Путь в никуда - Владимир Гайсинский

Так Жека оказался на соревнованиях по художественной гимнастике. В большом спортивном зале, где шли соревнования, большинство составляли представительницы слабого пола. Были, конечно, и мужчины, но вот молодых ребят, таких как Жека и Сашка, было совсем немного. Спортсменки в разноцветных купальниках с мячами и лентами толпились перед главным помостом, многие знали Сашку, скромно здоровались с ним, а потом убегали, что-то щебеча и заливисто смеясь. Жека понял, что Сашка чувствует себя как-то неловко здесь, на этом девчачьем сборище: и сам приперся, и приятеля притащил. Зато Жеке здесь нравилось: такого обилия тоненьких и стройных фигурок, голых плеч и милых мордашек он давно не наблюдал; не видел он и того, как ловко изгибались их тела, ловя обруч или мяч, как четко под музыку они взлетали над помостом, замирая, чтобы точно в соответствующий момент поймать скакалку или булаву. В общем, соревнования ему очень понравились, а особенно ему понравилось выступление Дины. Жека так прямо и сказал Сашке, что она должна стать чемпионкой республики. Правда, чемпионкой Дина не стала, заняла лишь третье место, пропустив вперед каких-то Халилову и Сергейченко, но то, что все-таки заняла призовое место, гарантировало ей звание мастера спорта. Об этом рассказал ему Сашка, и еще он попросил не говорить Дине о том, как здорово она выступала: «Сделай вид, что ты ничего в этом не понимаешь, и просто радуйся ее успеху». Сам же Сашка был чем-то недоволен, долго шептался с матерью и даже в порыве страсти несколько раз громче обычного повторил: «Сволочи! Какие же они сволочи!». Потом соревнования закончились, спортсменкам вручили медали, и Дина в сопровождении Сашки и Жеки отправилась домой. Звездная ночь, приятная теплая ночь, трамвай почему-то задерживался, и они решили идти пешком, по дороге болтали о разных пустяках, шутили и смеялись, а Жека любовался девочкой, с которой были связаны все его мысли в последние дни. Жека шел с ней рядом, а сам чувствовал, что он лишний, что, если бы его не было, Сашка и Дина говорили бы о чем-то таком, о чем в его присутствии они молчали. Может, поэтому Жека пытался втянуть друзей в ничего незначащую болтовню, шутил, рассказывал анекдоты, а потом неожиданно предложил почитать им стихи. Сашка взглянул на небо, звезды были низко, луна ярко светила, ночь: «Смотрите, какая необычная ночь! Жека, почитай стихи, только свои, пожалуйста». Этого Жека не ожидал: свои, да они же такие сырые, да и не поэт он вовсе, нет, он боялся читать эти стихи, да и были они лишь для одного человека, который был здесь, рядом, но даже не догадывался, что они предназначены ей. «Нет, нет я вам почитаю Асадова», – и он начал читать срывающимся от волнения голосом:

         Был вечер, пахло в садах листвой,         Горела звезда не мигая.         Шел паренек с девчонкой одной,         Домой ее провожая…

Они дошли до дома Дины. Уже было поздно, а так не хотелось расставаться, еще бы немного постоять рядом, еще немного послушать ее нежный голос и веселый смех, но этот голос как приговор сообщил: «Ну вот, мальчики, я и пришла, спасибо вам за чудесный вечер».

Сашка и Жека стали прощаться с ней, до их дома теперь тоже оставалось чуть-чуть, а когда Дина исчезла в подъезде, Сашка благодарно взглянул на Жеку: «Спасибо тебе, ты даже сам не понимаешь, как поддержал Дину и помог мне».

Жека действительно не понимал, в чем заключалась его поддержка, но раз друг говорит, значит, он чем-то помог, и от этого стало еще лучше и радостней на душе.

Глава 5

Яркое солнце светит в окно, с крыши течет вода. Это снег, выпавший ночью, сейчас интенсивно тает. Струи, стекающие по желобам, весело отбивают мелодию – бум, бум, бах… Жека открывает глаза, настроение приподнятое, ему тепло и хорошо. Сон, который ему снился всю ночь, был так реален, так сладок и чувственен, что, проснувшись, он ощущал неимоверный прилив сил. Во сне он видел ее. Давно ему не снились такие чистые сны, все больше пьяные драки и местные халды в грязных позах, а тут он увидел ее в темно-синем спортивном купальнике, летящую над помостом и взмахивающую красной лентой, такую легкую, такую хрупкую и светлую, что даже страшно к ней прикоснуться. А потом они о чем-то говорят, он восторженно смотрит в ее глаза и ощущает себя умным и сильным. Потом он слышит ее смех, видит ямочки на щеках, набирается смелости и целует ее своими сухими губами в щеку, она краснеет, но не отталкивает, не говорит что-то обидное, а смотрит на него удивленно своими бездонными глазами. Он пытается сказать что-то в свое оправдание и просыпается. Нужно вставать, идти в школу.

Это последний год, дальше взрослая самостоятельная жизнь, нужно что-то решать, куда-то поступать. Единственное, чего нельзя допустить, это армия, где процветает «дедовщина»: вон сколько ребят вернулось из нее калеками. И ведь все знают, а почемуто молчат. Недавно Жека встретил одного парня с их улицы, тот был старше и мечтал после школы поступать на строительный факультет Ташкентского политехнического, ну, недобрал баллов и пошел в армию, а там его, милого, определили в морфлот на подводную лодку. В общем, полгода подготовки – и в поход: «Опустили нас под воду на три месяца, – рассказывал он, – а потом подняли и срочно в пункт приписки на базу. Прибыли, нас на медкомиссию и всем белые билеты, оказывается, в реакторе была какая-то утечка, и хватанули мы с пацанами дозу, что жить нам осталось совсем ничего». Он стянул фуражку, и Жека увидел абсолютно лысый череп, а ведь был лохматым черт. А еще он сказал, что никто за это не ответил, и что им назначили какую-то мизерную пенсию. «А на кой черт мне их пенсия, я жить хочу!». Потом они пошли к стекляшке, взяли пива и водки, и он еще долго со слезами на глазах жаловался Жеке на эту чертову армию и порядки в ней. С того дня Жека решил во что бы то ни стало «откосить» от армии, а самым реальным было поступить в институт. Вот только институт Жека не выбрал. Отец, конечно, считал, что лучшая профессия – это инженер, но у Жеки к техническому вузу душа не лежала, а вот история – так она не могла обеспечить материального благополучия.

Ладно, пора вставать и идти в школу, там друзья Сашка и Мокей, сегодня они собирались сбежать с последнего урока и отправиться в кино, там новый фильм «Ключ», который детям до 16 смотреть не рекомендуется, а им вот-вот исполнится, вон, даже усы растут и бриться начали, так что осложнений не будет.

Не успел Жека появиться в школе, как его тут же пригласили в учительскую. «Что бы это значило?» – недоумевал Жека, медленно направляясь в кабинет. В кабинете учительской за большим столом для заседаний сидела Вера Семеновна, их классная, и еще одна молодая, которую Жека не знал. Что-то отталкивающее было в ней, но что, Жека не мог понять.

«Инструктор райкома комсомола Людмила Савельева», – представилась она. «Тут вот какое дело: один из ваших учеников, бывший комсомолец, – она подчеркнула это «бывший», – решил выехать в Израиль, страну агрессивную, пытающуюся уничтожить дружественные нам арабские страны. Почему я обратилась именно к тебе? Твоя классная сказала, что ты дружил с Фельдманом, а он на поверку оказался предателем Родины. Ты как честный и преданный комсомолец должен будешь осудить его предательство и, кстати, покаяться, что не сумел вовремя распознать в своем бывшем друге человека, презирающего страну, давшую ему счастливое и безоблачное детство и юность». Жека сидел, низко опустив голову, и молчал. «Когда ты войдешь в класс, ты не должен садиться за парту вместе со своим бывшим другом, он должен почувствовать свою полную изоляцию и всеобщее презрение к нему. Тебе все понятно?». Жека поднял глаза на инструктора и тихо произнес: «Я не смогу все это сделать». Инструктор выпучила на него глаза: «Это как же не сможешь? Ты что, не понимаешь, что рядом с тобой все это время был человек, ненавидящий нашу страну?» – «Ну, почему ненавидящий? Сашка хороший парень, и он совсем невиноват, если его родители решили ехать, он просто вынужден ехать вместе с ними».

«Ну уж нет, “вынужден ехать вместе с ними”. Александр взрослый человек, имеющий собственное мнение на отъезд. Его отец, кстати, тоже бывший член партии, также выступал на собрании партийной ячейки автоколонны, дескать, вынужден ехать к родственникам жены, как будто на ней свет клином сошелся, и он не может найти новую достойную женщину тут. Да, здорово эти евреи заморочили тебе мозги. Ты пойми, что еврейская нация всегда была чужда нашим идеалам, они всегда числили себя здесь чужаками, что бы мы для них ни делали. Они хитростью втираются к нам в доверие, лгут, что верны нашим ценностям и идеалам, а на самом деле презирают их, мы становимся жертвами подлого и коварного обмана, и об этом ты тоже должен сказать. И еще, подумай о своем будущем. Эти, – она презрительно скривила губы, – уедут, а тебе здесь жить. Ты подумай уже одно, что ты дружил с предателем Родины, уже это пятно на твоей репутации, а ты, вместо того чтобы отречься и заклеймить позором этого еврея, еще и не хочешь этого делать. Знаешь, мы ведь можем подумать и о твоем пребывании в рядах Ленинского комсомола».