Смерть на Невском проспекте - Дэвид Дикинсон

Контора Эванса, Уоткинсона и Рэгга располагалась в красивом особняке постройки позапрошлого века, в самом конце Хай-стрит, недалеко от приходской церкви. Стены приемной были украшены гравюрами элегантных морских клиперов, когда-то пересекавших Атлантику, чтобы привезти в Европу китайского чаю. Распоряжался же там седобородый старец, до того ветхий, что, казалось, начал он свою карьеру в эпоху Крымской войны. Мистер Рэгг, мистер Теодор Рэгг, было сказано Пауэрскорту, примет его, если он соблаговолит подняться вон тем путем на второй этаж.

Рэгг оказался джентльменом лет пятидесяти, с небольшими ухоженными усами и настороженным взглядом карих глаз. Супруге мистера Рэгга, если таковая имелась, следовало бы намекнуть мужу, что лучшие времена его коричневого костюма уже давно прошли. Но вот существует ли эта миссис Рэгг? Пожалуй, что да, решил Пауэрскорт. Вот Люси — она в таких вещах разбиралась безошибочно.

— Полагаю, причина вашего визита — мистер и миссис Мартин, не так ли, лорд Пауэрскорт? — произнес Рэгг голосом, в котором явно читалось неприязнь к сыщикам как классу и особенно к тем, которые лорды.

— Да, это так, — любезно ответил Пауэрскорт. — Видите ли, министерство иностранных дел поручило мне заняться расследованием смерти мистера Мартина, он умер в Санкт-Петербурге.

— В самом деле? Я мог бы сказать, однако, что мы находимся в Тонбридже, а не в российской столице.

Пауэрскорт понял, что на эту перепалку может уйти весь день, и перешел к делу, спросив:

— Оставил ли кто-либо из покойных супругов завещание?

— Нет, — ответил Рэгг.

— К кому же в таком случае отходит поместье?

— Полагаю, я не вправе посвящать вас в это, лорд Пауэрскорт.

— Как угодно, — живо ответил тот, — но если не посвятите, завтра здесь будет полиция, и уж они-то отнимут у вас еще больше вашего драгоценного времени, чем я, мистер Рэгг. Вы как, умеете стенографировать? Некоторые полицейские в Лондоне делают это просто со скоростью света. Я сам так и не научился. А что касается местных, то весьма велика вероятность того, что полицейские, медленно стенографирующие ваши показания, займут у вас целых полдня. И если вдруг вы примете решение с полицией не сотрудничать, то тогда вам придется иметь дело с юристами Форин-офиса. Славные люди, эти юристы, но несколько… грубоватые, знаете ли.

— Насколько нам известно, наследник — мистер Сэмюэл Мартин, он отдаленный родственник, — довольно-таки злобно сказал Рэгг.

— Адрес, мистер Рэгг, адрес?

— Я не обязан предоставлять вам такие данные.

— Мистер Рэгг, мы ведь говорим с вами об убийстве — а может быть, даже двух, — и вы отказываетесь сообщить адрес? Послушайте! — У Пауэрскорта мелькнула мысль. — А не представляете ли вы, случаем, интересы и мистера Сэмюэла Мартина тоже?

— Нет, не представляю. Его адрес — Лондон, Хорсни-лейн, 128.

— Я слышал, — продолжил наступление Пауэрскорт, — что из-за этого поместья когда-то кипела семейная дрязга. Это правда?

— Да, чрезвычайно интересное было дело.

Теодор Рэгг как-то внезапно повеселел. С чего бы это, подумал Пауэрскорт. То ли его смягчило воспоминание о юридической увлекательности того дела, то ли мысль о полученном тогда солидном гонораре? Ответ на этот вопрос Пауэрскорт тут же и получил.

— Замечательное было дело, милорд, замечательное, — продолжил юрист с мечтательным выражением глаз. — Пять лет длилось, полных пять лет, пока не разрешилось в палате лордов.

Пять лет гонорарных выплат, понял Пауэрскорт, и тут заметил, что у Рэгга кровоточат десны, — да так, что ему приходится постоянно сглатывать, чтобы не потекла по подбородку кровь. Может, этим и объяснялось его дурное настроение в начале разговора? Может, он боится дантистов?

— Старый мистер Мартин — тот, который оставил завещание в пользу покойного мистера Родерика Мартина, — под конец жизни очень болел, лорд Пауэрскорт. Это было лет двадцать назад. Разум его слабел. Мистер и миссис Родерик Мартин в то время находились за границей по делам Форин-офиса, они тогда были совсем молоды, так что мистер Сэмюэл Мартин приехал сюда с женой, чтобы присматривать за престарелым мистером Мартином. Видите ли, если память мне не изменяет, мистер Родерик Мартин состоял с ним в двоюродном родстве, а мистер Сэмюэл Мартин — в троюродном, вроде как внук двоюродного брата. У нас тогда, во время процесса, на стене висел плакат с их генеалогическим древом. Этот Сэмюэл Мартин старался отвадить от дома личного врача старика, доктора Моргана, но тому очень не нравилось, что происходит в доме, и он, доктор то есть, когда мог, продолжал посещать больного, прислуга впускала его через черный ход. Потом Сэмюэл Мартин пригласил другого врача, человека, которого никто не любил, по имени Уэст, Барнабас Уэст. И когда старый джентльмен скончался, этот Сэмюэл Мартин предъявил новое завещание, подписанное за две недели до смерти, согласно которому дом, земли и деньги отходили ему, Сэмюэлу, а в свидетелях, помимо прочих, значился и доктор Уэст. И тут Сэмюэл Мартин с супругой быстренько въехали в Тайбенхэм-Грэндж и вступили во владение наследством. Родерик Мартин, вернувшись на родину, тут же заявил, что второе завещание — подделка, и предъявил суду первое, подписанное за десять лет до того и хранившееся здесь у нас в сейфе. Как правило, юристы настаивают на том, что приоритетна последняя воля завещателя, так что мистеру Родерику предстояло доказывать обратное. В общем, милорд, мы шутили, что это станет как «Джарндис против Джарндиса»[13], «Мартин против Мартина», новый адвокат каждые полгода, новые судьи в апелляционном суде, которые не в курсе дела. Но в конце концов доказали, что одна из подписей свидетелей второго завещания — подделка, и на этом дело и кончилось.

Рэгг перевел дух, очевидно устав от своего монолога. Похоже, подумал Пауэрскорт, то дело было звездным часом его карьеры.

— Любопытное было времечко, да, мистер Рэгг? И что же случилось потом? Противники зарыли топор войны?

Почтенный юрист как-то хлюпнул, геркулесовым усилием трижды сглотнул, как сглатывает свою добычу морская чайка — видимо, кровь заливала ему рот, — и постарался соблюсти достоинство.

— Зарыли, милорд? Единственное, что могло бы их удовлетворить, это вонзить его в горло противника! Я уверен, их чувства не угасли и до сего дня.

Тут Рэгг совсем уже обессилел и стал тревожно озираться, как человек, который боится опоздать на поезд. Пауэрскорт подумал, уж не серьезней ли его хворь, чем просто больные десны, и припомнил предыдущего президента Королевской академии, который кашлял кровью, вытираясь белоснежным платком, и вскорости умер.

— Я должен дать вам отдохнуть, мистер Рэгг, — сказал он, глядя в печальные карие глаза поверенного. — Только один вопрос. Сколько лет сейчас мистеру Сэмюэлу Мартину?

— Около пятидесяти, полагаю, — ответил Рэгг. — Прошу простить меня, лорд Пауэрскорт, если я был груб с вами. Честно сказать, чувствую себя омерзительно.

— Не беспокойтесь об этом, — сказал Пауэрскорт, поднимаясь и направляясь к двери. — Благодарю вас, вы очень мне помогли.

Проходя к выходу, за спиной он услышал кашель — сначала тихий, приглушенный, потом мокрый, захлебывающийся, под конец перешедший в отчетливое рыдание, — и понял, каких огромных усилий стоил их разговор Теодору Рэггу. Захлопали двери — партнеры вышли из своих кабинетов, чтобы предложить помощь и утешение умирающему коллеге.

Почтовое отделение с телеграфом оказалось в сотне ярдов ниже по Хай-стрит. Пауэрскорта проводили в кабинет управляющего, поджарого молодого человека по имени Чарли Дин, одетого с элегантностью, более уместной в лондонском Сити, чем в этой дыре. Он сразу ухватил всю значимость визита Пауэрскорта и важность получения любого сообщения из Санкт-Петербурга.

— Вы спрашивали, в течение какого времени мы храним телеграмму? Три месяца, милорд.

Отлично, подумал Пауэрскорт. Если Мартин послал телеграмму жене и если миссис Мартин по какой-либо причине не удосужилась ее получить, послание это еще хранится.

— И к кому следует обратиться, чтобы вы передали сообщение постороннему лицу, мистер Дин?

— По правилам, установленным компанией, мы трижды пытаемся вручить сообщение адресату. И если это нам трижды не удалось, то тогда мы вправе передать его тому, кто сумеет доказать какое-либо к нему отношение. Но если вы имеете в виду то, о чем я думаю, лорд Пауэрскорт, то сомневаюсь, чтобы кто-нибудь здесь интересовался телеграммами, которые не имеют к нему отношения. Вы же понимаете, в таких местечках, как наше, все клиенты наперечет.

Последнюю фразу Чарли Дин сказал довольно-таки печально. Куда счастливей, подумал Пауэрскорт, он был бы где-нибудь в большом городе, где никто друг друга не знает, где каждый посетитель почтамта предвещает возможность романтической встречи, крутого поворота судьбы…