Чаша гнева - Александр Борисович Михайловский

- А если по теме, - сказал я, - то за господами правыми эсерами осталась еще одна провокация, на этот раз вполне мирная и невооруженная. Завтра, то есть уже сегодня, на десять часов на Марсовом поле назначен сбор участников шествия к Таврическому дворцу в поддержку Учредительного собрания. В основном контингент состоит из либерально настроенной интеллигенции и некоторой части несознательных рабочих, недовольных тем, что неумные действия некоторых деятелей из числа большевиков привели к почти полному коллапсу промышленных предприятий, расположенных в Петрограде и его окрестностях. По мере того как моя служба безопасности капля по капле выдавливает из господина Троцкого содержащееся в нем дерьмо, меня все больше и больше охватывает желание устроить ему и его подельникам такую казнь, какой еще не было в истории. Но Чернов и компания тоже хороши: достали из бабушкиного сундука инструкции по организации Кровавого Воскресенья и хотят по ним устроить день памяти попа Гапона.

- И что же нам делать, товарищ Серегин? - спросил Сталин. - Наверняка у вас есть какой-то готовый рецепт.

- Рецепт есть, и он не потребует участия Красной гвардии или верных советскому правительству воинских частей, - ответил я. - Разгонять сторонников Учредилки мы будем при помощи высоких технологий, то есть излучателей инфразвука. Главное, делать это там, где бунтующей публике будет куда разбегаться, не создавая давки, а не то жертв может быть даже больше, чем от пулеметного огня.

- Тогда делать это надо прямо на Марсовом поле, - сказал будущий лучший друг советских физкультурников, - а еще лучше просто не допустить накапливания демонстрантов в точке сбора.

- Хорошо, товарищ Сталин, так мы и сделаем, - согласился я. - Первоначально у меня был план накрыть уже собравшуюся толпу излучением с воздуха, но ваша идея лучше. А сейчас позвольте нам откланяться, ибо в данный момент мое присутствие требуется в другом месте. Всего наилучшего, товарищи, встретимся в полдень уже в Таврическом дворце.

Стационарный излучатель производства мастерских «Неумолимого», представлявший из себя серую четырехгранную пирамиду семиметровой высоты, мои люди установили в центре Марсова поля часов в восемь утра. Автономный источник питания гарантировал устойчивую работу в крейсерском режиме примерно в течение пары лет. Но нам столько было не надо.

В ста метрах от установки уровень излучения был смертельным, в трехстах - панически невыносимым, в полукилометре очень сильным, и даже в Таврическом дворце (два с половиной километра), по расчетам Клима Сервия, должно ощущаться легкое беспокойство. Зато в Смольном (три с половиной километра от эпицентра) не почувствовали ровным счетом ничего.

Но, самое главное, в трехсотметровую зону попадало и британское посольство (пакость в стиле Зул бин Шаб удалась на славу). Господа дипломаты и укрывающиеся в посольстве лица, разыскиваемые советской властью, густо, как тараканы из-под печки, полезли наружу и разбежались по всей северной столице. Накрыло и Петропавловскую крепость, где содержались разного рода контрреволюционеры, арестованные ВЧК. Кроме того, практически по всему Петрограду завыли и зашлись лаем собаки и отчаянным мявом заорали кошки. Одним словом, ни о каком марше протеста не могло быть и речи, ибо протестуты даже близко не могли подойти к месту сбора, а каким-то образом изменить планы у них уже не было никакой возможности. Во-первых, мы арестовали, людей управляющих и координирующих действия мятежников, во-вторых, при отсутствии на руках миллионов смартфонов и действующих социальных сетей управление процессами в реальном времени исключалась в принципе.

Тем временем стрелки часов все ближе подходили к полудню; господа депутаты, поминутно озираясь непонятно из-за чего, накапливались в Таврическом дворце. Прибыл и патриарх всех этих бабуинов - господин Чернов. Седой барин от революции, он делал все возможное, лишь бы ничего не делать. Находясь во власти при Временном правительстве, эсеры палец о палец не ударили для решения земельного вопроса. Зато Октябрьскую революцию встретили в штыки, заявив, что «захват власти большевиками является преступлением перед родиной и революцией». Впрочем, в противоположность «нетерпимым», «твердокаменным» большевикам, у эсеров имелась крайняя свобода мнений, группировок и течений. Часть из них прямо поддерживала контрреволюционных генералов Каледина, Корнилова и Алексеева, у них были центристы, вроде Чернова, безудержно болтавшие о святой российской демократии, и только совсем недавно от них откололись левые-интернационалисты, примкнув к большевикам.

Наблюдая из бывшей императорской ложи за этой кишащей и побулькивающей массой, я испытывал такое же тошнотворное чувство, как и в деле с украинской Центральной Радой. Только там имелось два десятка самых омерзительных персонажей, а тут на глаз их было не менее двух с половиной сотен, и все - сплошные Явлинские, Немцовы, Зюгановы, Гозманы и Новодворские.

- За исключением большевиков и части левых эсеров, в моих глазах это сборище выглядит как клоака, полная нечистот, - сказал я Ленину.

- Совершенно с вами согласен, товарищ Серегин, - ответил Ильич, потирая руки. - Ну что же, приступим?

- Да, пожалуй, - согласился я. - Когда дело ясное, то затягивать его нет смысла.

Началось заседание с небольшой обструкции. Согласно декрету Совнаркома от девятого декабря тысяча девятьсот семнадцатого года открывать заседание должен был председатель ВЦИК, но решением Юридического Совещания о порядке открытия Учредительного собрания, не признававшего советскую власть, предлагалось, в соответствии с традицией, признать временным председательствующим старейшего депутата. Таким почетным старцем среди присутствующих был эсер Егор Лазарев (63 года), однако, ожидая физического противодействия со стороны оппонентов, его подельники остановили свой выбор на втором по возрасту, но физически более крепком Сергее Швецове (60 лет). Пока этот человек поднимался к трибуне, я внимательно разглядел его Истинным Взглядом, и решил, что контингент, направляемый на необитаемый остров, нуждается в дополнительной сортировке, ибо выглядел господин Швецов не как прожженный политикан, а как хороший специалист с некоторым количеством тараканов в голове. Да уж, и в навозной куче тоже могут попасться жемчужные зерна...

В Основном Потоке большевики и левые эсеры «приветствовали» эсеровского временного председателя свистом, улюлюканьем и бешеными криками, но на этот раз в зале заседаний стояла гробовая тишина, ибо я сказал Ленину, что беру этот вопрос на себя. И в самом деле, господин Швецов поднялся на трибуну, как я накрыл его пологом тишины, будто мышь стаканом. Рот открывается, а в зале не слышно ни звука. Сначала на левых скамьях стали раздаваться отдельные смешки, но скоро они переросли в сплошной гомерический хохот. И тут засвистели и заулюлюкали уже эсеровские депутаты; впрочем, у них запала хватило ровно до