Тени надежд - Евгений Токтаев

Неспокойно было и в Фессалии, где Менон, "герой" Фермопил, боролся с тремя или четырьмя конкурентами за титул тага. Афины ему в этой борьбе одной рукой помогали, а другой мешали, не заинтересованные в появлении очередного тирана с амбициями Ясона Ферского или Филиппа.

Бурлила Беотия, где уцелевшие фиванцы пытались восстановить свой город, а Платеи и Орхомен, готовые рубить головы уже за одни только разговоры об этом, сеяли смуту среди членов Коринфского союза.

Раздоры в рядах врага, это хорошо, вот только враг этот в данный момент для Антигона второстепенен, есть дела и поважнее. Мемнон. Хитрый, скользкий, как угорь. У него осталось почти пятьдесят триер, спасшихся в огненной буре, устроенной Неархом. Сколько на них может быть воинов? Тысяч пять? Не больше. А скорее всего, меньше. И с таким войском он полез на Лесбос? Что-то не верится. Значит, где-то еще набрал. Где и на какие шиши? На первый вопрос ответ простой – на мысе Тенар в Пелопоннесе, где лагерь людей, продающих свои мечи тому, кто больше заплатит, существовал уже сто лет и превратился в настоящий город. Там можно было за полдня нанять целую армию, были бы деньги. Откуда у Мемнона деньги? Тоже несложно догадаться. Не бросил, выходит, царь царей своего слугу, несмотря на все его неудачи. Не отобрал титул карана Малой Азии. Продолжает снабжать деньгами и людьми. Эх, вот бы взять тот корабль, на котором едут к родосцу золотые дарики... Только где его искать? Море велико, а финикийцы, что основу персидского флота составляют, мореходы хоть куда, к берегам не жмутся.

Собственно, полная неизвестность о том, что происходит на востоке, больше всего раздражала и злила Антигона. Лишь единицы криптиев-лазутчиков пробирались за Киликийские ворота или по Царской дороге в верхние сатрапии. Возвращались немногие, да и те приносили сведения обрывочные, туманные. Азия слишком велика и слухи, проходя огромные расстояния, разбухали от небылиц, как снежный ком. Щедро делились новостями купцы, прибывающие из Сирии и Финикии, никого не приходилось тянуть клещами за язык, вот только новости эти... Мягко выражаясь, противоречивые.

Великий царь собирает большое войско в Дамаске. Великий царь в Вавилоне и у него пятьсот тысяч человек. Нет, все совсем не так, царь в Сузах, ждет, когда подойдут бактрийцы и уж тогда выступит. Дарий пересек Евфрат у Каркемиша и идет в Киликию. При нем весь его двор, жены и триста тысяч воинов. Нет, не триста, а шестьсот, царь у южных границ Армении.

Войско Дария двинется в Малую Азию в начале лета, в середине, в конце, поздней осенью, вообще с места не сойдет в этом году, завтра будет под стенами Милета.

В таких условиях решение Антигона выступить в поход на Каппадокию по Царской дороге представлялось вполне логичным. Сидеть на месте, ожидая прихода персов глупо, встретить их желательно подальше от Ионии, дабы было, куда отступать в случае, если дела пойдут плохо. Лезть в Киликию, петляя по горным тропам и перевалам Тавра? Уж лучше идти равниной, по широкой и удобной дороге, где гораздо проще провести обоз, ведь македонян, приученных обходиться без оного в войске меньшинство. А там, поближе к противнику и сманеврировать проще.

Антигон отбыл в Сарды к собирающемуся там войску, а Птолемей уехал в Эфес на несколько дней, оценить тамошние дела. Встретив здесь Таис, Лагид задержался в городе дольше, чем собирался, но все же бесконечно лежать в постели с любимой женщиной он не мог. Необходимо было возвращаться в Милет и начинать активные действия против Мемнона. Конечно, от Эфеса до осажденной родосцем Митилены гораздо ближе, но флот союзников стоял на юге. Там удобнее гавани. Там сходятся сейчас основные торговые пути. Эфес – болото. Освобожденный от душащей тирании, он снова поднимется и достигнет былой славы, но не сейчас. Может все-таки взять афинянку с собой? Нет, невозможно. С ней он совсем размякнет и разленится. Его ждет война.

Флот союзников, возглавляемый Неархом, за весну увеличился до сорока триер. Захваченные у врага, пришедшие из союзных полисов, только что построенные. Не густо. Больше Антигон не мог себе позволить, ибо содержание даже такого числа кораблей ежемесячно обходилось в десять талантов.

Для войны с родосцем должно хватить, главное не дать ему соединиться с подкреплениями, которые, вполне возможно, персы постараются доставить в Эгеиду морем. Лежащие на дне бухты Лады обгорелые остовы триер Автофрадата – еще не все морские силы царя царей.

Птолемей вернулся в Милет, с головой погрузившись в подготовку флота и небольшого войска, оставленного ему Монофтальмом, к добиванию Мемнона. Лагид опасался отправлять на Лесбос одного Неарха, не верил, что тот в одиночку справится с хитрым родосцем. Кроме критянина с хилиархом остался Демарат, а все остальные опытные стратеги ушли с Антигоном. Еще с Лагидом был Гарпал, но его кандидатура на роль стратега даже не рассматривалась. Возглавить флот самолично и на неопределенное время оставить без присмотра юг? Ну, местные дела можно свалить на Гарпала. Вот только кто за ним самим присмотрит?

От необходимости принимать решение Птолемея избавил купец, прибывший с востока, и появившийся в Милете в последние дни таргелиона[31].

На рынках Делоса этого человека привечали, как Ксантиппа-киликийца и он, уважаемый купец из Тарса, пользовался здесь государственным гостеприимством. В Геллеспонтской Фригии его знали, как Фратаферна из Синопы. В Сузах он был известен под тем же именем, как партнер знаменитого, существующего не первое столетие, вавилонского торгового дома Эгиби и крупнейших трапедз[32] Афин. Заявись он на Родос – рисковал бы угодить в руки палачей, как известный пират Фраат-сириец.

Если бы некто чрезвычайно могущественный и всезнающий принялся бы распутывать этот необъятный клубок имен, то после долгих трудов нашел бы, что история их обладателя, вернее, наиболее интересная ее часть, началась лет двадцать назад. Тогда он, называвшийся тем же именем, под которым его хотели казнить родосцы, еще довольно молодым человеком сменивший с десяток занятий, большей частью незаконных, попался на глаза всесильному евнуху царя царей, Багою. В то время этот могущественный египтянин как раз начал свое восхождение к вершинам власти, подминая под себя волю Артаксеркса Оха и становясь фактическим правителем необъятной державы персов. Он нуждался в доверенных людях, которые могли бы стать его глазами и ушами. Фраат заинтересовал евнуха и тот, оценив способности сирийца, внедрил его под видом купца, поставщика драгоценных камней для ювелирных мастерских в окружение Артабаза, сатрапа Фригии-на-Геллеспонте.

Практически все сатрапы в своих владениях жили, как цари. Собственно, даже само их именование – "шахраб", "шах", подразумевало широчайшую самодержавную автономию при чисто формальном подчинении шахиншаху, царю царей. Скромностью запросов никто из них не отличался, богатством многие спорили с самим великим царем, а тут под рукой такой полезный человек, поставщик самоцветов, да еще с ценнейшими связями в Вавилоне, Экбатанах, Сузах. Артабаз без труда завербовал Фратаферна из Синопы, и тот сообщал ему о происходящем при дворе великого царя. Доносил то, что поручал ему доносить Багой. А иногда и то, что Багой разглашать не желал. Дважды в год Фратаферн совершал путешествие в Вавилон и тогда Багой узнавал нечто интересное о происходящем в Геллеспонтской Фригии. То, что разрешал евнуху узнать Артабаз. А иногда и то, что он не хотел бы открывать, кому бы то ни было.

Фратаферн шпионил не только за самим сатрапом, но и за его друзьями-родственниками, Мемноном и Ментором. Пикантность ситуации заключалась в том, что Ментор считал Багоя своим другом, вместе они участвовали в подавлении египетского восстания и сблизились. Более того – Багой был обязан Ментору жизнью. Евнух об этом помнил, и долг вернул: с помощью своего подсыла он "разоблачил" несуществующий заговор Артабаза, изрядно возвысившись в глазах Артаксеркса, однако от царского гнева братьев и их родственника спас, позволив бежать. Так вот, одной стрелой двух зайцев. Что, разве не добром отплатил?

Багой, эгоистичная неверная скотина, действовал исключительно в собственных интересах и рвался к власти, шагая по трупам. Если кого-то выгодно было назвать другом – называл. Благодарность, признательность – удел мягкотелых дураков.

Вскоре он обнаглел настолько, что принялся менять царей. Отравил Артаксеркса, потом убил его сына Арсеса со всей семьей, не пощадив даже маленьких детей. Багой нуждался в царе, который полностью подчинился бы его воле, позволив править из тени. Подходящего кандидата он увидел в сатрапе Армении Кодомане. Тот, хотя и происходил из боковой ветви рода Ахеменидов, о царской диадеме не помышлял, однако стараниями Багоя вскоре оказался единственным законным претендентом на престол и принял тронное имя – Добронравный, Дарайавауш, Дарий.