Небеса реальны! Поразительная история путешествия маленького мальчика на небеса и обратно - Линн Винсент

Но врач мгновенно опроверг мое предположение.

– Костыли здесь ни при чем, – сказал он. – Вызову-ка я хирурга: это по его части.

Тимоти О’Холлеран, хирург, сделал мне игольчатую биопсию. Результаты, пришедшие через несколько дней, повергли меня в шок: гиперплазия. Другими словами, подозрение на рак груди.

Рак груди! Вот те на! Сломанная нога, камни в почках, а теперь еще – неужели правда? – рак груди.

Позднее, когда другие пасторы в моем регионе узнали о всех моих несчастьях, они стали звать меня Иовом, по имени библейского персонажа, который был поражен различными, самыми немыслимыми недугами.

Хирург, как и следовало ожидать, поступил именно так, как он поступил бы в случае, если бы биопсия у женщины дала тот же результат. «Лампэктомия», – распорядился он, то есть удаление опухоли молочной железы.

Как и всякая уроженка Среднего Запада, Соня была волевой женщиной, а потому восприняла эту весть со стойким практицизмом: если хирург так распорядился – значит, нам нужно через это пройти. Мы как семья обязаны преодолеть это.

Я был согласен с нею. Но именно в это время мной начала понемногу овладевать жалость к самому себе. Во-первых, я устал скакать на костылях. Во-вторых, лампэктомия, что бы там ни говорили, явно не та хирургия, которая предназначена для мужчин. И наконец, я уже давно просил церковный совет ссудить меня деньгами в качестве взаимопомощи. И совет проголосовал за то, чтобы санкционировать эту просьбу только после того, как у меня во второй раз обнаружили камни в почках.

Вместо того чтобы, как и следует, испытать чувство благодарности, я вознегодовал: «Это что же получается? Для того чтобы получить столь мизерную помощь, нужно вначале стать калекой и быть зачисленным в раковые больные?»

Однажды ближе к вечеру моя жалость к себе действительно прорвалась и проявила себя в полной мере. Я находился в цокольном этаже нашей церкви, где у нас были оборудованы кухня, классная комната и просторное помещение для встреч нашего братства. Я только что закончил кое-какую канцелярскую работу и на костылях стал подниматься наверх. И, поднявшись на первую ступеньку, начал роптать на Бога.

– Это нечестно, – ворчал я вслух, одолевая ступеньку за ступенькой: сначала вверх один костыль, за ним другой, а потому уже и ноги. – Ради чего мне приходится страдать и пребывать в этом жалком состоянии, когда мне постоянно нужна чья-то помощь и я целиком завишу от тех, кто эту помощь оказывает?

Чувствуя себя неправедным мучеником, я наконец добрался до верхней площадки, и тут вдруг в моем сердце заговорил спокойный, тихий голос: «Ну а что ради тебя претерпел Сын Мой?»

Смиренный и смущенный, стыдясь своего эгоизма, я вспомнил слова Иисуса, сказанные Им ученикам: «Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего» (Мат. 10:24). Да, мне на долю выпало несколько тяжелых месяцев, но они ничто по сравнению с теми трудностями, с которыми борются миллионы людей во всем мире, борются каждый час и даже в эту самую минуту. Бог благословил меня, поставив меня пастырем над небольшой группой верующих, которым я должен служить верой и правдой, и вот я ропщу на Господа только потому, что эти верующие не приходят мне на помощь.

– Прости меня, Господи, – сказал я и устремился вперед с удвоенной силой, как если бы костыли вдруг превратились в орлиные крылья.

Суть дела в том, что моя церковь в лице конгрегации не только меня любит, но и служит мне – служит с помощью молитв, произносимых в специально отведенное для это время. Однажды утром в начале декабря доктор О’Холлеран позвонил мне домой и ошарашил поразительной новостью: опухоль не только доброкачественная, но и совершенно нормальная. Собственно, никакой опухоли и нет вовсе, а есть вполне нормальная грудная ткань.

– Я не могу объяснить, как и почему это произошло, – сказал он. – Биопсия определенно показала гиперплазию, поэтому мы ожидали увидеть нечто подобное и в грудной ткани, изъятой во время лампэктомии. Но ткань оказалась совершенно нормальной. Не знаю, что и сказать. Понять не могу, как такое случилось.

Я знал: раз Бог сотворил это маленькое чудо – значит, Он меня любит.

Глава 3

Молодчина Колтон

На следующий месяц с меня сняли гипс. Таким образом, преодолев страх перед раком и справившись с камнями в почках, я целый месяц опять учился ходить, сначала с помощью специальных ходунков, а затем сам – неуклюже прихрамывая, медленно и постепенно приводя в норму атрофированные мышцы. К февралю я наконец обрел некоторую самостоятельность – и как раз вовремя, ибо на первую неделю марта в Грили, штат Колорадо, была назначена встреча представителей окружного совета нашей конфессии.

– Тебе нужно развеяться, – сказала мне Соня за пару недель до встречи. – Просто развеяться и повеселиться.

И вот мы здесь, в «Павильоне бабочек». Мимо пролетела бабочка-данаида, чьи ярко-оранжевые крылья разделены черными прожилками на сегменты, напоминая витражное стекло. Я произнес про себя молитву, благодаря Господа за то, что наша поездка все-таки состоялась.

За два дня до этого, во вторник, Колтон начал жаловаться на боли в животе. К этому времени я был уже в Грили, а Соня преподавала в первом классе средней школы в Империале. Не желая обременять школьную администрацию, которой пришлось бы подыскивать ей замену в случае, если бы она сидела с больным сыном, Соня попросила свою старую подругу Норму Даннут присмотреть за Колтоном у нее дома, пока она не вернется с работы. Норма, которую наши дети обожали и которая была для них «любимой тетей», естественно, согласилась. Но в полдень она вдруг позвонили Соне на мобильный телефон и сообщила, что Колтону сильно нездоровится. У него температура, его трясет, и он все утро, укрывшись одеялом, пролежал на диване, почти не двигаясь.

– Он говорит, что мерзнет, но при этом страшно потеет, – сказала Норма (она была явно встревожена) и добавила: – Весь лоб покрыт крупными, величиной со слезу, каплями пота.

В это время пришел домой муж Нормы, Брайан. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что Колтон в самом деле болен и что его следует немедля отвезти к врачу. Соня сообщила мне эту новость по телефону, и я тут же понял, что наше праздничное путешествие в честь окончания полосы невезений, травм и болезней не состоится… из-за болезни.

Соня отпросилась с работы, забрала Колтона и отвезла к врачу. Там выяснилось, что у мальчика просто так называемый желудочный грипп, или гастроэнтерит, который в то время ходил по городу. Всю ночь вопрос с путешествием – поедем или не поедем – висел в воздухе. Отдельно друг от друга (я в Грили, а Соня в Империале) мы молились о том, чтобы Колтону стало лучше и чтобы наше путешествие состоялось, и на утро мы получили утвердительный ответ: да!

За ночь температура у Колтона упала, и после полудня в пятницу он снова был таким же, как и раньше. Соня позвонила мне и сказала:

– Мы выезжаем!

И вот мы в «Павильоне бабочек». Соня посмотрела на часы. Мы договорились встретиться сегодня вечером со Стивом Уилсоном, пастором веслианской церкви в Грили, и его женой Ребеккой и вместе поужинать, а дети к тому же хотели поплавать в гостиничном бассейне. Шанс поплавать в бассейне в марте месяце у нас в Империале равен нулю, поэтому они не хотели упускать столь редкую возможность.

– Ну что ж, – сказала Соня, – вероятно, нам стоит вернуться в отель.

Я посмотрел на нее, а потом на Колтона.

– Эй, приятель, пора уходить. Ты по-прежнему уверен, что не хочешь подержать Рози? – спросил я. – Последняя возможность получить наклейку. Что скажешь?

Эмоции сменялись на лице Колтона подобно солнцу и облакам на быстро перемещающемся погодном фронте. Даже старшая сестра и та позволила себе немного подтрунить над его страхами. Я наблюдал за Колтоном и видел, как его зрачки сузились, а челюсти плотно сомкнулись: он хотел получить эту наклейку во что бы то ни стало.

– Так и быть, – сказал он. – Я ее получу. Но только чтобы все было сделано быстро.

Решение было принято, и мы двинулись всей гурьбой назад, в инсектарий. Я подошел к смотрителю и сказал:

– Это Колтон. Он хочет попытать счастья.

Смотритель улыбнулся и наклонился к моему сыну:

– Ну что, Колтон, готов?

Неподвижный и одеревеневший как бревно, сын вытянул руку и подставил ладонь, а я наклонился и взял ее в свою, чтобы она не дрожала.

– Все очень просто, Колтон, – сказал смотритель, – проще и некуда. Только не сгибай ладонь, держи ее прямо и стой тихо. Рози очень добрая. Она тебе не сделает больно.

Смотритель поднял руку, и Рози осторожно перебралась из нее на ладонь Колтона, а затем обратно в руку смотрителя, ни разу при этом не замедлив своего движения. И когда смотритель вручил Колтону желанную наклейку, мы радостно захлопали и закричали. Он преодолел свой страх и одержал важную для себя победу. Этот момент стал настоящим лакомым украшением этого грандиозного дня – подобно сахарной глазури на торте.