У ворона два крыла - Кира Измайлова

— Интересный у тебя отец, — задумчиво сказал Том, когда мы прикончили роскошный пудинг и пошли пошататься по окрестностям.

— Обычный, — пожала я плечами.

— Это мама обычная. А он — не тот, за кого себя выдает.

— Понятное дело. Выдает он себя за маггла, а сам…

Том только усмехнулся.

— Внешность у него характерная, — сказал он. — Кое на каких портретах я видел похожих людей.

— Том, прекрати! — рассердилась я. — Этот волшебный мир — чертовски тесное местечко, тут все друг другу родня. И учитывая то, что папины родственники учились в Хогвартсе, логично, что они могут мелькать на картинах! И то, что он похож на предков, тоже понятно.

— Молчу, — развел он руками, а я дулась всю обратную дорогу.

Ну да, сложением я похожа на маму — невысокая, крепкая. А папа рослый, худой, широкоплечий брюнет (вернее, уже почти седой) с резким профилем. Темные глаза и волосы, да и черты лица (не особенно красивые для девочки, но тут уж ничего не поделаешь) явно достались мне от него. Что в этом необычного? Кстати, подумалось мне, вот у папы профиль точно вороний, забавно!

Что самое интересное, вечером папа сказал мне почти то же самое:

— Очень знакомое лицо у этого твоего приятеля.

— Папа, ну хоть ты не начинай! — взмолилась я. — Ясное дело, знакомое, он по матери Гонт, ты наверняка какие-то портреты дома или в книгах видел!

— А, та история… — протянул он, и я вцепилась в него клещом:

— А что там случилось? И, кстати, откуда ты знаешь?

— Ну ты ведь наверняка догадалась, что связи с тем мирком я полностью не терял? — усмехнулся он и закурил.

— Конечно. Мало ли, что ты маме сказал, она к волшебным книгам и притронуться боится, а я-то вижу, что новые появляются. Присылает кто-то, да?

— Да. Мы с родней хоть редко, но переписываемся. Ну и я знал, что тебе это пригодится.

— Ты что, был уверен — я стану волшебницей? — нахмурилась я.

— Я надеялся, — лаконично ответил он, дымя трубкой, чуть повернул голову и стал похож в профиль на Шерлока Холмса. — Такие случаи бывали, пусть и редко, потому что желающих выйти замуж за сквиба или жениться на такой девушке днем с огнем поискать, если только среди совсем отчаявшихся. Но бывало, что у двух сквибов появлялись достаточно одаренные дети. Наследственность — штука занятная, — добавил он. — Но тебе пока рано вникать, я сам едва разобрался в этих генах, аллелях и хромосомах. Образования недостаточно.

— Так что случилось-то? — потеребила я.

— А ты уверена, что этично пересказывать такое?

— Том очень хочет узнать, что случилось перед его рождением, — сказала я. — И найти отца. В глаза, так сказать, посмотреть. Вообще-то он догадывается, что случилось, но если ты что-то добавишь…

— Так может быть, лучше позвать его сюда?

— Не надо, — подумав, решила я. — Если там что-то вовсе уж гнусное, я не стану ему говорить.

Папа кивнул, уселся поосновательнее и произнес:

— Учти, это сплетни и слухи, до меня, как ты понимаешь, донеслись только отголоски… Суть в том, что мисс Гонт вышла замуж за маггла Риддла, что само по себе поступок вопиющий по меркам чистокровных, и семья отреагировала предсказуемо. Хуже того, ходил слух, будто она опоила его любовным зельем и поила все годы брака. Ну а когда она оказалась в положении, то почему-то перестала это делать. Риддл прозрел, обнаружил, что женат невесть на ком, и мгновенно испарился. Не знаю уж, каких моральных качеств был этот человек, но, сама понимаешь, бросить глубоко беременную жену без средств к существованию… — папа развел руками. — Родня ее не приняла, из дома попросили вон, как только закончились деньги, вот и все. А умерла она, значит, в сиротском приюте… Ну как, достаточно гнусная история?

— В общем, — сказала я, — до всего этого мы и додумались. Кроме любовного зелья, но это уже детали. Спасибо, папа. Другое дело, что найти этого Риддла нереально.

— Да уж, ищи иголку в стоге сена. Подозреваю, он мог махнуть куда угодно, лишь бы подальше от жены. Особенно если узнал, что она волшебница. Многие люди этого боятся как огня. Вон как твоя мама.

— Хочешь сказать, она меня боится? — нахмурилась я. Еще не хватало!

— Опасается. И правильно делает: ты еще в ум не вошла, можешь случайно что-нибудь отчудить. Но я вовремя провел с ней воспитательную беседу, и она почти успокоилась.

— Ну тогда ладно, — вздохнула я, и мы немного посидели молча.

Том, скорее всего, торчал в своей комнате над книгой, которых, как я теперь могла оценить, у папы было не так уж мало для сквиба. Только задать вопрос напрямую я так и не отважилась. Все равно вряд ли бы он ответил правду.

— Тебе этот мальчик нравится? — спросил вдруг папа.

— А? — очнулась я. — Ну… с ним, во всяком случае, не скучно. Вечно он изобретает что-то несусветное, за ним глаз да глаз! То чары у него беспалочковые, то людей он заставляет что-то делать, то зелья сам наладился составлять, то летать он без метлы собрался, то жить вечно…

— Гхм… — папа поперхнулся дымом и закашлялся. — Недурные амбиции для мальчишки его лет.

— Ну, первые три вещи у него уже неплохо получаются, — буркнула я и папа закашлялся вторично. — Я же говорю, только и знаю, что его одергивать. Да он и сам понимает, что не надо раньше времени демаскироваться, к нему и так кое-кто проявляет нездоровый интерес.

— Кто?

— Профессор Дамблдор, — ответила я и отшатнулась, таким пугающим сделалось лицо отца.

— Передай, пожалуйста, своему другу, — медленно выговорил он, — что никогда никому еще не приносил ничего хорошего интерес Дамблдора.

— Он и сам понимает, — пожала я плечами. — Он же приютский, у него чутье на неприятности. А ты что-то знаешь, папа, верно?

— Слышал несколько историй, и даже из первых уст. Но тебе о них знать не нужно. Проговориться ты, может, и не проговоришься, но легилименции никто не отменял.

— Чего?

— Чтения мыслей.

— А, вот чем Том балуется, — сообразила я. — Надо ему сказать, как это называется.

— Погоди, чем он балуется? — нахмурился отец.

— Ну, мысли читает. У преподавателей пока не может, а у однокурсников — запросто, если поднапряжется. У обычных людей тем более. Сколько раз я ему говорила: не лезь ко мне в голову, мало ли, о чем девчачьем я думаю! Хулиган.

— Раз так… — протянул папа, — наверно, ему и окклюменция будет по силам. Это защита разума от других таких чтецов. И тебе это не повредит.

— Займемся, — понятливо кивнула я.

— Займись, Томми, и подумай над тем, что это хорошая партия, — усмехнулся вдруг он. — Прямой потомок Слизерина, надо же…

— Так и ты из хорошей семьи.

— А я тебе о чем толкую? Правда, об этом вам еще думать рано, но вот дружить с ним, думаю, небесполезно. Не вздумай рассориться, потом пожалеешь, да будет поздно. И еще… — он начал выбирать трубку, — когда вы подрастете, почти наверняка хоть мимолетно, да влюбитесь в других. Вот это оговорите заранее. Дружба дружбой, но из-за такого случались трагедии. Слово за слово, смертельная обида, дуэли… Словом, ничего хорошего. А нужно было просто вовремя поговорить.

— Я поняла, — протянула я. Даже у камина почему-то было зябко. — Папа, а его ведь летом наверняка снова попытаются запихнуть в приют…

— Да пусть едет с нами на ферму, — усмехнулся отец, прекрасно поняв, на что я намекаю. — Поможет, там еще одни руки лишними не будут. Заодно воздухом подышит, а бабушка Марта его откормит, а то его напросвет видать даже после полугода хогвартской кухни.

— А ты откуда знаешь, какая там кухня?

— От братьев и прочих родственников, — спокойно ответил он, и я окончательно уверилась в мысли о том, что правды он мне не скажет. — Иди к своему приятелю или к маме, мне подумать нужно.

Том, как я и предполагала, сидел, вернее, лежал над книгой.

— Я узнала три вещи, — сказала я, сев рядом. Он поднял голову. — Первая — всё, что ты рассудил насчет истории твоей матери, совершенно верно, только там еще одна деталь есть: она твоего отца поила любовным зельем. А когда он очнулся, то сбежал. Где и как его искать, неизвестно, может, у него вообще уже другая фамилия. Взял, женился, поменял, как мой отец, и ищи ветра в поле.

Том сел и нахмурился.

— Ясно… Ну, быть может, когда-нибудь я на него все-таки наткнусь, — проговорил он. — Мало ли, какие чудеса случаются.

— Вторая — то, что ты именуешь чтением мыслей, назвается страшным словом «легилименция», а есть еще защита мыслей — «окклюменция», и папа настоятельно рекомендовал тебе ею заняться.

Том выразительно приподнял брови.

— Что касается третьего, то оно неразрывно связано со вторым: папа предупредил, что интерес Дамблдора никогда никого не доводил до добра. Подробности выдавать отказался, но и так, по-моему, понятно. И нет, Том, не смотри так… — Я помолчала и все-таки созналась: — Я давно подозреваю, что папа вовсе не сквиб. Но напрямик спросить боюсь. Не знаю, какие скелеты могут выпасть из шкафа. И если даже он скажет правду, и она окажется… неприятной, как мне потом быть?