Расстрелять - Александр Покровский

Стас развел чеснок в трехлитровой банке со спиртом и стал его лить на себя кружками. Лечение должно было продлиться целый месяц. Соседи по каюте нюхали Стаса только два дня, а потом выбросили его в проход между каютами.

- Напишу-ка я в ЦК... все-таки... - сказал Стас, подводя меня к моему пирсу. Наконец-то я от него избавлюсь.

- Давай, Стас! - сказал я ему с чувством, чувствуя близкое свое освобождение. Стасу сюда, а нам, пардон, отсюда. Слава Богу!

- Пишите! - сказал я ему с еще большим чувством. Рыдайте, и вас услышат. Бейте себя наотмашь коленом по лицу! Побольше эмоций. Взывай к сердцу и к разуму. Кричи в каждой строчке: "Я! Так! Больше Не! Могу!" Где правда? Где справедливость? Да что ж это такое, санта ляпинда дельмоно моэрто, что в переводе на русский означает: скольки ж можно! Служите на "железе" сами! Стойте по пятьдесят лет в строю! Переведите меня куда хотите! Состарился, отупел, исподличался, дурно пахну! Барабанные перепонки воспринимают только барабаны, отвыкли от флейты напрочь! Дети родные не узнают после автономки папу, кидают в меня кирпичами! Семья - ячейка общества - рушится: жена который год хронически беременна моим переводом, не может мне простить моего национального пропохождения, грызет ежедневно мои тонкие кишки, неприлично урча. Кричи: "Дедушка в Америке завещал завод ядохимикатов!" Звонили, скажи, предлагают вступить в права наследства. Кричи: "Кругом заговор! Молчания! Кругом враги!" Угрожай, шантажируй, юродствуй, ерничай, тряси исподним. Все средства хороши, потому что цель - святая.

- Как ты хорошо сказал! - обнял меня Стас, и я почувствовал, что где-то переборщил. - Как ты хорошо сказал! Я же чувствую, чувствую, а сказать не могу. Я же никогда не мог так сказать! Я же национальный кадр! Я не могу так по-русски, как ты! Слушай! - осенило его. - Напиши для меня все это! Прямо сейчас! Я выучу наизусть! Для ЦК!

И он подхватил меня своей железной рукой и поволок за собой.

- Как ты хорошо сказал! - орал он по дороге.

- Точно! - орал он. - Дедушка! В Америке! Ядохимикаты! Лахудры! Пускай проверяют! Вечером он сошел с ума.

ВРИО (неприличный рассказ)

Я стоял перед зданием санпропускника, из каждого окна которого выглядывала какашка, и думал: "И чего я такой несчастный? Не везет. Стоит только флагманскому химику намылиться в отпуск, оставив меня за себя в качестве тела, как на следующий день сваливаются комиссии, проверки, инспекции. И хватают меня бедного, визжащего за ножонки тонкие и кривые, и бьют молекулярными мозгами об асфальт. Вот, пожалуйста, санпропускники завтра проверяет командующий, а сегодня конечно же - замкомандира дивизии плюс начпо. Стекол нет, рам нет, электричества нет, батарей нет! Одни глазницы пустые, как в Сталинградском сражении, и на каждом этаже наложено, потому что когда

возводили это удивительное строение для окружающего северного ансамбля, забыли в нем сделать туалет. И над всем этим приютом на крыше облупившейся - лозунг "Слава КПСС". Каждая буква - метра на три".

Весь в тоске собачьей, я повернулся и увидел знакомого особиста, рисующего мимо штрихпунктирную по направлению к штабу. За такую прыгающую походку его называют Джоном Сильвером.

- Привет, - сказал я со скуки, - хочешь, антисоветский лозунг покажу?

Джон застыл с поднятой ножкой. Эти ребята с детства начисто лишены чувства юмора. Осторожней с ними вообще-то надо, но мне-то, честно говоря, плевать.

- Ногу-то опусти, - сказал я ему, - смотри, дарю бесплатно; видишь, написано "Слава КПСС", а под ней какая кака? А? это ж прекрасный фотомонтаж для Дикого Запада.

- А-а... - сказал он, - вот ты о чем. Ладно, скажу ребятам.

"Хоть кого-то укусили, - подумал я ему в спину, - теперь лозунг или снимут, или покрасят".

Между прочим, я кроме обязанностей врио флагманского химика еще и старшим в экипаже числюсь, и дежурным по дивизии я только вчера отстоял. За это время отопление в казарме сделал. Пришел в тыл к этому прохвосту с батареями, сел на диван и сказал:

- Ну-у?.. И когда же я буду целовать ваше длинное тело?

- Вы по какому вопросу, товарищ? - спросила меня эта сволочь красная.

Я неторопливо отпил у него из графина, взял со стола овсяное печенье, зажевал и потом, глядя ему прямо в очи, достал из своего баула пустую трехлитровую банку и поставил ее ему на стол.

- Видишь? - показал я ему на банку. Он не видел, тогда я объяснил:

- Пока у меня в казарме будет пять градусов жары, я у тебя здесь на диване жить буду и никуда не выйду, даже по нужде. А в эту банку я гадить буду.

- А ну-ка! - сказал он.

- Сядь! - сказал я ему. - А то начну гадить сейчас и мимо банки.

В тот же день батареи стояли. А вчера на дежурстве меня искали, чтоб наказать. Правда, уже по другому поводу. Схватили перед самой сменой.

- Ты где шхерился?! - набросился на меня начальник штаба. - Тебя командующий с вахты снял.

- Так я же уже отстоял!

- Неважно! Беги в зону.

- Так я только оттуда!

- Ты слушай, что тебе говорят! Беги в зону. Там где-то третьи сутки лежит коробка.

- Какая коробка?

- Не знаю, картонная. Найдешь коробку и скажешь мне ее название. Из-под чего эта коробка. Понял? Я на тебя приказ о наказании струячу, и мне в нем надо эту коробку обозначить. Давай, рысью.

- А где она лежит?

- А я откуда знаю?

- Так это из-за коробки меня сняли?

- Ну да, давай в темпе. Позвонишь оттуда. И я сдуру отправился в зону. Обшарил ее всю, ни черта не нашел, позвонил и сказал:

- Пишите: коробка из-под банок сгущенки. На следующий день меня чуть не загрызли. Во-первых, коробка как лежала, так и лежит, и, во-вторых, она не из-под банок сгущенки, а из-под компота.

Ну что ж, нужно подниматься на эти проклятые санпропускники. Пошли попку готовить. Сейчас заявятся и разнесут ее в клочья. На командующего лучше не нарываться. Он меня уже щупал однажды на камбузе за влажное вымя. Я там был, конечно же, в качестве дежурного по дивизии, а дежурным по камбузу стоял молодой лейтенант.

Камбуз - это тот кингстон, в который с диким визгом вылетает многолетний безупречный офицер. Здесь можно очень крупно пасть в глазах начальства.

Дежурным по камбузу, по инструкции, может быть не ниже, чем капитан-лейтенант. Но наша дикая дивизия давно обезлюдела, поэтому я стою дежурным по дивизии, а лейтенант - по камбузу.

Вот только командующему не объяснишь, что у нас людей в наряды не хватает. Он как разинет свою у-образную глотку.

- Пулей, - сказал я лейтенанту, - радостно блея! Даю две минуты, чтоб сделал из себя капитан-лейтенанта.

Лейтенант замешкался. Он меня, видно, не понял.

- Объясняю медленно, - сказал я, - для круглых интеллигентов и золотых медалистов. Берешь себя и

еще одного лейтенанта. Раздеваешь его. То есть звездочки с него снимаешь и из двух по две делаешь одного по четыре. Понял? - (Дошло.) - Ну, слава Богу. В темпе вальса! Рысью!

Через пять минут у меня лейтенант превратился в капитан-лейтенанта. Но командующий его все равно прихватил. За расстояние между звездочками.

Ну что ж! Посмотрим, за что нас сегодня будут драть по срамным местам. Между прочим, у меня обостренное чувство долго поротой жопы. Начнем с пятого этажа.

Дверь, за которую я легкомысленно потянул, рухнула на меня вместе с трехметровым косяком, возмутив многолетнюю пыль, но моя природная реакция была на месте, и я уцелел. Под ногами битое стекло. Здесь не жили лет триста. Загаженные шкафы сгрудились печально вокруг кучи сношенных ботинок, ветоши. Все это покрыто бархатной плесенью. В оконные проемы врываются лохмотья полиэтилена, рождая шелест. В углу средневековым факелом, видимо, долго-долго горел рубильник. А потолок какая-то сволочь выкрасила в шаровую краску. От мороза краска лопнула и теперь отваливается целыми рулонами. В середине пирамида возведена не руками человеческими, а другим плодоносным местом. Все это уже давно перешло в перегной. Кусок лопаты я нашел за дверью. Ну что ж! За работу. Не так уж все и сумрачно вблизи. Нужно устранить хотя бы эти следы устного народного творчества, чтоб не возмутить глубинных процессов в недрах организма командующего. Может быть, он излишне брезглив.

Через двадцать минут я все убрал. Мусор я выбросил. Там в углу есть заколоченная дверь на нехоженый трап. Туда все все выбрасывают. Последней туда полетела лопата. Дверь я поставил на место и забил ногой. Так. До посещения замкомандира дивизии и начпо у вас еще два часа тридцать минут. Успеем.

Ровно в 12.00 наверху послышалась какая-то возня. По-моему, замкомдив и начпо уже мечтают на меня посмотреть.

Замкомдив - старый матерщинник и клинический балбес уставился на меня. Из-за него выглядывал начпо. Сейчас этот Тянитолкай что-нибудь изрыгнет в два голоса, что-нибудь поражающее своей новизной. Что-то не видно радости на их рожах. Ах, они уже побывали наверху.

- Как же здесь люди раздеваются?

Это начпо. Ну, он у нас с планеты Сириус недавно прилетел.