Ущерб тела - Atwood Margaret

– Готовы завести малыша? – спросил ее доктор, стандартная шутка, пока он надевал перчатки. – Вы приближаетесь к точке невозврата.

Он говорил так уже шесть лет. А через полчаса ей было уже не до смеха.

Впрочем, по пути домой она продолжала думать в обычном ключе. Можно написать об этом статью. «Рак, который всегда с тобой». Такое могли взять в «Хоуммейкерс» или «Шатлен». А может, лучше назвать ее «Точка невозврата»?

«Это факт, это случилось с тобой, и ты просто не можешь в это поверить, – начала бы она. – Ты считала себя особенной, и бац, ты просто часть статистики…»

Умирать – это вульгарно, кто бы спорил. Но в какой-то момент это станет трендом среди большинства ее знакомых. Может, она просто опережает свое время.

В самолете разносят теплый имбирный эль в бумажных стаканчиках и сэндвичи, завернутые в пленку. Они представляют собой два ломтика белого хлеба, смазанных маслом, с тонким кусочком ростбифа внутри. Ренни выуживает салат: она бывала в Мексике и слышала про амебную дизентерию.

Сиденья жесткие и покрыты шершавым темно-малиновым плюшем, как в антикварных автобусах. Стюардессы, целых две – одна с вытянутыми волосами, зачесанными наверх, как у пин-ап девушек, вторая с африканскими косичками, украшенными бусинками в растафарианском стиле, обе в униформе цвета фуксии с малюсенькими белыми фартучками. Они разгуливают по салону взад-вперед на высоченных каблуках, в туфлях с открытым мыском и многочисленными ремешками, кричаще-красных – фасон «трахни-меня», сказал бы Джейк. Когда самолет попадает в турбулентность, они хватаются за спинку ближайшего сиденья, но, кажется, скорее по привычке.

Самолет наполовину пуст, но какой-то мужчина садится рядом с Ренни. Не тот, в куртке сафари – он устроился в самом начале и читает газету, – а постарше, цветной. Несмотря на жару, на нем темный костюм с галстуком, в узле которого поблескивает небольшая булавка. Она заметила, что он лишь раз откусил от своего сэндвича. Когда остатки еды забирают, он обращается к Ренни, стараясь перекричать рев двигателей.

– Вы из Канады! – это скорее утверждение, чем вопрос. Ему около шестидесяти, высокий, широкое лицо, нос с большой горбинкой; внешность скорее арабская. Челюсть узковата, и нижние зубы слегка налезают на верхние.

– С чего вы взяли?

– К нам едут в основном канадцы, – говорит он. – Славные канадцы.

Ренни не может решить, кроется ли в его словах ирония.

– Не все мы такие уж душки, – отвечает она.

– Я стажировался в Онтарио, друг мой, – говорит он. – Когда-то я был ветеринаром. Моя специальность – заболевания у овец. Так что я знаком со славными канадцами. – Он улыбается и с уверенностью продолжает: – Доброта канадцев известна всем. Когда у нас случился ураган, душки-канадцы пожертвовали нам тысячу банок ветчины «Мейпл Лиф Премиум». Для беженцев. – Он рассмеялся, словно это была шутка. Но Ренни не поняла юмора. – Беженцы даже не увидели этой ветчины, – объясняет он терпеливо. – Скорее всего, они ни разу в жизни ее не пробовали. Что ж, упустили свой шанс. – Он снова смеется. – А ветчина обнаруживается – сюрприз! – на банкете в День независимости. Чтобы отметить наше освобождение от Британии. Только для выдающихся граждан. Многие из нас изрядно повеселились, друг мой. Даже поаплодировали славным канадцам.

Ренни не знает, что на это ответить. Ей кажется, он издевается над ней каким-то изощренным способом, но она не понимает зачем.

– Ураган был серьезный? – спрашивает она. – Кто-то погиб?

Он словно не слышит ее вопроса.

– Зачем вы летите в Сент-Антуан? – спрашивает он, как будто это странный поступок.

– Я буду писать о нем статью, – говорит Ренни. – Для журнала.

– А, – говорит он. – Чтобы привлечь славных канадцев.

Он начинает раздражать Ренни. Она заглядывает в карман на спинке переднего сиденья в надежде, что там окажется какое-то чтиво и она сможет сделать вид, что увлеклась, – журнал авиакомпании, «тошниловки номер два», как говорят в этом бизнесе, – но, увы, там пусто, не считая инструкции по безопасности. В «Боинге-707» на пути в Барбадос она читала триллер, купленный в аэропорту, но дочитала и оставила в самолете. Большая ошибка: теперь она бескнижная.

– Вы должны посмотреть наши Ботанические сады, – говорит он. – Британцы знали в них толк и устраивали по всему миру. В медицинских целях, вы понимаете. Наш – один из самых первых. И все еще в хорошем состоянии; ведь они уехали отсюда только месяц назад. Теперь мы свободны, и нам придется выдирать сорняки самим. У нас есть маленький музей, обязательно сходите. Фрагменты керамики карибских индейцев, все такое. Они изготавливали не слишком изысканную посуду. В нашей стране она до сих пор встречается, мы еще не до конца модернизировались.

Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил флакончик аспирина. Высыпал две таблетки себе на ладонь и протянул флакон Ренни, словно пачку сигарет. У нее не болит голова, но она чувствует, что должна взять одну, из вежливости.

– А еще у нас есть форт, – говорит он. – В этом британцы тоже были мастера. «Договор форта Индастри»[3], ага. При них он назывался Форт Джордж, но наше правительство все переименовывает.

Он подозвал стюардессу и попросил стакан воды.

– У нас есть только эль, – говорит она.

– Давайте, что есть, – отвечает он. И расплывается в бульдожьей улыбке. – Крайне полезная фраза у нас в стране.

Приносят эль, и он пьет свой аспирин, а потом протягивает пластиковый стаканчик Ренни.

– Спасибо, – говорит она. – Я оставлю на потом.

Она держит таблетку в руке, раздумывая, не обидела ли собеседника, но, если и так, он ничем этого не показывает.

– Я владею обширными статистическими данными, возможно, они вам пригодятся, – говорит он. – По безработице, например. Или вы предпочли бы подробнее узнать о Ботанических садах? Буду счастлив сопровождать вас, я серьезно интересуюсь ботаникой.

Ренни решила не спрашивать его о ресторанах и теннисных кортах. Она благодарит его и отвечает, что поймет, что именно ей интересно, когда окажется на месте.

– Похоже, мы приближаемся, – говорит он.

Тут самолет делает нырок. Ренни всматривается в иллюминатор, надеясь что-то разглядеть, но снаружи слишком темно. Она различает некий контур, горизонт, зубчатый и более темный, чем небо, но тут самолет устремляется вниз под углом в 45 градусов и в следующий миг касается земли. Ее бросает вперед, хорошо, что она пристегнута, а самолет начинает тормозить, чересчур резко.

– У нас тут короткие взлетно-посадочные полосы, – говорит мужчина. – Прежде чем направить жалобу нынешнему правительству, я пытался как-то повлиять на ситуацию. В то время я был министром туризма. – Он криво усмехнулся. – Но у премьер-министра были другие приоритеты.

Самолет выруливает и останавливается, проход тут же забивается людьми.

– Было приятно познакомиться, – говорит Ренни, когда они поднимаются.

Он протягивает ей руку. Ренни перекладывает таблетку в другую руку.

– Надеюсь, вам здесь понравится, мой друг. Если вам понадобится помощь, не стесняйтесь, звоните мне. Все знают, где меня найти. Меня зовут Пескарь, доктор Пескарь, как рыба. Мои враги любят шутить на эту тему. Мол, мелкая рыбешка в мелкой заводи. Искаженная французская фамилия. Вообще после них много чего здесь осталось. Наши предки были сплошь пиратами.

– Серьезно? – говорит Ренни. – Дичь какая.

– Дичь? – говорит доктор Карась.

– Фантастика, – говорит она.

Доктор улыбается.

– Когда-то это было обычное дело, – говорит он. – Некоторые пираты были весьма уважаемые люди. Вступали в браки с англичанками и так далее. Муж есть у вас?

– Простите? – говорит Ренни. Вопрос застал ее врасплох: никто из ее канадских знакомых не спросил бы об этом.

– Ну мужчина, – говорит он. – Нас тут не очень волнуют формальности.