Сломанная кукла - Лактысева Лека

А потом… он не явился на ночь. Впервые с тех пор, как я переступила порог его дома. И даже позвонил не мне, а Елене Михайловне. Точнее, сыну на телефон няни. Видимо, Зиновию было стыдно говорить мне о том, что он планирует ночевать где-то еще.

… с кем-то еще?

Пока Никита докладывал о своем разговоре с отцом, няня стояла, покачивая головой, и бросала на меня многозначительные взгляды. Они словно кричали: а я тебя предупреждала!

Уложив в этот вечер Никиту, я так и осталась ночевать рядом с ним, на его детском, коротковатом для меня диванчике. Идти в свою комнату не хотелось: там меня дожидалась бессонница в компании с грустными мыслями, думать которые мне совсем не хотелось.

Вечером следующего дня Зиновий явился домой раньше обычного. С загадочным видом поманил к себе, вручил розу и новенький смартфон последней модели.

То ли гордыня, то ли недоверие бродили во мне, как дрожжи в бочке с квасом, подбивали оттолкнуть Плетнева, отказаться от его подарков. Но… если я оттолкну его второй раз, то будет ли третий?

… кусать потом локти? Пытаться вернуть то, что вернуть невозможно?

Я не рискнула.

Забрала розу. Согласилась принять смартфон. Чего уж себе лгать — давно мечтала! Не о таком — попроще. Хочет Плетнев отчет? Будет ему отчет!

Плетнев, увидев, что я вроде как расположена к мирным переговорам, выдохнул с облегчением. Повеселел. За ужином пытался шутить, ни с того ни с сего принялся рассказывать, как сам впервые купил себе простой кнопочный мобильный — не на деньги Родиона Зиновьевича, а на те, что заработал сам.

— Когда я вырасту, я тоже сам себе зарабатывать буду! — тут же заявил мой Китенок. — И маме все-все куплю: и дом, и машину, и планшет!

— Обязательно купишь, мой хороший, — потрепала я по русой макушке своего маленького героя.

Плетнев открыл рот, будто собираясь что-то сказать. Вздохнул, сглотнул — и промолчал.

А уже поздно вечером, когда Никита уснул, а я вышла из детской, чтобы идти к себе, Зиновий поймал меня в коридоре. Опять — в коридоре!

Я возмутилась: неужели он думает, что меня можно купить розой и дорогущей игрушкой? Жила я без смартфона двадцать пять лет — и еще столько же проживу!

Все это я и высказала тут же, не сходя с того места, где остановил меня мужчина.

Плетнев выслушал меня внимательно и серьезно. Покачал головой как-то устало:

— Ты ничего не должна мне, Тина, и я ничего не требую. Но попросить-то могу?

А потом был поцелуй.

Еще более жадный, чем тот, первый. И желанный — для меня не меньше, чем для Зиновия.

Я, разумеется, не забыла свои обиды: раны все еще были слишком свежи. И злость моя на Плетнева никуда не делась. Но и отказаться от всего, что происходило между нами, я не нашла в себе сил. Чувствуя, как завелся мужчина, вбирая в себя всем телом его жар, его страсть и нетерпеливые ласки, решилась: будь что будет!

Моя спальня оказалась ближе. Наверное, поэтому мы в ней и очутились. Как — не помню. Зато в памяти остались, впились в нее шипами со сладким ядом, короткие обрывки воспоминаний.

… Плетнев распускает мою и без того совсем свободную косу.

… я толкаю мужчину на свою кровать.

… влажные, наглые, бесстыдные поцелуи, от которых меня выгибает дугой.

… я впиваюсь ногтями в гладкую сильную спину, провожу по ней сверху вниз, наверняка оставляя красные болезненные дорожки.

Плетнев вздрагивает, морщится, но продолжает удерживать меня под собой, а его губы шепчут с запинкой:

— П… пы-равильно… заслужил. Все заслужил. Все — искуплю…

Отрезвление наступило утром, когда Зиновий на глазах у сына и няни поцеловал меня и уехал на работу.

— Вижу, ты все же решилась, — беззлобно хмыкнула няня, помогая мне загружать в посудомойку грязные тарелки. — Вот и замечательно. Вам бы еще расписаться, узаконить свои отношения, а то не дело это: у вас ребенок уже растет, а вы все хвостами друг перед другом вертите…

— Елена Михайловна! Давайте не будем! — взмолилась я. — От того, что случилось, все только сложнее стало!

— Ну, да… мужика в ЗАГС затащить — это непросто, — с видом умудренной жизнью женщины, покивала та.

— Да не в ЗАГСе дело… — я оглянулась, нашла взглядом сына. — Никита, беги наверх, переодевайся: пойдете погуляете с няней, пока солнышко утреннее, не злое.

Елена Михайловна намек поняла. Снова хмыкнула, но пошла вслед за Никитой к дверям:

— Идем-идем, мальчик мой. Пусть мама делами занимается, а мы с тобой воздухом подышим.

Сын с няней ушли. Я поставила вариться бульон на суп, запустила стирку и робот-пылесос. Принялась крошить овощи на салат.

Руки были заняты делом, а голова — мыслями.

… что дальше? Как себя вести с Плетневым после того, что было ночью? Чего он добивается? Или уже всего добился и теперь успокоится, отстанет? Это было бы… больно. Хотя не так больно, как тогда, когда он увез Никиту.

И что означали его слова про искупление?

Успокаиваться Зиновий не планировал. Это стало ясно в тот же день. Точнее, вечер.

Явился мужчина, как повелось в последнее время, к ужину. Снова — не с пустыми руками. Вручил мне коробку бельгийского шоколада и пакет из супермаркета.

— Давайте сегодня вечером отпустим няню и вместо детских книг посмотрим вместе какой-нибудь хороший фильм. Я тут попкорна купил — сумеешь приготовить?

— Сумею, — кивнула я.

В пакете обнаружилась не только кукуруза для приготовления лакомства.

Зиновий не мелочился: купил и колы, и мартини, и фруктов, и пару видов сыра неизвестных мне сортов. Никиту тоже ждал небольшой подарок: игрушечный динозавр, которыми сын увлекался, как многие современные дети.

Няню мы отпустили отдыхать сразу после ужина. Я быстро приготовила попкорн, пересыпала в пару пластиковых ведерок из-под солений. С ними и с прочими лакомствами и напитками мы переместились в гостиную, оснащенную домашним кинотеатром.

Плетнев лично отыскал на ютубе какую-то семейную романтическую комедию. Усадил нас с Никитой на диван, сам задернул шторы, включил неяркий свет и тоже уселся рядом.

Фильм был милым. Попкорн громко хрустел на зубах. Никита пил колу, мы с Зиновием — мартини, смешанный с апельсиновым соком и сдобренный льдом.

Более тихого и уютного вечера в моей жизни еще не было!

От улыбок Зина, от его руки, приобнявшей меня за плечи, исходило тепло, которое как-то исподволь плавило мои обиды, превращало их острые болезненные иглы в безвредные лужицы под нашими ногами.

— Никита уснул, — шепнул мне мужчина, когда фильм почти закончился. — Я отнесу его наверх, в детскую…

— А я приберу тут, — кивнула ему согласно.

— Потом приходи ко мне… — Зин поднял Никиту на руки и замер, дожидаясь моего ответа. Уверенным в том, что я соглашусь, он не выглядел. Заметил тень сомнения на моем лице. Закрыл на мгновение глаза. Пригрозил, пытаясь улыбнуться: — иначе я приду к тебе.

— Ладно. Давай сегодня у тебя, — моя шутка развеяла возникшее было напряжение.

Как и обещала, я прибрала в гостиной, потом вышла на порог дома, подышала вечерней прохладой, пытаясь собраться с мыслями и настраиваясь на серьезный разговор. Только потом поднялась наверх. Заглянула в спальню Зиновия:

— Ты долго, — мужчина встал мне навстречу, подошел, положил руки на плечи.

— Всего-то минут пятнадцать, — я обхватила пальцами его запястья, вынуждая освободить меня.

— Что-то не так? — Плетнев неохотно опустил руки. Глянул на меня вопросительно и немного тревожно.

— Все не так, Плетнев. Думаю, нам стоит поговорить…

Зиновий склонил голову, но остался стоять вблизи.

— Поговорить… — тихо произнес он. — Да, разумеется. Только…

— Только — что? — мне не хотелось ссориться с мужчиной после прекрасного вечера, который он устроил. Это было бы черной неблагодарностью с моей стороны.

— Иногда лучше разговаривать в горизонтальном положении. Тогда не так просто взять и отдалиться друг от друга.