Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома - Джон Болтон

была в республиканской администрации. Впоследствии Мэттис также настаивал на том, чтобы Энн Паттерсон, кадровый сотрудник дипломатической службы, заняла важнейшую должность заместителя министра обороны по политике. Я несколько раз работал с Паттерсон и знал, что идеологически она подходит для высокой политической должности в либерально-демократической администрации, но вряд ли в республиканской. Сенатор Тед Круз расспрашивал Мэттиса о Паттерсоне, но Мэттис не смог или не захотел объяснить свои причины, и выдвижение кандидатуры под растущим противодействием сенаторов-республиканцев и других в конечном итоге провалилось. Вся эта суматоха заставила Грэма и других посоветовать мне держаться подальше от администрации в первые дни ее существования, что я нашел убедительным.

Какое-то время рассматривался вопрос о моем назначении директором национальной разведки, на должность которого в конце концов в начале января был назначен бывший сенатор Дэн Коутс. Я думал, что введение Конгрессом этого поста после терактов 11 сентября для лучшей координации разведывательного сообщества, было ошибкой. Это стало просто бюрократической надстройкой. За ликвидация или существенное сокращение этого аппарата я бы охотно взялся, но я быстро пришел к выводу, что сам Трамп недостаточно в этом заинтересован, что неизбежно делало эту задачу сложной политически. Учитывая последовавшую длительную, почти иррациональную войну между Трампом и разведывательным сообществом, мне повезло, что работа директора не досталась мне. Итак, транзит Трампа закончился без видимой перспективы моей карьеры в администрации. Я рационально рассмотрел результат, придя к выводу, что если процесс принятия решений Трампом после инаугурации был таким же нетрадиционным и неустойчивым, как и его кадровый отбор, я бы лучше остался в сторонке от этого кабинета. Если бы только можно было сказать это о стране…

* * *

Затем, менее чем через месяц пребывания в Администрации, Майк Флинн самоликвидировался. Все началось с критики Флинна за предполагаемые высказывания в адрес российского посла Сергея Кисляка, которого я хорошо знал — он был моим московским коллегой, когда я был заместителем госсекретаря по контролю над вооружениями и международной безопасности в администрации Буша. Критика резко усилилась, когда Флинн, по-видимому, солгал Пенсу и другим о разговоре с Кисляком. Я никогда не понимал, зачем Флинну лгать о невинном разговоре. То, что старшие помощники администрации, да и сам Трамп, рассказали мне несколько дней спустя, имело больше смысла, а именно, что они уже потеряли доверие к Флинну из-за его неадекватной работы (как и предсказывал Киссинджер), а “российский вопрос” был просто политически удобной историей прикрытия. Флинн подал в отставку поздно вечером 13 февраля, на следующий день после «Штурм унд Дранг» Белого дома и всего через несколько часов после того, как Келлиэнн Конвей, к несчастью, получила несправедливую и неудачную работу — сообщить ненасытной прессе, что Флинн пользуется полным доверием Трампа. Это само определение смятения и бардака.

Смятение и бардак, к сожалению, также были характерны для сотрудников СНБ в первые три недели работы администрации. Кадровый выбор был в беспорядке, поскольку директор ЦРУ Майк Помпео лично предпринял ошеломляющий, почти беспрецедентный шаг, отказав в допуске к “конфиденциальной информации” одному из кандидатов Флинна на должность старшего директора, на одну из высших должностей в СНБ. Отрицание этого критического допуска, как все знали, фактически лишило этого человека возможности работать в СНБ, что стало сильным ударом по Флинну. Он также столкнулся с бесчисленными битвами с карьерными чиновниками, подчиненными СНБ во время пребывания Обамы в должности, но, как обычно, оставались там, когда началось президентство Трампа. Из-за этих битв часто просачивались сообщения о бюрократической крови на полу в Белом доме и в административном здании Эйзенхауэра, огромном здании из серого гранита в викторианском стиле, расположенном напротив Вест-Экзекьютив авеню, в котором проживает основная часть сотрудников СНБ.

Аналогичным образом, по одному из ключевых вопросов кампании Трампа — пресечение нелегальной иммиграции — в первые дни Белый дом совершал одну ошибку за другой, пытаясь выработать исполнительные указы и политические директивы. Судебные проблемы были неизбежны, и было легко предсказать, что решения будут жарко оспариваться через суды, в которых за восьмилетнее правление Обамы господствовали демократические назначенцы. Но Белый дом полностью взял на себя первоначальные проблемы с иммиграцией, что свидетельствует об отсутствии подготовки к транзиту власти и внутренней координации. Кабель “канала несогласия” в Госдепартаменте, предназначенный для внутреннего использования, попал в Интернет, подписанный более чем тысячей сотрудников, критикующих иммиграционную инициативу. Пресса наслаждалась этим, хотя аргументы, которые писали в канлае, были слабыми, разрозненными и плохо обоснованными. Но каким-то образом кабель и аналогичные аргументы комментаторов СМИ и противников на Капитолийском Холме остались без ответа. Кто ответственный? Каков план?

Тиллерсон, как ни странно, позвонил через три дня после того, как Комитет Сената по международным отношениям одобрил его кандидатуру 23 января, вытащив меня с заседания корпоративного совета. Мы говорили в течение тридцати минут, в основном о организационных вопросах в его департаменте и о том, как работает процесс принятия межведомственных решений. Тиллерсон был любезен и профессионален, и совершенно не заинтересован в том, чтобы я был его заместителем. Конечно, будь я на его месте, я бы чувствовал то же самое. Позже Тиллерсон сказал Эллиоту Абрамсу, с которым он также считался, что ему нужен кто-то, кто будет работать за кулисами, поддерживая его, а не кто-то, кто привлек внимание общественности, как я делал в качестве посла в ООН и как комментатор «Фокс». Тиллерсон спросил, интересуюсь ли я каким-либо постом в Госдепе, кроме поста заместителя. Я сказал «нет», так как у меня уже был опыт второго номера в работе в системе американской дипломатии — посла в ООН. Тиллерсон рассмеялся, и мы поговорили о часто напряженных отношениях между госсекретарями и послами в ООН. Было ясно, что он не пытался выяснить отношения с Хейли и что он понятия не имел, как справиться с этой бомбой замедленного действия.

Я беспокоился, что Тиллерсон затянет бюрократия Госдепартамента. Он проработал 41 год в «Эксоне» в среде, где были четкие показатели эффективности, отчеты о прибылях и убытках были жесткими контролерами, и где корпоративная культура вряд ли подвергалась революционным изменениям изнутри. После многих лет пребывания на вершине иерархии «Эксона» он привык считать, что все его подчиненные были в одной команде. Было бы замечательно, если бы оказавшись в кабинете госсекретаря на седьмом этаже он предположил что карьеристы в этом здании на этажах ниже или разбросанных по всему миру отличались от знакомых ему. Именно из-за своего прошлого опыта, Тиллерсону следовало бы окружить себя людьми, знакомыми с сильными и слабыми сторонами иностранной и государственной служб, но он пошел совсем другим