Смерть на Невском проспекте - Дэвид Дикинсон

— Боюсь, не назвал, да и паренек его об этом не спрашивал. Сплоховал!

Пауэрскорт, поднявшись, принялся вышагивать по столовой.

— Черт! Черт! Черт! Не хотелось бы говорить, но больше всего в этом деле бесит то, что столько людей мертвы! Супруги Мартин, для начала. Покойников ведь ни о чем не спросишь!

— Но ты же знаешь, как это обычно бывает, Фрэнсис! — легкомысленно встрял Джонни. — С одной стороны имеется некое количество покойников, но зато с другой — известное количество живых, которые хотят знать, что же произошло. Живые посылают за сыщиком, чтобы узнать правду. Вот почему мы здесь, Фрэнсис: узнать, почему все эти несчастные мертвы! Разве не так?

— Конечно, так, Джонни. Я сглупил! — с улыбкой признался Пауэрскорт. — И все-таки столько всего, что Мартины могли б объяснить, будь они живы! Кто был этот русский? Что он тут делал? Не явился ли из русского посольства, чтобы принести вдове соболезнования? Или из охранки, чтобы доставить последний приказ? Или чтобы выяснить, получила ли миссис Мартин телеграмму от мужа? Или это был шпионский связной Мартина из Лондона, приехал выразить миссис Мартин сочувствие и привез ей деньги? Понимаю, все это не более чем домыслы. Но пока я не отказываюсь от версии со шпионажем. Может, охранка поручила Мартину, когда он приехал в Санкт-Петербург, совершить какое-то особенно подлое, немыслимо опасное вероломство. Он отказался.

Тогда они его убили и пустили эту дымовую завесу, которая до сих пор сбивает меня с толку!

С безутешным лицом Пауэрскорт упал в кресло и схватился руками за голову.

— Брось, Фрэнсис, — сказала леди Люси, — бывали у тебя дела и похуже, но в конце концов ты ведь всегда раскрывал их, верно?

— Хорошо же я выгляжу! — с горечью произнес ее муж. — Выйти из отставки, чтобы влипнуть в безнадежное дело! Не решу — пропала репутация! Как сыщику мне конец!

— Фрэнсис, Фрэнсис, — сказал Джонни, наполняя другу бокал. — Ты забыл одну из самых ярких особенностей этого расследования. О чем это я, хочешь ты спросить. Хочешь ведь, да? А вот о чем. Ты действовал в одиночку. Без помощника. Ахилл без Патрокла, Веллингтон без Блюхера при Ватерлоо. В этом странствии по юдоли слез меня не было у тебя под боком, чтобы подставлять плечо, обеспечивать интеллектуальную поддержку, вносить в абсурдную жизнь здравый смысл и, при нужде, наполнить стаканчик. Но теперь-то я вот он! Да-да, Джонни Фитцджеральд теперь в деле! Так почему бы тебе не облегчить душу и не рассказать нам, что, по-твоему, стряслось с покойным Родериком Мартином? А также, — прибавил он, чуть подумав, — с его вдовой, если у тебя есть какие-то соображения и на этот счет. Ведь обычно ты не дожидаешься фактов, чтобы соорудить гипотезу!

Пауэрскорт улыбнулся. Леди Люси с облегчением поднялась и легонько поцеловала мужа в щеку.

— Если ты готов, Фрэнсис, мы тоже готовы.

— По-настоящему поразмышлять, в полную силу, — начал Пауэрскорт, — у меня не выйдет: недостаточно материала для теоретических построений. Поэтому я просто предложу вам вопросы, на которые у меня нет ответов. — Произнося это, он взглянул на леди Люси и вдруг заметил, что рот и подбородок ее совершенно такие же, как у одной из близняшек, Джульетты, и эта мысль показалась ему бодрящей и жизнеутверждающей: копия его жены, пусть только отчасти точная, будет жить на земле и тогда, когда исчезнет оригинал.

— Вопрос первый, — сказал он, и леди Люси с удивлением отметила, что на этот раз он не отбивает ритм, стуча указательным пальцем одной руки по ладони другой, — может показаться неясным, но нам очень бы помогло, если б мы знали, как на него ответить. Почему Мартин не предупредил свою любовницу мадам Керенкову о том, что собирается в Санкт-Петербург? Раньше всегда предупреждал. Почему на этот раз — нет? Это был, в конце концов, сезон больших балов, пусть они теперь из-за войны с Японией далеко не так великолепны, как бывало. Знал ли Мартин, что ее муж находится в Санкт-Петербурге? Но ведь раньше присутствие мужа в городе нисколько им не мешало! У вас есть какие-то предположения?

— Возможно, — сказала леди Люси, — как ты уже говорил раньше, Мартин решил покончить с этим романом?

— И столь же возможно, — вступил Джонни, — что супруг Керенковой знать не знал об этом решении Мартина и в неведении убил его. Сообщил в полицию, что обнаружено тело, а потом его друзья-моряки от этой находки избавились. В таком случае, Фрэнсис, Мартин совсем не жертва большой политики, а персонаж старой как мир истории про ревнивца-мужа.

— Очень даже правдоподобно, — согласился Пауэрскорт, — однако этим не объяснить того живейшего интереса к Мартину и его действиям, который так явно демонстрирует русская тайная полиция. Вопрос второй, самый важный из наших безответных вопросов — аудиенция Мартина у царя. Кто ее устроил? Англичане? Возможно. Или сам царь? О чем таком сверхсекретном, ради всего святого, они могли толковать, что встреча эта прошла мимо посла, посольства и всего дипломатического протокола? Военные дела? Что-то в связи с военно-морским конфликтом на Дальнем Востоке? Может, Британия предложила расторгнуть военный договор с Японией и заключить новый, с Россией? Ну, лично я в этом сомневаюсь. Или наши соотечественники хотят расширить свой альянс с Францией, включив в него союзника Франции, Россию? В обычных дипломатических каналах слегка штормило из-за потопленных рыбачьих барок, но царь мог взглянуть на вещи шире. В конце концов в борьбе против берлинского кузена Вилли ему нужны все союзники, до которых он может дотянуться.

— Почему же ты все-таки так уверен, что дело связано с высокой политикой, Фрэнсис? — спросила леди Люси.

— Потому, — быстро ответил он, — что не вижу альтернативы. Царю не нужен человек вроде Мартина, чтобы добыть приглашение на скачки в Эскот. Для этого у него и без того довольно прислуги. Если его жене нужна новая мебель, они пошлют в «Мейплз», а не в Форин-офис. И похоже, Мартина послали из Лондона с миссией, в которую входила — а может, это и была основная ее часть — аудиенция у царя. Я просто уверен, Люси, что все дело в политике.

— А каков третий вопрос, Фрэнсис? — Леди Люси давно привыкла, что на каком-то этапе расследования у мужа формируется некая череда вопросов. Порой эта череда бывала коротенькая, как поезд местного назначения, состоящий всего из нескольких вагонов, а порой длиннющая, как поезд товарный.

— Я думаю, — начал Пауэрскорт, — что последний вопрос имеет отношение к неспособности различных контор российской бюрократии договориться друг с другом. Почему каждая из них пела свою отдельную песню о Мартине? Почему в министерстве иностранных дел не знали о его предыдущих приездах? Даже охранка и та не знала! Полагаю, этому имеется какое-то самое простое объяснение, связанное с природой бюрократии, будь то современная Россия или древний Рим. Бюрократы всегда соперничают между собой в полном соответствии с дарвиновской теорией — если не за выживание сильнейшего, то за принадлежность к системе, за место вблизи хозяина. Де Шассирон рассказывал, что в России каждый род войск имеет свое особое подразделение, присматривающее за царем: полиция, внутренние войска, таможня, флот и так далее. В одном из таких подразделений наверняка знают, что произошло с Мартином. Я в этом уверен. А вот что это за подразделение, нам еще предстоит узнать.

Пауэрскорт поднялся, налил себе еще кларета и продолжил:

— Впрочем, имеется и другая возможность. Я только что об этом подумал. Знаете, меня всегда занимало, не был ли Мартин двойным агентом, человеком, который на деле работал больше на Россию, чем на Англию. Он идеальный вариант для русских, с его-то мозгами и карьерными перспективами. Только представьте — иметь агентом нашего посла в Вашингтоне или Берлине! У него была бы возможность докладывать непосредственно царю в Зимнем дворце! Но представьте далее, что наши об этом прознали. Они решают, что ему только одна дорога. Избавляются от него, а потом, бросив тело на главной улице Петербурга, дают понять его русским хозяевам, что интрига раскрыта. При таком раскладе я — отвлекающий маневр, способ убедить всех, что Мартин был порядочный гражданин и настоящий британец.

— Знаешь, Фрэнсис, — сказал Джонни, — пока что мне ясно только одно. Ты можешь не заниматься делами год или два — твои мыслительные способности от этого ничуть не страдают.

— Еще бы! — влюбленно пробормотала леди Люси, думая, о скольких обстоятельствах, имеющих место в Санкт-Петербурге, умалчивает ее супруг. Она думала об этом весь вечер.

В тесной служебной комнате на задворках Александровского дворца капитан императорской гвардии Андрей Иванович Шатилов, служащий отделения безопасности императорских дворцов, рассматривал бумаги, поступившие за наблюдаемым номер 28,487Б. Это было рядовое дело из сотен, каждый день проходивших через его руки. Между тем капитан занимался только Санкт-Петербургом с окрестностями. Другие офицеры отвечали за Москву и губернии. Отметив, что наблюдаемый номер 28,487Б — придворная дама императрицы, Шатилов немедля заинтересовался, потому что огромное количество лиц из дворцовой обслуги уже было завербовано и состояло на оплате. Капитан считал — и у него были на то основания, — что мало есть мест, сравнимых с дворцом по возможностям сбора точной и проверенной информации из первых рук. И, надо признать, деятельность номера 28,487Б за пределами Царского Села только укрепляла подозрения. Она принимала ухаживания богатого молодого аристократа Шапорова, отец которого имел разветвленные связи в кругах вольнодумцев самого широкого политического спектра, от социал-революционеров на крайне левом фланге до еще более сомнительных элементов на крайне правом. Шапоров-отец, мрачно подумал капитан, не первый из тех, кто в тревожные времена старается подстраховаться где только можно. Но тут еще и англичанин, Пауэрскорт, с которым ее видели в трех различных местах, включая Императорский яхт-клуб, где они расспрашивали всех и каждого об этом покойнике, Мартине. Пауэрскорт, прочитал капитан в деле, сейчас отбыл в Англию, но в ближайшем будущем должен вернуться. Он что-то вроде высокопоставленного сыщика, и расследует смерть бедолаги Мартина. Скоро, очень скоро, подумал Шатилов, мы призовем госпожу Бобринскую к ответу. Таким образом мы дадим знать этому дураку англичанину, чтоб не лез, куда его не просят.