Слёзы Шороша - Братья Бри

Вуд замолчал. Стиснув зубы и закрыв глаза, он переждал прихватившую его боль…

– Но однажды терпение лопнуло. Робби, Роберт Флетчер, случайно увидел, как младший Торнтон копается в грунте, отбрасывает в сторону камни. Он так увлёкся, что даже не заметил Робби. Робби рассказал об этом Дику, мне и Эдди. Мы все подумали, что художник наткнулся на железо. Решили проверить. Он увидел нас, когда мы были в тридцати ярдах от него, и сразу же побежал к лесу. Дик сказал, что сам приведёт его, и бросился вдогонку. Вернулся, когда уже стемнело. Он его потерял. Так он и сказал… Искали его весь следующий день. На другой день решили позвать спасателей. Было не до железа – лагерь свернули. Эдди остался со спасателями. Но всё напрасно – художничек как в воду канул. Эдди пришлось обратиться в полицию – всех стали дёргать. Дик попал под подозрение. А через три месяца ваш Торнтон, будь он неладен, объявился сам.

– Господин Вуд?..

– Эшли, просто Эшли.

– Скажите, Эшли, что же нашёл тогда Феликс Торнтон. Почему он побежал от вас? – спросила Кристин.

– Эдди сказал, какую-то редкую монету. Позже художничек продал её богатому коллекционеру. Очень дорого. На своих картинках столько, думаю, он бы никогда не заработал. Вот и всё, что я знаю… Мне лекарства надо принять. И так просрочил.

Резко оборвав беседу, Вуд не желал обидеть Кристин и Дэниела – боль пережёвывала его тело, не оставляя ему сил на ответы.

Глава четвёртая

«Власть слов и слёз»

Девятнадцать лет назад.

С тех пор как мальчик подружился с художником, жизнь его стала интереснее и легче, а места для него самого в ней – чуточку больше. Ненавистная школа не исчезла по мановению волшебной палочки и не отделалась от привычки откусывать наиболее оголённые кусочки его «я». Но мальчик учился, как подсказал художник, «плевать на фасад, если вывеска на нём не позволяет плюнуть в рожу за ним». Улица, на которой прежде он искал спасения от одиночества, но находил много других своих слабостей, больше не манила его.

Мальчик и художник проводили много времени вместе. Мо почти каждый день обедал у Ли. Они, как равные, сидели за столом и беседовали о том, что попадало в эту минуту на язык. Пищу плотскую готовила и подавала молодая женщина, по имени Сэл, которая никогда не вмешивалась в их разговоры. По вечерам Мо и Ли прогуливались по аллеям парка. И во время таких прогулок они говорили о том, что душе Мо или душе Ли вдруг удавалось подсмотреть и украсть из мрака. Потом Мо шёл к себе домой, в небольшую квартиру, где его ждала мать, а Ли звонил в свою дверь, которую открывала Сэл.

Нередко Ли приглашал Мо в свою мастерскую. Он часами писал свои картины. А мальчик усаживался в крутящееся кресло, которое было доставлено сюда специально для него, и которое Ли назвал «точкой преломления», и наблюдал. На его глазах зарождался и жил какой-то другой мир: он начинался с отдельных штрихов или мазков, которые таинственным образом превращались во взор. И взор этот начинал испытывать мальчика, и он догадывался, что взором управляет невидимая душа. Порой через несколько дней работы на холсте появлялось то, чего Мо не мог объяснить себе словами, то, чего он никогда не видел в реальной жизни и не мог вообразить, но что обладало какой-то живой силой, от которой по всему его телу бежали мурашки.

Больше всего Мо нравилось, когда Ли рисовал, как он сам называл их, быстрые портреты. Во время этого занятия художник всегда общался с мальчиком.

– Мо, как ты думаешь, кто это? – Ли показал на только что законченный им портрет.

Мальчик какое-то время изучал изображённого человека, пытаясь зацепиться за что-то такое, что могло бы подсказать ответ.

– Я помогу, – сказал Ли. – Тебе нравится это лицо?

– Я как раз хотел сказать, что у него неприятное лицо, – поспешил признаться Мо, уловив, что он на правильном пути. – Это видно по его глазам…

Мо снова задумался.

– Как он смотрит? – спросил Ли.

– В зеркало! В зеркало, да?! – воскликнул Мо после короткого подсознательного поиска.

– Браво! Хотя на портрете зеркала, как ты видишь, нет. Его вообще нет в пространстве, где находится этот человек.

– Как? – озадачился Мо.

– Как? Он любуется собой – вот где собака зарыта. Но не собственным носом, пялясь в зеркало. Он любуется собой внутренне. Собой как героем собственного действа. Заметь: не кто-то другой любуется им – устремлённых на него глаз он даже не замечает в эту минуту. Он всецело поглощён собой. Ты что-то хотел сказать?

– Рот у него какой-то… противный, – морщась, сказал Мо.

– Уточни, если можешь.

– Как будто у него что-то во рту. Может быть, он ест. Но это выходит у него как-то… – Мо запнулся, не найдя подходящего слова.

– Ты правильно сказал… Итак, глаза и рот. Глаза, которые наслаждаются. И рот, который не может остановиться, хотя, по некоторым признакам, он слишком увлёкся и ему пора это сделать. Вот, посмотри на уголки рта: эта прилипчивая пена – непременный спутник излишества в загрязнении воздуха словами. И теперь мы смело можем ответить на мой первый вопрос: кто этот человек. Я называю его и подобных ему словом «лектор». Нет, совсем не обязательно ему читать лекции в университете или на собраниях «зелёных». Тот, кто читает лекции, может вовсе не быть моим лектором. Мой лектор – своего рода маньяк. И ты верно подметил: он ест, точнее, жрёт. Он истязает того, кто вынужден по какой-либо причине терпеть его и ждать, пока он не закончит свою лекцию… А ты молодец, Мо: раскусил парня…

Той осенью Мо услышал от своего друга Ли странную историю, многого в которой не понял. Но он был единственным человеком, которому доверился художник. Предваряя своё повествование, Ли так и сказал:

– Мо, ты, конечно же, испытал хоть раз в жизни, как нелегко и неинтересно прятать в себе какой-то секрет долгое время, прятать до тех пор, пока он не начнёт тускнеть и плесневеть. Сегодня у меня такое настроение…

При этих словах у мальчика загорелись глаза: он понял, что сейчас Ли откроет ему какую-то тайну, настоящую тайну.

– Сегодня у меня такое настроение, что хочется поделиться тем, что уже много лет остаётся моим самым большим секретом… И хорошо, что у меня есть ты…

Ли погрузился в себя. Потом сказал:

– Ну, слушай. Это было одиннадцать лет назад. Четверо охотников за удачей отправились в экспедицию. Они искали железо – так они говорили о своём метеоритном промысле. Вдалеке от цивилизации мне нужна была страховка, и я примкнул к этим четверым, потому что одним из них был мой брат. Я не искатель железа. Я мечтал поработать на природе, там, где ничего не подрисовано человеком и поменьше самого этого человека. И этот случай подвернулся… Мне повезло: я рисовал жизнь камней… их лица, гримасы. Я пытался понять их душу. Мне повезло: там было много камней. Они немногословны, но, как никто другой, умеют позировать… Я ничего не искал. Это нашло меня само. Позвало меня к себе. Притянуло меня. И когда я высвободил это из земли и прикоснулся к этому пальцами, я понял, что это прикосновение, этот миг не что иное, как точка отсчёта моей истинной судьбы, которая возвышается над призванием, над талантом.

В Мо раскалялось желание спросить, о чём, о какой вещи говорит Ли, но он не смел: Ли был бледен и страстен, рассказывая о своём секрете.

– Этот миг не что иное, как приобщение к некой силе. К некой вселенской силе, которая даёт тебе власть, делится с тобой величием… И когда импульсы этой силы на кончиках твоих пальцев, на твоей ладони, ты ещё ничего не понимаешь. Ничего не понимаешь! Но в первые же мгновения ты чувствуешь это! Чувствуешь, что ты не такой, как все! Чувствуешь, что ты над всеми!.. Я побежал… Я бы не отдал свою находку, чего бы мне это ни стоило. Скорее, я убил бы их. Я бежал. Долго. Я не чувствовал усталости. То, что было в моей руке, придавало мне сил. Я бежал, пока не погрузился во тьму. Во тьму леса. Во тьму ночи. Дальше идти было невозможно. Я натыкался то на грубость деревьев, то на неизвестность черноты. Мне стало холодно. Изнутри издевался голод. Я не знал раньше, я просто не думал о том, что отчаяние берёт верх над тобой так скоро. В какой-то момент я не выдержал… и заплакал. И то, что было в моей руке, снова позвало меня. Я поднёс это к лицу: мне хотелось увидеть это. Я стал перебирать пальцами и крутить это в руке. И сам я поворачивался то в одну, то в другую сторону в поиске струйки света, которая смогла бы оживить мои чувства. Я вглядывался и вглядывался. В какой-то момент мне показалось, что я увидел выход из тьмы. И я шагнул туда. Но силы оставили меня, я потерял сознание… Очнулся от какого-то прикосновения. Надо мной стоял человек. Было светло. Трава обнимала меня.