмеримо бесценны. За них следовало бесконечно почитать и превозносить Учителя.

Потому что Учитель дает молодому самураю нормы гири. В японском «гири» буквально означает «справедливый принцип». Произошло оно от слова «гиси» — «верный вассал, человек чести и долга, человек благородства». То есть опять все так или иначе связано с самураями. Гири — это и обязательства, и ритуал выполнения обязательств, и долг благодарности. Другими словами, это долг благородного человека. Неслучайно один из знаменитых самураев говорил, что «благородство — это способность души принять определенное решение. согласно с совестью, без колебания», а другой самурай заметил, что без понятия о благородстве «ни талант, ни наука не могут выработать характер самурая». В «Кодексе Бусидо», в третьей книге о гири, будут сказаны потрясающие вещи: «Ничто не чувствуется так глубоко, как гири. Порой даже после смерти двоюродного брата не хочется проливать слезы. Но иногда узнаешь о человеке, который жил пятьдесят или сто лет назад, о котором не знаешь почти ничего и с которым не имеешь никакого родства, и все же из чувства гири проливаешь слезы».