Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри попаданца - Герман Романов

Герман Романов

ПЕРЕХОД СУВОРОВА ЧЕРЕЗ ГИМАЛАИ

ЧУДО-БОГАТЫРИ ПОПАДАНЦА

Светлой памяти трагически погибших племянников Андрея Бугакова и Александра Колесника ПОСВЯЩАЮ

ПРОЛОГ

Петербург

15 марта 1801 года

— Моя воинская честь, сир, не пострадала, ибо тогда я был еще молод! К тому же противником стал ваш непобедимый маршал Суворов! Да и другие наши прославленные генералы не имели удачи в боях с войсками вашего императорского величества!

Второй консул Французской Республики, дивизионный генерал Жан Виктор Моро, еще не достигший и сорока лет, в расшитом золотой мишурой синем мундире горделиво вскинул подбородок, как будто заранее ожидал от российского императора похвалы. И он своего достиг, услышав из уст собеседника должную оценку собственных дарований.

— Вы тоже неплохо дрались, генерал. Фельдмаршал о вас самого прекрасного мнения — сказал, что вы из лучших военачальников Франции. Да и войска первого консула Гоша мне собственными глазами довелось зреть в сражении под Яффой… Тоже, как и вы, энергичный молодой человек! Чересчур даже… Генерал Жубер вообще славный юноша, совсем как мой внук, только горяч не в меру — потому и бит был нещадно под Нови. А вы молодцом, что командование тогда приняли и войска отвели, не побежали от нас в панике ваши части…

«Для того чтобы в плен вместе с раненым Жубером под Миланом попасть! Нужно было войска отводить, мы же на неудачных позициях бой приняли и потерпели поражение!»

Моро горько усмехнулся, но на душе все равно стало легче. Первый консул Гош, в свою очередь, не смог и отступить, потеряв всю армию, а сам бежал в Египет.

— А так, — русский император широко улыбнулся, — славные были битвы! Ваши солдаты дрались великолепно, почти как янычары под Кагулом. Французы храбры как львы, и если бы моих солдат было вдвое меньше, то нас могли бы и победить! Вот только боги войны рассудили иначе…

Моро содрогнулся — несмотря на уважительный тон, в словах проскочила язвительная насмешка. При Нови и Яффе республиканские войска имели вдвое большую численность, чем русские, но были безжалостно разбиты. Четырехкратный перевес, как следовало из высказывания царя, тоже не стал бы надежной гарантией для победы над московитами. А потому сравнение с турками не вызвало резкой вспышки, а лишь горькое осознание собственного бессилия, которое вылилось в совершенно искренний ответ.

— Ваши солдаты, сир, достойны стать непобедимыми! Я видел их в бою не раз и не два и, честно признаюсь, не хотел бы еще раз столкнуться с ними на поле брани. — Моро внимательно посмотрел на Петра, но совсем иными глазами, чем прежде. То, что он раньше принял за старческую немощь, оказалось насланным мороком, миражом, утренним туманом, наваждением, призванным скрыть подлинную сущность.

Плавные и отточенные движения, в которых не было ничего лишнего, свойственны только опытным солдатам, которые не станут зря расходовать имеющиеся у них силы, не столь большие, как в молодости. Шрамы на лице свидетельствовали, что император не избегал схваток, не понаслышке зная, что такое штыковые атаки.

«А ведь правду говорят, что он собственной рукою истребил два десятка гвардейцев, когда усмирял их мятеж сорок лет тому назад. Против османов ходил в атаку не раз, одна битва под Кагулом многого стоит! — Моро взглядом опытного военного пробежал по лицу императора. — Шрам на голове оставлен ятаганом, что разрубил каску… Прекрасный удар, и чудо, что он оправился от такой раны. Щеку царапнула пуля, ссадина пожелтела — давненько было. Гвардейцы?! Или янычары? На подбородке ранка, волосы не растут — не от шпаги ли самым кончиком досталось? Похоже на то… Правую кисть покалечило, шрам под обшлаг уходит. Да и белый крестик на груди с бантом, а последний дается лишь тем, кто был ранен в бою!»

— Я не боюсь войны с Францией, Жан Виктор! Но не хотел бы воевать с вашими солдатами снова, генерал! Мы и так только зря пролили нашу драгоценную кровь, а в выгоде от этого взаимного кровопускания остались рыжеволосые бестии, что засели на своем проклятом острове!

Моро в изумлении широко раскрыл глаза от столь шокирующей откровенности старого императора. Теперь, после его слов о британцах, Второй консул Республики вздохнул с неприкрытым облегчением — точка соприкосновения найдена, и появилась возможность хоть как-то договориться с русскими, невероятное могущество которых поразило генерала еще в Далмации, где под Триестом его зарвавшаяся победоносная армия, наголову разгромившая австрийцев, наткнулась на войска Суворова.

Воспоминания о той ужасной битве опалили душу генерала, он никак не ожидал, что дикие московиты, над которыми смеялись в Париже, будут настолько опасны.

И не просто отважны…

Русские вооружены скорострельными и дальнобойными мушкетами, аналогов которым во Франции, несмотря на четыре прошедших года, до сих пор не сделали. И они вряд ли время напрасно теряли, почивая на лаврах! С таким императором не расслабишься, могли и что-то пострашнее придумать из «марсового» арсенала, ведь недаром у них и поговорка есть, что за истекший срок много воды может в реке утечь…

— Генерал, вы еще не родились, когда я со шпагой в руке водил гренадер в атаку! Потому давайте говорить откровенно. Мы с вами люди военные, не будем ходить вдоль и около. Повторю еще раз — я не боюсь войны с Францией! Только все дело в том, что она мне не нужна. Да и вам тоже по большому счету. Зачем нам воевать? Ради чего?

— Сир, я полностью согласен с вами! Генерал Гош также не желает воевать с вашей империей! Но дело в том, что у нас нет гарантий, что вы в один из дней не обрушитесь на Францию своими победоносными войсками, устоять против которых невероятно трудно…

Генерал Моро говорил осторожно, глаза продолжали ощупывать Петра. Русский император усмехнулся и подошел к стене, плотно закрытой шторами. Он, потянув за шнур, их раздвинул, открыв большую, метров на шесть в длину, карту.

Жан Виктор впился в нее глазами, чувствуя, как в груди нарастает возбуждение. Такой подробнейшей схемы сего мира он еще не видел. Карта потрясла его тем, что все страны и континенты были тщательно обрисованы в их границах. Кроме того, еще дана разноцветная маркировка ведущих держав и их колоний.

Главное место на ней занимал красный цвет — огромное пространство от Балтики до Луизианы, единственной оставшейся французской территории в Новом Свете.

Английские владения отсвечивали голубым цветом, щедро разбросанным большими пятнами по всему миру.

Доминирующее место занимал желтый цвет, но если в Африке и Азии испанских территорий было немного, то Латинская Америка словно превратилась в сказочную страну Эльдорадо, цвет презренного металла буквально покрывал ее.

И менее всего на карте присутствовала темно-синяя расцветка его родной страны — ею покрыта лишь Франция и немногочисленные колонии, разбросанные по трем частям света.

Приглядевшись, Моро увидел тонкий пунктир, что шел по Рейну, огибал Швейцарию, как бы проглатывая Гельветическую республику, через Альпы спускался в Италию, где сталкивался с коричневой штриховкой «Священной Римской империи германской нации».

— Хорошая карта, — за спиной раздался насмешливый голос, — взяли глобус, сняли верхушки, и вытянули на всю стену. Шучу, шучу!

Однако голос русского императора тут же сделался серьезным, а взгляд по-настоящему пронзительным.

— Смотрите генерал, Республика уже потеряла практически все земли, бывшие при королях. Вас вышибли из Индии, ваши колонии всегда под угрозой… Правда, в Европе вы взяли определенный реванш у союзников Англии, но это на время. Как только ваши солдаты шагнут за Рейн, они именно это хотят сделать, неизбежно начнется новая война, и вам предстоит драться с моей армией. Ведь так, генерал?

Моро пожал плечами, вопрос был чисто риторический и не требовал ответа, да и не за этим он приехал в Петербург. Император словно прочитал его мысли и, усмехнувшись, заговорил дальше:

— Признаться, и мы не хотим войны, повторю еще раз. Хотя Англия предлагает мне семь фунтов за каждого солдата, причем просит выставить не меньше стотысячного корпуса…

Моро мысленно кхекнул от удивления, сумма потрясла его воображение. И это при том, что австрийцам и пруссакам, как он знал, Лондон соглашался выплачивать лишь по два фунта.

— Просто у нас хорошее оружие, генерал! — за спиной раздался уверенный голос императора. — А за прошедшее время, после той нашей первой войны с Республикой, мы времени даром не теряли. Смею вас заверить, генерал, у нас сейчас самые лучшие в мире пушки и ружья!

— Я согласен с вами, сир… — глухим голосом произнес Моро, внутренне ежась от дьявольской проницательности русского царя. Действительно, то, что он увидел в битве при Нови, поразило его, как военного.