Забытые битвы империи - Александр Музафаров

На деле же оказалось: на Китайской стенке держались 2 часа, на 2-й линии несколько часов. 3-я линия состояла из нескольких почти не укрепленных горок и внутренней ограды, которая, будучи построена после китайской войны для обеспечения города от внезапного нападения какой-нибудь шайки боксеров, не имеющей огнестрельного оружия, совершенно не была применена к местности, командовалась с близприлегающих высот и потому решительно никакой оборонительной силы не имела.

Тот же самый Смирнов еще за полгода до сдачи «доносил» генералу Куропаткину, что он ручается продержаться в крепости до 1 октября, чего никоим образом не сумеет сделать генерал Стессель, а между тем я держался до 21 декабря, и говорю по чистой совести, что сдал крепость только тогда, когда сопротивление было бесполезно.

Что роковым образом влияло на успешность обороны, так это полное бездействие флота и отсутствие дисциплины в высших флотских начальниках. Так, адмиралы Лощинский и Григорович не только открыто мне не подчинялись, но в очень резких формах отклоняли малейшее мое необходимое вмешательство.

Быстрое и неожиданное появление японцев в пределах Квантуна было делом серьезным, так как оборона подступов к Артуру с севера была совсем плохо оборудована и даже не имела пушек, а многие укрепления были только намечены.

Ввиду всего этого наместник приказал командующему эскадрой адмиралу Витгефту сдать в мое распоряжение орудия, в количестве: 23 6-дюймовых, 6 120-тонных, 75-тонных и 37-тонных и 2,5-дюймовых для установки их на северном сухопутном фронте, так как эскадра, ослабленная взрывом «Победы» в день гибели «Петропавловска», в течение ремонта этого броненосца не могла быть активной.

Сделав распоряжение относительно передачи морских орудий сухопутному начальству, выразившееся в приказе командующего эскадрой адмирала Витгефта от 29 апреля за № 32, наместник (кажется, 22 апреля) едва успел выехать вместе со своим штабом из Артура в Мукден.

Наладив дело но упорядочению укреплений, а также разработав план замедления движения японцев к Артуру и наметив ряд оборонительных позиций, я, правильно понимая назначение и деятельность флота, всегда был готов по приведении эскадры в порядок по первому же требованию командующего адмирала вернуть все то, что мне было дано с эскадры, так как я вовсе не желал ее ослаблять.

Также я считал себя вправе привлекать к участию в задержании японской армии малые и специальные суда обороны, как то: канонерские лодки и миноносцы, которые, по моему настоянию, и высылались адмиралом Витгефтом для флангового обстрела японцев под Кинчжоу, на Зеленых горах и занятых японцами других береговых пунктах. И японцы надолго бы задержались в своих наступательных движениях к Артуру, если бы на мою просьбу выслать миноносцы и лодки в заливы Талиенван и Кинчжоуский при штурмах кинчжоуских укреплений адмирал Лощинский исполнил свой долг более добросовестно и не ограничился бы высылкой в залив Талиенван только одной лодки «Бобр» и двух миноносцев, предоставив возможность японцам поставить несколько своих лодок и миноносцев в заливе Кинчжоу и до того безнаказанно, что, даже сев на грунт в малую воду, суда японские с успехом выполнили по отношению одного из наших флангов то, чего так настойчиво требовал я от адмирала Витгефта.

Распоряжение адмирала Витгефта, отданное по моему настоянию, принималось начальником морской обороны адмиралом Лощинским в самой неприличной для морского офицера форме.

На приказание адмирала Витгефта, переданное его флаг-офицером лейтенантом Азарьевым, идти немедленно на рейд к Сикао для обстрела неприятеля, адмирал Лощинский грубо и недовольным голосом и, не стесняясь команды на шканцах, кричал, что он не понимает такого приказания, которое рискованно для лодок... что таких приказаний отдавать нельзя, что не дело лодок или судов флота бороться с сухопутными батареями японцев, что это дело наших сухопутных батарей и что, если они не могут бороться, нужно сдаваться... а не подвергать лодки опасности быть взорванными... Кроме того, Лощинский захватил на каждую лодку лишь по 15 снарядов, воспользовавшись приказом Витгефта, распорядившегося во время бомбардировок не иметь на лодках более 15. Когда адмирал Витгефт в справедливом гневе спрашивал Лощинского, как он мог захватить только 15 снарядов в бой, когда распоряжение его относилось лишь ко времени стояния в бухте, адмирал Лощинский не постыдился цинично возразить, что он понял так приказ и не взял более 15, чтобы не было взрыва.

По выяснении способности сухопутного гарнизона с успехом задерживать наступление японцев я продолжал настаивать на выходе эскадры в море и на активной ее деятельности еще в мае, как только суда эскадры были приведены в исправность и полную способность действовать.

Постоянные мои настояния о необходимости выхода эскадры из пассивного состояния побудили адмирала Витгефта собрать флагманов и командиров судов 1-го ранга для обсуждения вопроса, затронутого мною. За исключением командира «Севастополя», капитана 1-го ранга Эссена, большинство командиров на этом собрании решило, что «флот должен выйти в море тотчас же, как он будет готов к бою, выход же немедленный, как желают сухопутные начальники, несмотря ни на какое положение дел на сухопутном театре военных действий, невозможен за неготовностью судов, О времени готовности флота сообщить начальнику укрепленного района по выяснению обстоятельств, но во всяком случае не раньше как через неделю. По частям же выход флота недопустим в тактическом отношении и не может привести к какому-либо благоприятному результату» (протокол от 23 мая 1904 года).

Факт отдельного, хотя и единственного мнения капитана 1-го ранга Эссена, не согласного со взглядами всех остальных командиров, достаточно верно обрисовывает немощность духа и полную неспособность к занимаемым постам тех из командиров. которые, подобно капитану Эссену, имели в своем распоряжении исправные корабли, но от активной деятельности отказались, тем более заслуживающих нареканий, что не потрудились хорошенько разобрать и уяснить то, что в своем отдельном мнении предлагал самый молодой их товарищ.

Из того, что Эссен допускает возможность присоединения «неисправных» судов к вышедшим уже в море исправным, ясно, что неисправность тех судов была тесно связана с упадком и обнищалостью духа их командиров.

Собирая флагманов и командиров для ответа мне, адмирал Витгефт в то же время не забывал жаловаться в телеграммах наместнику на то, что Стессель его жмет и, дескать, ничего не понимая в технике сложного морского дела, все время настаивает на выходах эскадры.

Конечно, наместник, будучи сам адмиралом, не мог не оказать поддержки адмиралу Витгефту, которая и выразилась в телеграмме наместника ко мне, с указанием на то, чтобы я не забывал, что флаг подчинен только адмиралу Витгефту.

«Ввиду настойчивости, с которой Вы обращаетесь к адмиралу Витгефту с требованием о выходе флота, — говорится в телеграмме наместника от 4 июня, — я должен напомнить Вашему Превосходительству: 1) крепости надлежит упорно обороняться и служить до последней крайности убежищем флоту, 2) флот находится в непосредственном распоряжении и на ответственности начальника эскадры, почему его выход в море может последовать только по усмотрению адмирала Витгефта, 3) Ваши обязанности как высшего военного начальника должны заключаться в напряжении всех сил для самой упорной обороны и никоим образом не считать, что для спасения крепости мы должны жертвовать флотом».

Неудачная попытка прорваться во Владивосток и смерть Витгефта настолько сильно подействовали на моральную сторону всех командиров, что они поспешили в собрании своем с участием заведующего обороной берегов контр-адмирала Лощинского и командира Порт-Артура контр-адмирала Григоровича 6 августа составить следующее бесповоротное решение: отказаться окончательно не только от всякой попытки выполнить еще действующее высочайшее повеление, т. е. прорваться во Владивосток, но также от каких бы то ни было выходов в море для плодотворной и активной деятельности против японцев, почему постановлено было теперь же оказать крепости помощь всеми средствами как орудиями, так людьми, какие могут дать суда, оставив только для себя возможность сражаться на якоре.

Так легко отказавшись от всех своих функций морских офицеров и так самонадеянно признав себя способными к отправлению функций сухопутных офицеров, и помимо какого бы то ни было желания участвовать в этом добровольном превращении с моей стороны весьма естественно, что собрание флагманов и командиров при участии адмиралов Лощинского и Григоровича, а также капитана 1-го ранга Вирена на заседание свое меня не пригласило и, уж конечно, не осведомило о состоявшемся решении, выразившемся в протоколе, приложенном к отношению адмирала Вирена ко мне от 26 ноября 1904 года за № 92.