Небеса реальны! Поразительная история путешествия маленького мальчика на небеса и обратно - Линн Винсент

– Что-то мне расхотелось брать этого паука, – сказал он.

– Хорошо, – ответил я. – Расхотелось, так расхотелось.

– А наклейку получить можно?

– Увы! Для этого нужно взять в руку паука. Кэсси взяла. Ты тоже можешь взять, если захочешь. Хочешь подержать? Хотя бы секунду?

Колтон посмотрел на паука, затем на сестру, и я увидел, как в его глазах заиграли чертики: Кэсси ведь смогла! И паук ее не укусил!

Наконец он решительно затряс головой:

– Нет, держать не хочу. Но получить наклейку хочу!

В этот момент Колтон напомнил мне того младенца, каким он был в двухмесячном возрасте – робким и пугливым, и это при том, что он твердо стоял на ногах и знал, чего хочет.

– Единственный способ получить наклейку – взять в руку Рози, – сказала Соня. – Ты уверен, что не хочешь этого?

Вместо ответа Колтон схватил мать за руку и стал тянуть ее прочь от смотрителя.

– Нет, я хочу посмотреть на морскую звезду.

– Ты уверен? – спросила Соня.

Отчаянно кивая головой, Колтон быстро направился к выходу.

Глава 2

Пастор Иов

В следующем помещении мы обнаружили длинный ряд аквариумов, долженствующих изображать «внутреннюю зону приливов». Мы бродили среди живых экспонатов, разглядывая морских звезд, моллюсков и анемоны, сильно смахивавшие на подводные цветы. Кэсси и Колтон охали и ахали, погружая руки в созданные человеком искусственные водоемы и дотрагиваясь до обитателей морей, прежде ими не виданных.

Затем мы переместились в просторный атриум, заполненный до краев буйной растительностью тропических лесов, со свисающими вниз гроздьями винограда и ветвями, возносящимися к самому небу. Я снимал на камеру пальмы и экзотические цветы, словно сошедшие сюда со страниц сказочных книг, которые мы читали Колтону. А вокруг нас непрерывно кружились и порхали сонмы разноцветных бабочек.

Пока дети изучали всю эту тропическую растительность, я мысленно вернулся в прошедшее лето. Тем летом – как, впрочем, и каждый год – мы с Соней играли в софтбол в студенческой лиге. Обычно мы завершали турнир в первой пятерке, хотя играли за команду «старичков», то есть людей, кому было далеко за двадцать, побеждая команды, укомплектованные учащимися колледжей. По иронии судьбы семимесячные испытания для нашей семьи начались с травмы, которую я получил в последней турнирной игре сезона 2002 года. Я играл в центре поля, а Соне досталась позиция ровера в внешнем поле (аутфилде). В ту пору Соня уже защитила степень магистра по библиотечному делу и казалась мне еще более прекрасной, чем в то время, когда она, юная первокурсница, гуляла во дворе Веслианского колледжа в Бартлсвилле.

Лето шло на убыль, но летний сезон был в самом разгаре: жара была такая, что вся природа буквально томилась по дождю. Мы находились в 20 милях от Империала, в поселке Ваунета, куда приехали для проведения повторного отборочного матча. Близилась ночь; мы давно уже вышли за рамки отведенного времени и завершали матч в сине-белых лучах прожекторов.

Я не помню, какой был счет, но помню, что игра подходила к концу и мы вели. Я сделал дабл и переместился на вторую базу. И тут наш бэттер принял подачу и нанес такой удар, что мяч взлетел высоко в воздух и опустился на траву в центре поля. Я понял, что это мой шанс. Пока игрок внешнего поля бежал к мячу, я со всех ног бросился к третьей базе.

Я чувствовал, что мяч изо всех сил пустили обратно и он летит во внутреннее поле (инфилд).

Наш тренер, дежуривший у третьей базы, носился как безумный, крича: «Падай и скользи! Падай и скользи!»

Адреналин взыграл, я со всего маху хлопнулся на землю и почувствовал, как мое левое бедро со свистом взрывает красноватую землю. Игрок другой команды вытянул руку в перчатке навстречу мячу и…

Хрясть!

Звук сломавшейся ноги был таким громким, что я подумал было, что о нее стукнулся мяч, прилетевший с внешнего поля. Голень и лодыжку прожгла огненная боль. Я перевернулся на спину, скорчившись, как эмбрион, и подтянул колено к животу. Боль была немилосердной; я только помню, как небольшое пространство земли вокруг меня заполнилось мельтешащими ногами, а затем озабоченными лицами – это прибежали ко мне на помощь два санитара из медицинской службы команды.

Я смутно помню, как примчалась Соня, чтоб посмотреть, что случилось. По выражению ее лица я понял, что моя нога вывернута так, что естественным ее положение никак не назовешь. Соня отступила назад, давая возможность нашим игрокам оказать мне помощь. Затем, проделав 20 миль на машине «скорой помощи», мы добрались до больницы, где мне сделали рентген; снимок показал, что у меня тяжелый двойной перелом берцовой кости. Короче, я сломал лодыжку в двух местах, и перелом, по словам доктора, был «спиральным», то есть выглядел по обоим краям как режущий край пёрки. Фактически лодыжка переломилась пополам. Возможно, именно ее треск я и услышал. Потом мне рассказали, что звук сломавшейся кости был таким громким, что люди, сидевшие у первой базы, тоже его слышали.

Вот этот звук теперь и звучал в моей голове, пока мы с Соней смотрели, как Кэсси и Колтон носятся перед нами по атриуму. Они остановились на маленьком мостике, переброшенном через искусственный пруд, и, переговариваясь и тыча во что-то пальцами, глядели на рыбок кой – японских декоративных карпов. Вокруг нас кружили тучи бабочек, и я уткнулся в брошюру, купленную у первого стенда, пытаясь разобраться, какую из них как зовут. Тут были синие «морфы» с крылышками темно-аквамаринового цвета, черно-белые «бумажные змеи», порхавшие медленно и плавно, словно свежеотпечатанные листочки, плавно кружащие в воздухе, и «солнечники» – тропические бабочки с крыльями цвета спелого манго.

В этот момент я был счастлив как никогда, счастлив тем, что могу наконец ходить не хромая. Помимо нестерпимой боли, несчастье, приключившееся со мной, имело и более ощутимые последствия – финансовые. Тяжело, знаете ли, подниматься и спускаться по лестнице во время монтажа гаражных дверей, таща на ноге десятифунтовый гипс, да еще когда не сгибается колено. В силу этого наш банковский счет быстро и стремительно пошел на убыль. На нищенское жалованье рядового пастора особо не проживешь, и то, что нам удалось отложить, улетучилось за считанные недели. Не говоря уже о том, что доход от нашего частного предпринимательства снизился почти вдвое.

Недостаток денег причинял еще большую боль, чем нога. Раньше я подрабатывал пожарным-добровольцем и тренером по спортивной борьбе в местной средней школе, но теперь из-за сломанной ноги о такой подработке приходилось только мечтать. Воскресные дни тоже стали обузой. Я ведь из категории тех пасторов, которые, читая проповедь, расхаживают перед паствой взад и вперед. Нет, я не принадлежу к тем священнослужителям, которые доводят прихожан до экстаза, так что те катаются по полу, и не мечу громы и молнии на их головы, грозя им адскими муками, но и не отношусь к велеречивым и сладкоголосым священникам в ризах, совершающим литургию по церковным требникам. Я по призванию сочинитель и рассказчик, а чтобы рассказывать истории, мне необходимо двигаться. Теперь же мне приходилось читать проповеди, сидя на одном стуле и положив на второй загипсованную ногу, которая торчала, как корабельный кливер. Просить меня сидеть, произнося воскресную проповедь, все равно что просить итальянца что-то рассказать, не прибегая к языку жестов. Но, пока я боролся со всеми этими неудобствами, вызванными полученной травмой, я и не подозревал, что эта была лишь первая из костяшек домино, которым предстояло вскоре упасть.

Однажды утром в октябре, примерно в то самое время, когда я взял себе за привычку расхаживать туда-сюда на костылях, я вдруг почувствовал в районе поясницы тупую колющую боль. Я тут же понял, в чем проблема: камни в почках.

У меня уже были подобные проблемы, и первый камень, который у меня извлекли хирургическим путем, был шестимиллиметровой длины. На этот раз, после серии проб и тестов, врачи посчитали, что камни невелики по размеру и спокойно выйдут обычным путем. Я не знаю, хорошо ли это для меня или плохо, но они выходили три дня. Помнится, однажды я так прищемил себе задней дверью машины средний палец, что чуть было не обрубил его. Но та боль по сравнению с этой была просто пустяковой. Даже сломанная в двух местах нога и то не болела так сильно.

Но я выжил.

В ноябре – в эту пору исполнилось три месяца, как я расхаживал на костылях, – меня пригласили на врачебный осмотр.

– Нога срастается правильно, но гипс снимать пока еще рано, – сказал ортопед. – Больше вас ничего не беспокоит?

Еще как беспокоит. Мне было немного боязно заводить об этом разговор, но на левой стороне груди, прямо под соском, у меня появилась какая-то опухоль. Я правша и потому, когда писал (а писал я много), в основном опирался подмышкой на левый костыль, вот я и подумал: может быть, именно седловина костыля, о которую я многие недели терся грудью, и вызвала под кожей это раздражение, своего рода подкожную мозоль.