Лишь пять дней - Джули Тиммер

Мара еле удержала Тома от заполнения керамических шедевров цветами перед следующим, как оказалось последним, визитом декоратора.

Она улыбнулась, воображая, как бы он гордился сейчас, увидев, что она держит эти претенциозные фигурки своими дрожащими руками, рискуя в любую минуту их упустить. Мара поставила фигурку на место и отправилась дальше, пробежала рукой по рамке из осколков стекла. Эту она не будет брать в руки, слишком уж дорога, чтобы рисковать ее разбить.

В рамке на фотографии изображены она и Лакс на День благодарения. Мара на полу в гостиной, с широко разведенными ногами, а дочка у мамы между коленей. Лакс сидела под каким-то немыслимым углом, обняв маму, рот до ушей, смеялась. Мара склонила голову над малышкой, тоже широко улыбаясь, обнимала дочь за плечи, а та ручками схватилась за мамины локти. Тогда они так просидели в течение часа, болтая и обнимаясь, а Том прокрался за фотоаппаратом.

Мара почувствовала, как в носу защекотало.

— Нет, — сказала она решительно, прижимая к векам пальцы, и сразу же отвела взгляд от фотографии. — Нет!

Все для них, напомнила она себе. Она оказывала Лакс услугу, и Тому тоже. И она практически у цели, сейчас не время подвергать сомнению свой план.

Или, наоборот, нужно подумать об этом именно сейчас?

Мара заставила себя еще раз посмотреть на фото. Мать и дитя, обнимаются и щебечут. Есть ли в мире что-то прекраснее?

В ее канадском детстве в студеные зимние дни Мара бежала домой по морозу, зная, что дома в кухне ее ждет Нейра с горячим шоколадом и печеньем. Мара взбиралась на колени к маме, чувствовала тепло ее рук, рассказывала о школьных занятиях, о том, в какие игры она играла в перерыве и кого вызывали к директору.

Став старше, она усаживалась на стул напротив мамы, но так и не переросла это ежедневное с ней общение. И хотя она давно не рассказывает маме обо всем, но безгранично доверяет ей. Не потому, что Нейра всегда давала лучшие советы — разница поколений и воспитания накладывала свой отпечаток. Часто Мара едва сдерживала смех, когда мама предлагала что-то относительно мальчиков, карьеры или дружбы.

Нейра всегда слушала дочь с видом, будто слова дочери — самое интересное в мире. Она всегда кивала по ходу разговора, Мара ощущала, что ее понимают, что мать всегда на ее стороне, даже если у дочери неприятности в классе, или она получила плохую отметку, или плохо сдала контрольную, или забыла выполнить домашнее задание.

Когда Мара училась в старших классах и подрабатывала после уроков, беседы были перенесены на вечера перед сном. В колледже Мара жила в студенческом городке, а позже с друзьями снимала квартиру, ежедневные визиты стали невозможны, но они регулярно созванивались.

И по сей день мать и дочь навещали друг друга несколько раз в неделю, хотя последнее время в основном Нейра приходила к Маре. Дочь, конечно, не делилась с мамой абсолютно всем, порой прятала улыбку, услыхав некоторые мамины советы. Но они по-прежнему были очень близки. И Мара доверяла Нейре. И мама по сию пору слушала дочь с таким выражением лица, будто это самое важное в мире.

Мара слушала Лакс с тем же выражением. И хотя она не сможет слушать ее годами, как собственная мама слушала ее, до воскресенья можно продержаться.

Да, она уже не в состоянии радовать пришедшую из школы Лакс свежей выпечкой или устраивать чайные вечеринки на заднем дворе, но она может слушать.

Пусть существует множество вещей, на которые Мара уже не способна, тем не менее они не так важны, как способность слушать дочь. Потому что, оглядываясь на прошлую жизнь, Мара понимала, что не горячий шоколад и печенье манили ее к домашнему очагу и даже не крепкие объятия мамы, а то, что мама слушала ее.

Мара провела пальцем по стеклянной рамке, задержалась на изображении дочери. Что Лакс говорила ей сегодня? Она попыталась вспомнить. Что-то о мечте, или путешествии, или…

Вдруг из ниоткуда появилось сильнейшее желание сходить в туалет. Мара поняла, что забыла после душа надеть подгузник, она быстро развернулась…

Слишком поздно!

Она прижала руки ко рту.

— Нет!

Она спрятала чертовы подгузники в самый дальний ящик и из-за этого забыла о них! Слава богу, она дома, а не на заднем сиденье такси! Она ждала, пока все прекратится, но казалось, каждая выпитая за последние двенадцать часов капля теперь выходит наружу, оставляя змеящийся желтый след на ногах, щиколотках, выливаясь на белый ковер гостиной, становясь в пять раз желтее, чем казалась на коже.

По ковру расползался неправильный круг мочи, и, не подумав, Мара быстро наклонилась и подставила руку — будто ладонью можно было что-то удержать! Резкое движение нарушило ее равновесие, она наклонилась вперед. Реакция была жутко замедленной, Мара не выставила руки, хотя это позволило бы ей упасть на четвереньки, а затем выпрямиться, поэтому женщина шлепнулась лицом прямо в лужу.

— Нет!

Она тут же пожалела, что открыла рот. Губы были прижаты к ковру, и теперь теплая, отвратительная на вкус жидкость обволакивала язык и зубы. Она содрогнулась, и часть завтрака тоже вывалилась на ковер.

— Черт побери!

Не имея другого выхода, кроме как опустить руки в эту омерзительную жижу, чтобы получить точку опоры, Мара медленно встала.

Еле ступая, в залитой юбке и мокром нижнем белье она поплелась в ванную, каждый шаг был липким и отдавал мерзким зловонием. Стащила юбку, потом белье, все затолкала в корзину для грязного белья, потом избавилась от кофты и бюстгальтера и швырнула в корзину вслед за остальным.

Раздетая она пошлепала в кухню, чертыхаясь, схватила тряпку, ведро и чистящее средство для ковров. Аккуратно опустилась на колени возле лужи и терла, терла, подливая средство, пока результат не удовлетворил и пятно не исчезло.

В ванной в зеркале она разглядела частицы блевотины на щеке и еще кусок побольше в волосах над ухом. Она вновь почувствовала прилив тошноты и поняла, что организм хочет как можно скорее избавиться от завтрака любым способом.

Усвоив, что нельзя игнорировать позывы организма, Мара уселась на унитаз и оставалась там так долго, пока не удостоверилась, что ничего не осталось.

Она отмотала кучу бумаги и попыталась вытереться, но руки совершенно не слушались, поэтому она ограничилась тем, что стерла коричневые пятна на внутренней части ног, внизу живота и под ногтями.

Она поднесла к носу комок бумаги, чтобы вытереть, но из-за вони конечность дернулась и стукнула Мару по носу. Сдавшись, женщина опустила руку, сопли потекли по подбородку на шею.

Она вспомнила выражение отвращения на лице ребенка в магазине. Вспомнила, как механик в авторемонтной мастерской отступил от нее. Как звучал голос дочери, когда она просила маму спрятаться за деревом, а позже умоляла отца, чтобы Мара никогда больше не выходила из дома.

Было приятно представлять будущее, в котором Лакс мчится домой из школы, устраивается возле мамы и рассказывает, как прошел день. Но суровая реальность не имела с этими фантазиями ничего общего.

А факты таковы: если Мара будет тянуть и дальше, болезнь все чаще и чаще будет ставить ее в неловкие ситуации. И просто вопрос времени, когда это повторится в присутствии дочери! После такого Лакс не будет бежать к кровати Мары, чтобы поболтать, она будет прокрадываться мимо двери в мамину комнату или скорее убегать из дома подальше от отвратительной женщины, которая и в лучшие времена ходила как пьяная, а в худшие писала и какала под себя.

Через некоторое время, даже в те редкие дни, когда Лакс по приказу отца или бабушки с дедушкой будет сидеть у кровати Мары, вдумчивый совет от матери, которая ее внимательно слушает, не будет такой уж ценностью. А позже девочка будет просто таращиться в пустые глаза женщины, которая и не догадывается о том, что кто-то рядом.

Мара, как могла, оттерла себя в туалете, но поскользнулась и упала. Стоя на коленях, она сомкнула губы и старалась не дышать — вокруг были разбросаны мокрые полотенца, горы использованной туалетной бумаги.

Женщина повернулась к душу. Включила воду и, ожидая, пока она нагреется, принялась отмывать руки в раковине, снова и снова. Терла так сильно, что кожа покраснела и начала гореть.

Потом залезла в душ и принялась мыть каждый сантиметр тела, до которого могла дотянуться, больше царапая и скребя, чем отмывая. Скорее, наказывая себя, чем очищая.

Когда закончилось дорогое мыло, она схватила не менее дорогой шампунь, потом кондиционер. Потом гель для душа Тома. Когда в душе опустели все пузырьки, она стала спиной к струе. Горячая вода жгла и колола.

Кожа от трения просто пылала, но женщина не позволяла себе выйти из душа. Мара заслужила это. За то, что собиралась сделать для своей семьи, — заслужила. Она вытянула руки, рассматривая ладони. Несмотря на мыло, гель для душа, шампунь, она все равно чувствовала запах. Теперь она всегда будет его чувствовать.