Маска времени - Мариус Габриэль

Она не могла заставить себя посмотреть любовнику матери в глаза. Не потому, что не верила Кемпбеллу, а просто уже не было сил на какие-то еще чувства.

— Мне очень жаль, — безжизненно произнесла Анна. — Кемпбелл, Филипп Уэстуорд сказал, что он хотел видеть Кейт по какому-то делу. Ты что-нибудь знаешь об этом?

В ответ Кемпбелл крепко сжал руль:

— Это ее болезненное увлечение.

Неистовство, с каким были произнесены последние слова, поразило Анну:

— Прости, если задела тебя.

— Какая-то мания. Одержимость.

Анна увидела, что лицо Кемпбелла побелело:

— Так ты говоришь, одержимость?

Кемпбелл так резко рванул руль на повороте, что машина заскользила по заснеженной дороге, и автомобиль накренился.

— Кейт разбила мне сердце.

— Поэтому ты решил расстаться с ней?

Кемпбелл замолчал, и пауза длилась так долго, что Анне показалось, будто ее собеседник не расслышал вопроса или просто не захотел отвечать. Затем он выдохнул:

— Я не смог выдержать того, что медленно теряю ее, поэтому решил уйти сразу.

Они уже подъехали к дому в районе Потато-Патч. Выложенный камнем фасад дома подсвечивался снизу. Трудно было представить, что здесь могло произойти какое-нибудь преступление.

Служитель с печальным лицом ждал их с ключами.

— До сих пор не могу поверить, что подобное случилось здесь, в Вейле. Она была такая милая женщина, ваша мать. Да, очень, очень милая.

Служитель говорил о Кейт, будто она уже скончалась. Анна близко к сердцу приняла это выражение сожаления. Она стояла рядом с Кемпбеллом, пока служитель открывал дверь.

Наконец Анна вошла в квартиру. Увиденное поразило ее с такой силой, что она от неожиданности закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Что с тобой? — спросил Кемпбелл.

— Не надо входить сюда вместе со мной.

— Но, может быть, я…

— Все в порядке, правда.

— Но тебе тяжело будет видеть все это, Анна.

— Да, но надо самой научиться справляться с горем.

Кемпбелл больше не настаивал. Быстро поцеловав Анну в щеку, он оставил ее одну в квартире. Служитель отдал ключи, Анна заперлась и начала осматриваться.

Когда Уэстуорд и Кемпбелл говорили ей о беспорядке в квартире, Анна даже отдаленно не могла представить то, что она увидела.

Содержимое каждой полки, каждого шкафа было вывалено наружу, разбросано и растоптано. Антикварные вещи большой ценности безжалостно сброшены на пол. С некоторых из них веками только смахивали осторожно пыль. Сейчас же, вдребезги разбитые, они валялись на полу. Диванные подушки порезаны, диваны перевернуты и обивка разорвана. Все, что было закрыто на замок, варварски взломано. В довершение общего хаоса полиция, чтобы получить отпечатки пальцев преступника, посыпала все гладкие поверхности желтым порошком.

Мать Анны всегда была такой аккуратной, такой чистюлей. Пока дочь медленно брела среди всего этого беспорядка, она легко определяла следы каждого, кто побывал здесь: вот специалисты из полиции, а вот и сам грабитель. Анна оказалась последней среди этих людей, которые ворвались в частную, личную жизнь Кейт. И дочь испытывала сейчас какое-то чувство вины.

На полу кухни вырисовывался желтый силуэт материнского тела. Рядом с ним еще валялись продукты, вываленные из холодильника. Сердце Анны защемило в груди.

Преступник, как поняла Анна, начал крушить все вокруг после того, как избил Кейт. Все это время мать неподвижно лежала на кухне с головой, похожей на треснувшую яичную скорлупу. Холодная ненависть разлилась по всему телу Анны. Чудовище обязательно должно быть поймано, поклялась сама себе Анна. Его схватят, и ему придется дорого заплатить за совершенное.

Из последних сил Анна взяла себя в руки и заставила мыслить спокойнее и логичнее. Почему Кейт избили именно на кухне? Может быть, преступник находился у холодильника, пытаясь что-то достать оттуда, а мать неожиданно появилась рядом с ним? Нет, не похоже.

Анна еще раз взглянула на дверь, ведущую в кухню. Рядом — выход из квартиры, по лестнице, ведущей на первый этаж, к гаражу.

Пожалуй, Кейт оказалась здесь для того, чтобы убежать из квартиры. Следовательно, преступник преследовал свою жертву, и только здесь, на кухне, сумел догнать ее, повалил на пол и жестоко избил. Анна почувствовала, как от этой мысли у нее мурашки побежали по спине.

Преступник, заметив переполох, мог спокойно скрыться через входную дверь. Значит, это был необычный грабитель. Он напал на беззащитную женщину сознательно, желая убить ее.

А затем начал методично крушить все, что попадалось под руку, с такой яростью, что ей удивились даже любопытные соседи, которые, конечно же, ничего не слышали в саму ночь преступления. Только зачем все это было нужно? Непреодолимое стремление показать свою мощь? Или паническое усилие найти нечто, когда обстоятельства вышли из-под контроля и приобрели неожиданно более серьезный характер, нежели простое ограбление?

Квартира провоняла разлитым прокиснувшим молоком и испорченным мясом. Но в этом запахе присутствовал и запах самого грабителя, человека, который и совершил зверство. Анна собрала испорченные продукты в пластиковый мешок и выставила его за дверь, чтобы утром его забрал консьерж.

И вдруг Анна вспомнила о сейфе. Она вернулась в спальню. Огромное, написанное маслом полотно — живописный пейзаж Рима XVIII века — висело на своем месте. Анна коснулась рамы, та ушла в сторону, открыв зеленую дверь встроенного в стену сейфа. Она взялась за металлическую ручку, но дверь не поддалась. Код ей был неизвестен.

Сейф выглядел очень внушительно, и, скорее всего, его не взламывали и не открывали. Такое дилетантство поразило Анну: перевернуть вверх дном всю квартиру и не найти такого простого тайника?

Она вновь закрыла дверь сейфа картиной и, преодолевая смертельную усталость, постаралась сосредоточиться. Анна даже представить не могла, что завтра утром она проснется среди такого беспорядка. Уборку надо было начать немедленно, чтобы притупить боль в душе.

Когда она начала подметать, то неожиданно увидела свое лицо под осколками и прочим хламом. Анна замерла на мгновение, а потом нагнулась и подняла с пола фотографию. Стекло, как ни странно, уцелело. Фотография была сделана два года назад в Париже, и мама ее очень любила. Улыбка Анны на фотографии была очень обаятельной, а ветер с Сены живописно развевал ее пышные волосы. Но глаза напряженно смотрели в объектив, а пальцы крепко сжимали воротник пальто. Нелегкая это вещь — любовь. Анна почувствовала комок в горле и начала протирать запылившееся стекло.

Почему они с матерью вдруг стали такими чужими? Отчего смерть отца, которая, казалось, должна была сблизить, так разъединила их? После событий в Белфасте прошло одиннадцать лет. Время, за которое они стали почти чужими. А сейчас мама лежит в больнице, ее жизнь поддерживается только приборами и аппаратами, ее разум погружен во тьму.

— Мама, — произнесла вслух Анна, — как только тебе будет лучше, мы все исправим, обещаю.

Анна вышла из забытья. Она видела сон о Гаити — Андре Левек смеялся над ней, стоя в зарослях джунглей, и блеск его глаз говорил о явном сумасшествии. Но проснулась Анна не в джунглях и не на Гаити, а в заснеженном Вейле, тут же вспомнив, что мать в больнице в состоянии комы. Стрелки часов показывали 8 часов 45 минут утра.

Анна протянула руку и набрала номер телефона больницы Kapp Мемориал. Состояние Кейт за ночь не изменилось.

Анна встала с постели и подошла к окну. Шторы раздвинулись, и перед ней открылась великолепная панорама. Горные белоснежные вершины казались особенно величественными на фоне голубого неба. От этого зрелища даже заболели глаза. Красные и желтые кабинки подвесной дороги медленно поднимались вверх и были единственными пестрыми пятнами на белом фоне снежных склонов. Только самые вершины гор стояли без снега.

Несмотря на то, что квартира хорошо отапливалась. Анна дрожала от холода. Приняв горячий душ, она надела шерстяной свитер матери поверх рубашки из хлопка и джинсы. Слабый запах духов Кейт исходил от одежды и был подобен легкому материнскому объятию и нежному поцелую. Затем Анна положила себе в большую чашку кашу и, помешивая ее ложкой, принялась разбирать почту Кейт. Все письма были в обычных конвертах коричневого цвета — в основном счета.

Затем начались звонки. Звонили друзья матери, желающие выразить свое потрясение случившимся и сочувствие. Третий звонок был от Констанции Граф, которая предложила Анне немедленно встретиться.

В 10.30 позвонили в дверь. Это оказался Джоргенсен. детектив. Он держал прямо перед собой удостоверение, и Анна открыла дверь. Это был очень худой человек с изможденным лицом, орлиным носом и пышными черными усами. Взгляд его темных глаз был усталым. От Джоргенсена но всей квартире сразу же распространился сильный запах табака.