Внедрение - Андрей Константинов

Сержант что-то буркнул в ответ, но что именно, разобрать было трудно, так как на лестнице сделалось вдруг как-то сразу очень шумно от топота множества ног, шума открывающихся дверей в квартирах соседей Дениса, каких-то женских причитаний, трезвона мобильных телефонов, ругани и множества других звуков, сопровождающих в таких случаях появление сотрудников милиции. Штукин не чувствовал даже раздражения. На него навалилось тупое равнодушие, он встал, стараясь не наступать на тех, с кем еще совсем недавно разговаривал и смеялся. Зашатавшись на одной ноге, Валера уперся в стенку лифта рукой – и в ладонь впился острый кусочек пластмассы, торчавший из пулевого отверстия.

– Ебтыть! – ругнулся Штукин, не удержался на одной ноге и снова сполз вниз. Он уселся прямо на труп Муллы.

– Нас достанут или да?! – заорал Денис. – Мне еще в ад рановато! Эй!! Люди!!!

– Ты кто? – спросил, очевидно, Дениса уверенный голос из-за двери. Судя по уверенности, это был старший офицер.

– Кто я – я знаю! А вот ты – кто?! – гавкнул, срываясь, Волков. Его начал бить нервный озноб, видимо, пришел наконец-то страх от всего случившегося.

Ответ из-за двери был таким же раздраженным:

– Начальник отдела Баранов! Достаточно?!

– Повезло. Наконец-то повезло, – чуть не всхлипнул Денис умиленно, а Штукин вдруг заржал в голос. Волков глянул на него и тоже засмеялся – каким-то диким, булькающим смехом. Они смеялись и никак не могли остановиться.

– Смешливые попались! – крякнул все тот же голос – судя по всему, этот Баранов прижимался к дверям, пытаясь вглядеться в пулевые пробоины.

– Ой, – утер наконец-то слезу Денис. – А ты ведь, друг, долго начальником отдела-то не пробудешь!

Штукин снова попытался встать, и от этого движения голова Муллы странно завалилась набок. Единственным уцелевшим глазом голова смотрела прямо на Валерку.

– Да что ты? – ухмыльнулся невидимый сотрудник. – Никак меня опять увольнять собрались?!

– Куда мне, сирому, – хрюкнул Волков. – Ты сам посуди, какие подписи на документах ставишь: начальник отдела баранов… Это ж ни за что ни про что – весь отдел животноводческим становится… Твое ж начальство опомнится и все исправит.

– Ты посмейся, посмейся, мил человек! – огрызнулся уязвленный Баранов. – А потом, глядишь, и вместе посмеемся…

Волков повернул голову к Валерке и прошептал:

– Этого Баранова – хрен уволят. А вот тебя – точно. Не в той компании тебя недострелили.

– Есть такое дело, – также тихо откликнулся Валерка, шаря в карманах Оси в поисках сигарет. – А я-то надеялся карьеру сделать. Уже видел себя в Колонном зале при вручении Звезды Героя. Теперь, конечно, хрен, а не звезда.

– Ничего, – утешил его Денис, – зато мы с тобой, считай, побратались. Второй раз родились – и вместе. Я тебя не брошу. Скоро нас отсюда вынут – начнут спрашивать все, что надо и не надо, – так ты не говори ничего. К тебе адвокат будет приставлен, и не из последних. Все расходы за счет заведения. Мы ж теперь, прости господи, потерпевшие. Терпила, конечно, хуже мента, но тоже некоторые права имеет. Так что – пока не утрамбуются мысли – говорить ничего не будем. Вообще ничего. Ясно?

– Куда яснее… Расколоться я всегда успею, было б в чем, – согласился с позицией Волкова опер.

Денис умудренно вздохнул:

– Менты будут злыми, так как скоро поймут, что ни хера не найдут. Со мной-то они – где сядут, там и слезут, а на тебе будут отыгрываться. А ты: мол, в шоке я, делов не знаю. Хорошо?

– Хорошо, – кивнул Валера, – я государство наше знаю, оно по своим завсегда с удовольствием мухобойкой лупит. Зажигалку дай.

– Держи. – Денис сунул ему зажигалку (тяжеленную, с клеймом, долларов за девятьсот) и не преминул добавить: – Курение вредит здоровью и сокращает жизнь.

– Расскажи это Осе. Может, он еще нас слышит.

– Вряд ли. Ладно, прорвемся. Эх, печки-лавочки…

Штукин с наслаждением затянулся сигаретой. Чужая кровь на его теле стала засыхать и неприятно стягивала кожу. Сигарета скурилась в три затяга. Валерка загасил окурок о стенку и выкинул его в шахту лифта через двойную пулевую пробоину. Ему стало чуть легче, он словно проснулся. Штукин встал, почесываясь, и громко сказал:

– Килька плавает в томате, ей там очень хорошо! Ну а я, ебена матерь, счастья в жизни не нашел! Эй, братья по оружию! Долго нас еще в этом соусе мариновать будете?! Дверь открыть не можете или уже документируете-фотографируете?! Кончайте охуевать!

И, словно в ответ на его призыв, двери наконец-то раздвинули какими-то железяками. Полностью они так и не разошлись, но образовавшейся щели хватило, чтобы недостреленные могли протиснуться. Первым вылез Штукин, он сразу же обернулся и подал руку Денису. Потом они выпрямились и огляделись. На лестнице было много всех, и эти все сразу постарались заглянуть в лифт. Некоторым это удалось. Люди эти были опытные, но никто из них не видел такого натюрморта в очень маленьком замкнутом пространстве. Охов и ахов, конечно, не было, но чувствовалось, что увиденное произвело впечатление. Двое, несмотря на толкотню, сразу стали писать протокол осмотра. Остальные стали пытаться задавать вопросы Денису и Валерке. Штукина кто-то уже узнал, но он отмахивался ото всех сослепу – после кровавого полумрака кабины свет на лестнице резал оперу глаза. Волков твердо взял Валеру за рукав и потащил вниз по лестнице, к выходу из подъезда. На улице Денис нашел глазами нужного человека от Юнгерова, тот быстро подвел к ним адвокатов.

К подъезду потихоньку стягивалось милицейское и прокурорское начальство. Достаточно быстро приехал начальник Василеостровского угрозыска Ткачевский. Подполковник окинул взглядом окровавленного Штукина, стоявшего рядом с таким же окровавленным Волковым, выслушал торопливый доклад кого-то из оперов, мгновенно все оценил и занял позицию:

– Класс! У меня нет вопросов! Ни одного!

К Валерке он даже подходить не стал. На Штукина вообще все реагировали как-то странно – как на зачумленного, как на совершившего что-то очень нехорошее. Словно не его убивали, а он убивал и потом сам неумело прикинулся жертвой. Валерка, в принципе, уже успел морально настроиться на что-то подобное, но все равно ему было как-то по-детски обидно. Он чувствовал, что в одночасье словно стал чужим для всех своих, и это было тем более болезненно, потому что никакой вины он за собой не чуял.

Когда сотрудники уголовного розыска все же, взяв Штукина и Волкова в полукольца, решительно подступили к ним с вопросами, вперед шагнул один из адвокатов – седой, авантажный, в дорогом костюме и ослепительно белой рубашке. Его лицо было смутно знакомо Валерке – видимо, оно мелькало по телевизору. Адвокат вынул из кармана пиджака удостоверение, ордер[7], лучезарно улыбнулся и хорошо поставленным голосом произнес следующий монолог:

– Господа! Я понимаю и разделяю ваше желание быстро и всесторонне изучить все обстоятельства случившегося. Более того, я сам преследую эту цель. Но в силу необычного и крайне трагичного конца происшествия я глубоко уверен, что мои подзащитные находятся в определенном и не во взвешенном психологическом состоянии. Проще говоря, они – в шоке. Это обстоятельство может не облегчить, а усложнить вашу, а точнее, нашу общую задачу. В данном случае отсрочка допросов потерпевших вам, конечно, неудобна, но абсолютно законна. Я и сам начну беседовать с ними только после того, как их осмотрят и протестируют врачи. И вот только после этого, то есть полагаю – через несколько часов, мы прибегнем к вашим услугам. Прошу вас не конфликтовать. Мы не нарушаем закон, а его соблюдаем.

Сотрудники оторопели. Один из оперов, не выдержав, плюнул в сердцах на тротуар:

– Да что же это такое делается!

Адвокат по-американски улыбнулся в тридцать два зуба:

– Если вы не согласны со мной, то попрошу позвать следователя прокуратуры, выехавшего на место преступления.

За следователем никто не пошел, потому что как раз в этот момент подъехали Крылов с Рахимовым. Рахимов остался за рулем, а Петр Андреевич вышел, тепло посмотрел на Дениса (руку ему, однако, при всех жать не стал), выслушал адвоката, повторившего свою тираду практически дословно, и предложил:

– В двадцать ноль-ноль у меня в кабинете. Согласны?

Валерка и Денис молча кивнули, а адвокат довольно улыбнулся:

– Разумеется.

– Прям, как в Штатах, – буркнул с неопределенной интонацией Ткачевский. Реплику его можно было трактовать двояко.

Крылов предпочел понять ее однозначно:

– Ты не кипятись, не кипятись… Я тебя понимаю, но в данном случае это ни на что не влияет. Вечером я буду знать всю информацию… если она есть.

– Так, а я – что? – пожал плечами Ткачевский. – Закон есть закон. Приближаемся к мировым стандартам.

Крылов вздохнул:

– Пойдем, Витя, посмотрим на этот мясокомбинат.

Петр Андреевич чуть приобнял Ткачевского, и они пошли в парадную.