Славься! Коронация "попаданца" - Михаил Ланцов

Зима и весна 1869 года, исключая инспекционную поездку в Оренбург, прошли хоть и в больших трудах, но спокойно и размеренно. По большей степени работа была связана с приведением в порядок административных дел Империи, которые умудрялись нарастать подобно гидре — на месте одной решенной проблемы находились головы как минимум двух внезапно выросших. Особенно в свете введения с 1 июля 1869 года нормативной базы новых кодексов, изменяющих, например, все налогообложение.

Казалось бы, что предстоящая коронация будет отнимать основные силы Императора, но на самом деле у него просто не хватало на все времени и приходилось сосредотачиваться на главном. Лишь изредка отвлекаясь на проверку состояния того или иного аспекта подготовки к празднику, давая ценные указания.

Ключом к столь серьезной и ранее недостижимой загрузке стала телеграфная сеть, развивающаяся просто чудовищными для России того времени темпами. Например, в 1860 году на всю огромную территорию Российской империи имелось всего сто шестьдесят телеграфных станций и чуть более двадцати семи тысяч километров линий. Очень немного, надо заметить, особенно учитывая, что их стали разворачивать с конца сороковых годов. Но потом на сцену вышел Александр с его проектами, которые оказались по воле необходимости разбросаны по всем необъятным просторам огромной Империи. Так что уже в апреле 1869 года Российская империя имела свыше двухсот тысяч километров линий и более трех тысяч телеграфных станций.

Особенно ускорилась работа после запуска осенью 1868 года Ярославского металлургического комбината для электролитической очистки меди. Ради чего даже ТЭС пришлось при нем организовывать, работающую на торфе. К сожалению, недостаток качественного кабеля оказался не единственной проблемой, сдерживающей еще большую динамику развития телеграфной сети. И если возводимый в Переславле-Залесском электротехнический заводик мог в ближайшей перспективе практически полностью покрыть потребность в телеграфных аппаратах и прочем оборудовании, то с обученным персоналом была печаль. Те три училища, что работали в Москве последние несколько лет, едва справлялись с тем, чтобы по ускоренной программе выпускать хоть каких-нибудь операторов — сказывался крайне низкий уровень технической грамотности населения.

Впрочем, несмотря на все имеющиеся проблемы, ключевой стала весьма банальная — столица уже к апрелю 1869 года не могла оперативно переваривать поступающие сообщения, уменьшая скорость реакции. Ведь все существовавшие линии были, мягко говоря, перегружены тем, что еще летом 1868 года Александр ввел практику квартальных отчетов. Конечно, не самая безопасная процедура, но альтернативы не имелось, да и иностранная разведка пока на территории России старалась не озоровать после ряда серьезных ударов. Так что в Москву очень бодро стекались самые разнообразные документы бюрократического характера, позволяющие объективно и оперативно оценивать реальное положение дел на местах. Что безмерно разворошило чиновников, которые с введением подобной практики пребывали в вечном тонусе.

К сожалению, несмотря на великую пользу от подобной практики, серьезно возросшая нагрузка на телеграфы поставила вопрос ребром. Александр промахнулся с оценкой возможностей оперативного приема и переработки такого объема информации. Ни технических средств, ни организационной структуры, готовых к такой работе, у него просто не имелось.

— Итак, товарищи, ситуация, складывается отвратительная. — Александр тщательно выговаривал слова на расширенном заседании Государственного совета. — Что делать будем? У кого какие мысли?

— Николай Дмитриевич, Борис Семенович, — спросил Путилов, — как вы считаете, можно ли решить проблему с помощью модернизации телеграфных аппаратов?

— Безусловно, — Якоби потирал лоб, — но это займет прилично времени. И денег… Я просто не представляю, как можно быстро решить эту задачу. Причем менять оборудование нужно не только в Москве, но и на местах. Александр Бэйн[85] еще в 1843 году смог создать необычную конструкцию телеграфа, позволяющую печатать листы с текстом, а не специальные символы или ленту с буквами. В 1855 году итальянец Джованни Казелли создал более совершенную вариацию указанной выше машины, которая кое-где в мире использовалась для передачи изображений по телеграфным линиям. Довольно примитивная конструкция, но если ее доработать, что вполне реально, то…

— Сколько это займет времени? — перебил его Александр, сразу поняв, что Борис Семенович пытается на пальцах объяснить еще смутно ему понятный принцип факса.

— Мистер Бэйн сейчас у нас работает над совершенствованием своей конструкции электрических часов. Если его полностью переключить на работу над этим проектом, то… — Якоби задумался. — То нам понадобится не меньше полугода, чтобы довести до ума его аппарат. Хотя, боюсь, может потребоваться сильно больше времени. Там невысокая скорость передачи, и с этим нужно что-то делать.

— Хорошо, пускай переключается на этот факсимильный аппарат.

— На что? — удивился Якоби.

— Описанный вами способ передачи информации называется факсимильная связь, от латинского «fac simile», что значит «делать одинаково». — В кабинете повисла тишина и удивление, которые, впрочем, довольно быстро оказались развеяны Императором. — И держите меня в курсе его разработки. А пока, — Александр кивнул Киселеву, — я предлагаю передать в помощь Московскому телеграфу до сотни печатных машинок, по мере их изготовления, а также машинисток для хоть какого-то ускорения того вороха работ, что стал накапливаться.

— Машинисток? — удивился Милютин.

— Да, наберите женщин с хорошей внимательностью и усидчивостью. Рабочий день сделайте небольшим, так как работа напряженная.

— Но ведь…

— Это неизбежно, — подвел черту Александр. — К тому же внимательность и усидчивость у женщин выше, чем у мужчин. Мы должны выбрать социально активных женщин из различных сословий, вовлекая их в полезную деятельность. А то, не дай бог, еще с какими революционерами путаться начнут. Человек, сидящий дома без дела, есть крайне опасная личность для общества. Любой человек, даже женщина. Тем более что по Москве довольно много девушек из состоятельных семей, которым домашними трудами убивать свою скуку не получится.

— Хорошо, — кивнул Киселев, делая пометки в своем блокноте.

— Как быстро вы сможете выделить помещение и развернуть центр?

— Месяца три. Потребуется время для обучения девушек и, — он взглянул на Баршмана, — поставки печатных машинок.

— Сотню машинок со склада Имперской администрации я смогу выдать хоть завтра, — прервал назревавшую драму Александр, памятуя о том, что у Киселева с Баршманом очень тяжело идут взаимоотношения. — Так что дерзайте. А вы, Борис Семенович, приходите ко мне с Александром Бэйном через неделю со своими соображениями по поводу предложенного вами аппарата.

— Ваше Императорское Величество, — взял слово Милютин, — а зачем нам нагружать телеграф, если можно нагрузку более равномерно распределить?

— В смысле?

— Так ведь можно намного проще поступить. Все поступающие телеграммы прямо лентами паковать в конверты или коробки, если они достаточно большие, и передавать в конкретные ведомства. Пускай на местах разбираются. И не будет нужды разворачивать большой центр перепечатки, мы сможем ограничиться просто дополнительным набором людей в сортировочный пункт.

— Да, хорошая идея, — поддержал Милютина Киселев. — Тем более что такой центр с девицами, как мне кажется, пока преждевременный. У них получится очень нехорошая репутация. Зачем девушкам жизнь портить? Они побегут, ибо глупы. А потом что? Как оправдаться?

— Хорошо. Давайте так и поступим. Но вы, Борис Семенович, все же постарайтесь сосредоточить все необходимые силы на этом направлении. Получение аппарата, способного быстро передавать подобного рода документы, — одна из важнейших стратегических задач.

ГЛАВА 9

Седьмого апреля 1869 года Владимира Александровича выпустили из санатория. Долгое и мучительное лечение целой череды инфекционных болезней, вызванных воспалением легких осенью 1867 года, получилось прервать, применив новейший препарат, выведенный из плесневых грибков. Больше восьми лет работы и большое количество опытов, в том числе и на осужденных, позволили открыть что-то вроде пенициллина.

Владимир стал первым человеком на планете, которому добровольно его вкололи, в качестве лечебного средства. И препарат подействовал. Правда, дав небольшой побочный эффект вроде сильно расслабленного «стула», но это оказалось не так важно. Поэтому цесаревич, а именно в таком статусе в это время пребывал брат Императора, хоть смог вернуться к активной жизни и деятельности. Безусловно, ему требовался курс реабилитации и восстановления, но критическая ситуация необратимо миновала.