Хроника Колхиса - Вакели

Да, а по поводу медоносов и мёда – моя вина, каюсь, но – не было у Колхиса-сиротинушки злого умысла, по воле случая занёс я в Киркеаду семя цветка, что назвали после в мою честь. Когда на острове, что встретился мне посреди Понта, высматривал я овна, дабы подкрепиться, тогда и приметил те цветы – со стеблем высоким и бледным венцом. Не иначе – под чешуйки на шкуре моей попало семечко-другое, ибо, по рождению Авпии уже кругом нашей рощи те же головки поднялись, а на следующую осень ближние луга сплошь пошли белым крапом. Пчёлам пришельцы пришлись по душе, только вот мёд киркейский с той поры горчит, пьянит, как вино, и в тягостный сон погружает.

Не одним только мёдом обильна Колхида: зверь в лесах и рыба в водах, мелкий скот, и стада быков криворогих, табуны благородных коней, что пригодны для службы Палладе. Лоза зеленеет на уступах холмов, радует взор многоплодье садов, электрон созревает под корою стволов, золотистые слёзы роняя… сбиваюсь на стих опять и опять, воспитание сказывается, и сердце к песнопениям расположенное, так и обращаю его поочерёдно: от Клио к Эрато.

Продолжу: дворец Аэта возвышен над берегом Фасиса – к твердокаменной пристани сбегают крутые ступени. За рядом стройных колонн – просторная стоа, следом – покои, залы для пиршеств. В орнаменте сложном триглифы из бронзы, из горной меди метопа литая. На кровле – родник рукотворный: сквозь львиное зёво по чашам резным стекает струя. По правую руку – мощёная площадь, объята в три ряда жилищами колхов; рядом квартал мастеров: здесь зеркала полируют мелкопористой пемзой, медную утварь покрывают искусной резьбой, филигрань навивают по серебряным кубкам, рассыпая по черни драгоценных камней многоцветье.

Далее – дворы виноделов, лавки торговцев, шатры знахарей, брадобреев каморки: всё это Эйа – гелиополь Колхиды.

Несметным богатством обременён Аэт. По воле Игри ручьи несут на равнину самородное золото, в верховьях Фасиса рудники, где колхи, серебристый стим добывая в раскопах, разливают бронзу по затейливым формам. Халибы и мосхи – люди Аэта – не ведая ни пахоты, ни забот о лозе, разыскивают скопления металлов; найдя же – день с ночью равняя, у горнов трудятся в дым и пламень одеты. Женщины колхов тонкорунную шерсть и кудель льняную в нить обращая, у ткального стана вечера коротают, сложным узором украшают полотна.

Из Элама, Хаттусы приходит в Эйю торговый люд, с далёкой страны Айрьянем идут караваны купцов: вплавь, по Оксу, до Гирканского моря, море преодолев – вверх по Киру, в земли иверов; сменив ладьи на месков – к ущелью Сарпон, и вновь по воде, отдавшись течению Фасиса.

Полнятся улицы Эйи в базарный день смуглолицыми странниками, полнятся лари Аэта гранатами и смарагдом, кладовые – стеклом из Айгюптоса и кипами шёлка.

А вот вездесущих греков не приметит глаз на площади гостеприимного града, и проныру сидонянина не встретить у торговых рядов – закрыт Геллеспонт для кораблей, что заходят во Фракийское море: Лаомедонт, царь Троас, Илиона властитель, не пускает заклятых врагов в Пропонтиду.

Бесится Минос, Крита правитель коварный, – молва донесла: за Фракийским Боспором, меж скалистых хребтов, лежит Элизон, что зовётся Колхидой. Богаче скряги Мидаса богоравный Аэт эвксинянин, широко распахнуты ворота царского двора – ни один путник не покинет город, минуя заставленный яствами стол. Но и о том ведает Минос – псообразным гостям здесь не рады, не знает пощады Аэт для врага, и воинской силы у колхов в достатке: от верховий Кира, на землях Мешех, по горным навершиям цепью спускаются к морю башни мосхов, у самого берега неприступный Апсар в камень одет. На глади Палеостома – готовые к выходу в Понт боевые ладьи. Как запылает на юге сигнальный огонь, тысячи колхов, оставив селенья, поспешают к мостам, что чередой единят берега серединного Фасиса. У истоков Ингири, за порогами Хоба ополченцы из горцев собирают отряды, дабы вплавь, на плотах, устремиться в долину. Каждый воин в полном доспехе: крепкий лук, стрелы с раздвоенным острием, тяжёлый топор, кнут боевой из буйвола кожи витой, из ворони чёрной заточенный меч, грудь прикрывает бронзы пластина.

На ступенях дворца встречает дружины Аэт. Златом и серебром покрыт панцирь царя, смертоносный лабрис сулит противнику скорую смерть. И добрый Колхис рядом с владыкой, и гвардейцы мои здесь же – сам отбирал головорезов, сам обучал живоглотов премудростям смертного боя, благо не раз представился случай спустить с цепи моих псов: то тёмной ночью воры зихи Псах на бурдюках одолеют – туда же, в пограничную реку их и сплавляем, на корм для угрей; то с юга, минуя заставы, прокрадётся ватага меонов – этих по деревьям развешиваем в пример, собратьям охоту отбить…

Вот так и текли мои годы благой чередой: в заботах семейных, службе охранной, и – чего грехи таить – в хмельных пирушках, шумных застольях, под сколий весёлых напевы.

Метабола – превращение.

… птицелюбый муж – Зефир соблазнил предводительницу гарпий – Подаргу.

Ферминга – семиструнная лира.

Триметр – стих из трёх ямбических диподий.

Ритон – кубок в виде головы зверя.

Дистих – двустишие, образованное из дактилического гекзаметра и пентаметра.

Аретуза – нимфа источника в Элиде. Речной бог Алфей полюбив А., преследовал деву. Спасаясь, А. превратилась в источник, но Алфей принял образ реки, и смешал свои воды со струями источника.

Пояс красы – пояс Афродиты. В нём заключены любовные желания, слова обольщения.

Эклога – буколическое стихотворение.

Индикос – др. греч. однорогий, единорог.

Авпия – др. греч. безвременная смерть.

… цветок, что назвали в мою честь – Colchicum Speciosum, Безвременник белозёвый. Эндемное, произраастающее на южных склонах Кавказского хребта растение, содержит группу мощных алкалоидов.

Электрон – янтарь. Среди учёных мужей древности бытовало мнение, что янтарь зреет под корой священной пихты.

Стоа – открытая с одной стороны галерея на колоннах.

Триглиф – (τρίγλυφος, от tri-, в сложных словах – три и glуphō – режу) несущий элемент, представляющий собой вертикально стоящую плиту с треугольными в плане продольными желобами.

Метопа – (μετόπη – пространство между глазами) элемент фриза дорического ордера в виде плит, заполняющих промежутки между двумя триглифами. Обычно украшались рельефами либо росписью.

Горная медь – латунь.

Стим – сурьма.

Меск – мул.

Сидонянин (здесь) – финикиец.

Лаомедонт – сын Ила, отец Приама – царь Трои.

Элизон – легендарная страна блаженных, райские поля.

Эвксинянин – гостеприимец.

Воронь чёрная – сплав меди и железа.

Лабрис – двулезвийная секира.

Сколия – поочерёдно исполняемая участниками пирушки застольная песня.

Перипетия

Метит хищник царить,

Самовластвовать зарится…

Все критяне – лгуны.

Я, Колхисом называемый ныне, сын богоборца, низринутого в страшный Тартар – пещера в горах Киликийских была колыбелью страдальца, сей день же Этны громада тяжко гнетёт косматую грудь – призываю богов презреть свои склоки на время (Олимп в дом терпимости Зевс превратил не иначе) – судьбы народов зависят уже от прихоти алчных царьков. Вот: позабавился Эврисфей, гоняя прислужника по суше и морю – вся Эгеида, и стар и млад, потешаются над выходками Геракла – развеял скуку Эврисфей, а после надумал заполучить пояс презренного Ареса – на зависть Миносу, дружку своему, для похвальбы.

Геракл только-только отпрыска вероломного бога – Диомеда-фракийца угробил, привёл в Микены угнанных кобылиц (говорят – Автолик обучал Геракла приёмам единоборства, – как там с бросками и захватами у них получалось – не знаю, но воровское искусство от сына Гермеса ученик перенял в совершенстве), кобылы те, до того не знавшие ни вожжей, ни узды, да ещё вскормленные человечиной – так взрастил их прежний владелец-затейник – принялись жрать кого ни попадя, пришлось гнать их со двора на все четыре стороны, а конокраду вновь собираться в дорогу, к берегам Меотиды.

Геракл подельников отобрал тщательно: Иолай – племянник, Теламон-братоубийца и Тесей, конечно – как же без верного пса идти на грабёж?

Двинулись посуху, налегке: мимо Коринфа – колыбели ремёсел, мимо богатой Мегары, у грубиянов беотов пображничали изрядно – Геракл во хмелю в буйство впал, как обычно, еле уняли – минуя Локриду, пробрались к Фессалийской равнине: здесь, в Иолке, царь Пелий – Пелея, соглядатая, навязал ворам в попутчики (про последнего люд говорил, что в юности отнимал у жён он мужей, а в зрелые годы – у мужей заимствовал жён).