Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916 - Анджей Иконников-Галицкий

Содержание этих трёх писем было доведено Лопухиным при посредничестве Бурцева также до глаз и ушей эсеровского руководства. При обыске на Таврической, 7, было обнаружено письмо Бурцева Лопухину, в котором публицист-разоблачитель благодарит адресата «от всего сердца». Очевидно, тогда, в поезде, Лопухин согласился дать Бурцеву документальное свидетельство агентурной деятельности Азефа. Роль такого документа сыграл процитированный текст письма. Более того, 3 декабря в Лондоне, в Вальдорф-Отеле, он имел встречу с представителями и вдохновителями эсеровского «бомбизма» Черновым, Савинковым, Аргуновым. И им он подтвердил: Азеф – сотрудник Департамента полиции. Как ни пытался Лопухин на суде представить эту беседу эдаким вторжением вооружённых до зубов террористов в мирное гостиничное жилище отставного сановника, факт остаётся фактом: бывший директор Департамента полиции выдал врагам режима самого высокооплачиваемого секретного агента этого самого Департамента.

Совершая сие, Лопухин знал, что может попасть под суд за разглашение служебной тайны. Почему же пошёл на контакт с Бурцевым и Савинковым? Не потому ли, что кровно был заинтересован в устранении Азефа, знавшего правду о его сотрудничестве с революционерами, а возможно, и о причастности к политическим убийствам? Если это так, то расчёт оправдался не вполне: Азеф был осуждён партийным судом, но беспрепятственно скрылся. На лопухинской бомбе подорвалась и агентурная деятельность полиции, и эсеровская Боевая организация, и сам экс-директор. Партия эсеров оказалась ввергнута в глубокий кризис, продолжавшийся до 1917 года. Лопухина суд приговорил к пяти годам каторги, но решением общего собрания кассационных департаментов Сената, каторга была заменена ссылкой. Как это похоже на нынешние «N лет условно» для высокопоставленных осуждённых! Суд и приговор спасли Лопухина от неминучей гибели: придя к власти, большевики не тронули его – учли заслуги в деле разоблачения тайных агентов проклятого царского режима. В 1920 году Алексей Александрович по личному разрешению Дзержинского уехал из голодной и холодной Совдепии. Остаток дней необыкновенный директор свинцового Департамента провёл в прекрасном Париже в тени воспоминаний о знаменитых «приятелях»: Зубатове, Плеве, Витте, Азефе, Бурцеве, Гапоне…

Любопытна, однако, реакция трёх официальных адресатов лопухинских писем от 21 ноября 1908 года. Точнее, отсутствие реакции. Ни Трусевич, ни Макаров, ни сам Столыпин не сделали того, что, казалось бы, следовало сделать: срочно вступить в переговоры с Лопухиным, взять под контроль его контакты, и уж, во всяком случае, не допустить его выезда за границу. Сам экс-директор, отправляя послания по адресам, как бы говорит: если вам дорог Азеф – обращайтесь ко мне, его судьба в моих руках. Он даёт шанс для переговоров: уехав из Петербурга 23 ноября, возвращается утром 29-го, зная, что письма его уже прочитаны, и лишь 30-го вечером отправляется в Лондон. Никто не отозвался. Видимо, Азеф стал лишним не только для Лопухина, но и для его высокопоставленных адресатов. Да и не мудрено: в это время в кругах, сферах и прочих неясных структурах власти зарождались новые интриги, росли кадры для новых заговоров и провокаций. До начала великого революционного потопа оставалось чуть больше восьми лет.

«Адский жилет» для полковника Карпова

За три года, прошедшие со времени подавления революционных беспорядков, петербуржцы успели отвыкнуть от взрывов эсеровских бомб. Но в ночь с 8-го на 9 декабря 1909 года в столице грохнуло. На конспиративной квартире был убит начальник Петербургского охранного отделения жандармский полковник С. Г. Карпов. Преступник, приведший в действие взрывное устройство, пытался скрыться, но был задержан. Им оказался Александр Петров, секретный агент Департамента полиции, внедрённый в Боевую организацию эсеров. 9 января состоялся суд. Петров был приговорён к смерти и через четыре дня повешен. После его казни руководство эсеров распространило прокламацию, в которой заявило: убийца действовал по заданию партии. Якобы провокатор раскаялся, признался товарищам в своём предательстве. И ради искупления вины партия поручила ему устранить высокопоставленного сотрудника охранки. Вот он и устранил. Официальная версия этого убийства в точности совпадает с официальной версией убийства секретным агентом Дегаевым подполковника Судейкина в 1883 году. И та и другая не вызывают доверия. Тем более что многие обстоятельства, сложившиеся вокруг гибели Карпова, подозрительно напоминают обстоятельства ещё одного знаменитого теракта – убийства премьер-министра Столыпина в сентябре 1911 года.

Александр Алексеевич Петров был мирным народным учителем в Вятской губернии – сеял разумное, доброе, вечное. Революционные демоны искусили его, вихри девятьсот пятого года подхватили и унесли в стан эсеров. Петров включился в революционную борьбу с азартом. К началу 1909 года за ним числилось несколько арестов, два побега из тюрьмы. В январе 1909 года руководство Боевой организации эсеров стягивает свои силы в Поволжье, в Саратов. Туда под чужой фамилией, с поддельными документами направляется бывший учитель – и там его сразу же арестовывают. При задержании ведёт себя мужественно – молчит. Однако ж через несколько дней после ареста «Валаамова ослица» заговорила. Петров называет себя, выдаёт жандармам имена и конспиративные адреса саратовских эсеров и, наконец, указывает местонахождение подпольной типографии. Чувствуется, что арестант готов и на большее. С ним работает начальник Саратовского жандармского управления П. К. Семигановский. И настолько успешно, что уже через неделю-другую накапливается материал для донесения в Петербург, директору Департамента полиции М. И. Трусевичу. Семигановский сообщает начальству, что арестованный готов на глубокое сотрудничество с полицией, на агентурную работу. Для внедрения Петрова в Боевую организацию необходимо организовать его побег из тюрьмы.

Надо отметить важное обстоятельство. Всего за месяц до ареста Петрова весь революционный мир, а равно и мир политического сыска, был потрясён до основания разоблачением Азефа. Секретным агентом Департамента полиции оказался руководитель Боевой организации и член Центрального исполнительного комитета партии эсеров. Азеф выдал полиции не одну сотню пламенных революционеров, и при этом лично организовал самые решительные революционные теракты: убийства Плеве и великого князя Сергия Александровича. Материалы этого дела были опубликованы в эмигрантской печати знаменитым политическим скандалистом Бурцевым. Мало того, что эта история до невозможности компрометировала и партию эсеров, и Департамент полиции, она ещё породила острую кадровую проблему у тех и у других. Лишившись Азефа, обе стороны потеряли самого необходимого человека: эсеры – вдохновителя героических убийств, полиция – главного информатора и агента влияния. Азефа надо было кем-то заменить. В этом сходились интересы террористов и охранителей.

Но кем? Поиск ведёт и та сторона, и другая. У эсеров сразу появился доброволец, возжелавший возглавить Боевую организацию: Борис Савинков. Этот человек – романтик, хладнокровный убийца, бретёр, красавец-мужчина – всегда с невероятной энергией хватался за любое дело, и всегда всё с треском и грохотом проваливал. Пользуясь растерянностью вождей эсеровской партии, он явочным порядком приступил к руководству террором. Восторга это у соратников не вызвало: в деловые качества Савинкова они не очень-то верили. Да тут ещё вышел из печати роман некоего В. Ропшина «Конь бледный» (роман, надо сказать, бездарный до патологии) – конечно же, про революционный террор; из-за маски-псевдонима откровенно торчали уши Савинкова. Мало-мальски здравомыслящие эсеры пришли в ужас: руководство Боевой организацией в руках самовлюблённого графомана! Но вот в чём беда: заменить его некем. Поток фанатиков-добровольцев, прежде с избытком восполнявший все потери Боевой организации, после истории с Азефом сузился до ручейка, а охватившая эсеров шпиономания отсекала и этих немногих. Даже Савинков, безусловный мастер увлекать людей (особенно женщин) – и тот смог собрать группу лишь человек двенадцать – шестнадцать. Появление Петрова, испытанного бойца, уже трижды бежавшего из тюрьмы (совершить побег было в эсеровской среде очень почётно – всё равно как заслужить орден), должно было вызвать живейший интерес эсеровского руководства: не он ли есть тот, кто заменит Савинкова и возглавит террор?

В руководстве полиции понимали выгодность и перспективность вербовки Петрова. Вновь поставить своего агента во главе революционно-террористического подполья – соблазнительно! И всё же, мнения разделились. Трусевич высказался против организации побега и внедрения нового агента в стан врага: Петров, мол, преступник и должен понести наказание. Впрочем, мнение Трусевича в этот момент уже ничего не значило; почему – увидим чуть позже. Вербовку Петрова решительно поддержали начальник Петербургского охранного отделения Герасимов и новоиспечённый товарищ министра внутренних дел Курлов. Окончательное решение принимал сам министр внутренних дел и председатель Совета министров Столыпин. Именно он дал санкцию на сотворение нового двойного агента.