Расстрелять - Александр Покровский

- Не-е...

- Ах ты...

- Все! Не могу! - группман сверкал глазами перед командиром БЧ-5 и сочно тянул при этом носом. - Хоть режьте, не могу я проводить с ним занятия.

- Ну как это?

- А так! Не могу.

- Значит, не так учишь! Неправильно. Методически неверно. Вот тебе "Волгу" ГАЗ-24 дай за него - наверное, тогда бы выучил. И потом он жалуется, что вы его за человека не считаете. Оскорбляете его человеческое достоинство. Ну, это вообще... методически неверно.

- Ме-то-ди-чес-ки?!. - группман заикался не от рожденья, не с детства заикался. Дальше он шипел носом, как кипятильник перед взрывом. Одним носом. Ртом уже больше не мог.

- Да. Методически. Вот давайте его сюда, я вам покажу, как проводится занятие.

Целый час бэчепятый бился-бился и разбился, как яйца об дверь, и тогда в центральном заорало:

- Идиот, сука, идиот! Ну, твердый! Ну, чалдон! Чайник! Ну, вощ-ще! Дерево! Дуремар! Ты что ж, думаешь! Петя моргал и смотрел в глаза.

-- Презерватив всмятку, если лодку набить таким деревом, как ты, она не утонет?! А?! Ну, страна дураков! Поле чудес! Ведро!!! Не женским местом тебя родило!!! Родине нужны герои, а... родит дураков! - бэчепятый плеснул руками, как доярка, и повернулся к группману. - Ведро даю. Спирта. Ректификата. Чтоб продал его.- Он ткнул Петю в грудь - Продать! За неделю. Я в море ухожу. Чтоб я пришел и было продано! Куда хочешь! Кому хочешь! Как хочешь! Продать дерево. Хоть кубометрами. Вон!!!

До Петиной щекастой рожи долетели его теплые брызги.

- Вон!!! На корабль с настоящего момента не пускать! Ни ногой. Стрелять, если полезет. Проберется - стрелять! Была б лицензия на отстрел кабана - сам бы уложил! Уйди, убью!!! (Слюни - просто кипяток.) - Ну, сука, ну, сука, ну, сука... бэчепятый кончался по затухающей, в конце он опять отыскал глазами группмана:

- Ну я - старый дурак, а твои глаза где были, когда его на корабль брали? Чего хлопаешь? Откуда его вообще откопали? Это ж мамонт. Ископаемое. Сука, жираф! Канавы ему рыть! Воду носить! Дерьмо копать! Но к матчасти его нельзя допускать! Поймите вы! Нельзя! Это ж камикадзе!..

- Я же докладывал... - зашевелился группман.

- "Я же - я жо"... жопа, докладывал он... Петю сразу не продали. Некогда было. В автономку собирались. Но в автономку его не взяли. Костьми легли, а не взяли.

- Петя, ты чего не в море?

- Та вот... в отпуск выгнали...

Он ждал па пирсе, как верный пес. Деньги у него кончились. После автономки наклевывался Северодвинск. Постановка в завод с потерей в зарплате. С корабля бежали, как от нищеты. Группман сам подошел к командиру:

- Товарищ командир, отпустите Громадного.

- Шиш ему. Чтоб здесь остался и деньги греб? Вот ему! Пусть пойдет. Подрастратится. Вот ему ... а не деньги!

- Товарищ командир! Это единственная возможность! По-другому от него не избавиться. Хотите, я на колени встану?!

Группман встал:

- Товарищ командир! Я сам все буду делать! Замечаний в группе вообще не будет!

- А-а... черт...

В центральный группман вошел с просветленным лицом. Петя ждал его, как корова автопоилку. Даже встал и повел ушами.

- Три дня даю. - сказал ему группман, - три дня. Ищи себе место. Командир дал добро.

Через три дня группмана нашел однокашник;

- Слушай, у тебя есть такой Громадный? Группман облегченно вздохнул, но тут же спохватился. Осторожный, как старик из моря, Хемингуэя. 3абирает. Так клюет только большая рыба.

- Ну, нет! - возмутился группман для видимости. - Все разбегаются. Единственный мужик нормальный. Специалист. Не курит, не пьет, на службу не опаздывает. Нет, нет... - и прислушался, не сильно ли? Да нет, вроде нормально... Петю встречали:

- Петя, ты, говорят, от нас уходишь?

- А чаво я в энтом Северодвинске не видел? Чаво я там забыл? За человека не считают! Скоро они встретились: группман и однокашник.

- Ну, Андрюха, вот это ты дал! Вот это подложил! Ну, спасибо! Куда я его теперь дену?

- А ты его продай кому-нибудь. Я как купил - в мешке, так и продал.

- Ну да. Я его теперь за вагон не продам. Все уже знают: "не курит, не пьет, на службу не опаздывает"...

Мда... теперь продать человека трудно. Это раньше можно было продать: на базар - и все. Золотое было время.

Бомжи

(собрание офицеров, не имеющих жилья; в конспективном изложении)

Офицеры, не имеющие жилья в России, собраны в актовом зале для совершения акта. Входит адмирал. Подается команда:

- Товарищи офицеры! Возникает звук встающих стульев. Адмирал:

- Товарищи офицеры. (Звук садящихся стульев.)

Затем следует адмиральское оглядывание зала (оно у адмирала такое, будто перед ним Куликово поле), потом:

- Вы! (Куда-то вглубь, может быть, поля.) Вы! Вот вы! Да... да, вы! Нет, не вы! Вы сядьте! А вот вы! Да, именно вы, рыжий, встаньте! Почему в таком виде... прибываете на совещание?.. Не-на-до на себя смотреть так, будто вы только что себя увидели. Почему не стрижен? Что? А где ваши медали? Что вы смотрите себе на грудь? Я вас спрашиваю, почему у вас одна медаль? Где остальные? Это с какого экипажа? Безобразие! Где ваши начальники?.. Это ваш офицер? а? Вы что, не узнаете своего офицера?.. Что? Допштатник? Ну и что, что допштатник? Он что, не офицер?.. Или его некому привести в чувство?.. Разберитесь... Потом мне доклад..Потом доложите, я сказал... И по каждому человеку... пофамильно... Ну, это отдельный разговор... Я вижу, вы не понимаете... После роспуска строя... ко мне... Я вам объясню, если вы не понимаете. Так! Товарищи! Для чего мы, в сущности, вас собрали? Да! Что у нас складывается с квартирами... Вопрос сложный... положение непростое... недопоставки... трубы... сложная обстановка... Нам недодано (много-много цифр) метров квадратных... Но! Мы офицеры! (Едрена вошь!) Все знали, на что шли! (Маму пополам!..) Тяготы и лишения! (Ы-ы!) Стойко переносить! (Ы-ых!) И чтоб ваши жены больше не ходили! (Мда...) Тут не детский сад... Так! С квартирами все ясно! Квартир нет и не будет... в ближайшее время... Но!.. Списки очередности... Всем проверить фамилии своих офицеров... Чтоб... Никто не забыт! Кроме квартир ко мне вопросы есть? Нет? Так, все свободны. Командование прошу задержаться.

- Товарищи офицеры! Звук встающих стульев.

Свинья!

Утро. Сейчас наш командир начнет делить те яйца, которые мы снесли за ночь.

Вчера было увольнение. Отличился Попов. За ним пьяный дебош и бегство от дежурного по училищу по кустам шиповника.

- Разрешите войти? Курсант Попов... Во рту лошади ночевали, в глазах - слизь, рожа опухла так, будто ею молотили по ступенькам. Безнадежно болен. Это не замаскировать.

Попов волнуется, то есть находится в том состоянии, которое курсанты называют "не наложить бы". Он виноват, виноват, осознал...

- Попов!!!

- И-я-я!

- Вы пили?

Вопрос кажется Попову до того нелепым - по роже же видно, - что он хихикает, кашляет и говорит неожиданно: "Не пил".

От этого дикого ответа он еще раз хихикает и замолкает, с беспокойством ожидая.

- Нехорошо, Попов!

И тут вместо мата, вместо обычного "к херам из списков" Попов выслушивает повесть о том, что вредно пить, как потом приходишь домой и жена не разговаривает, дети шарахаются и вообще, вообще...

Командир внезапно вдохновляется и, заломив руки своему воображению, говорит долго, ярко, красочно, сочно. Картины, истинные картины встают перед Поповым. Он смотрит удивленно, а затем и влюбленно.

Души. Души командира и подчиненного взлетают и парят, парят... воедино... И звучат, звучат... вместе...

Они готовы слиться - сливаются. Как два желтка. Оба растроганы.

- Попов... Попов... - звучит командир. Слезы... Они готовы пролиться (и затечь в яловые ботинки). Проливаются...

- Попов... Попов... Горло... его перехватывает. Да. Кончилось. Необычно, непривычно. Мда. Попов чувствует себя обновленным. Ему как-то хорошо. Пьянит как-то. Ему даже кажется, что за пережитое, за ожидание он достоин поощрения, награды.

- А в увольнение можно? - повернулся язык у Попова, к удивлению самого Попова.

- Можно, - вдруг кивает командир, - скажите старшине. Все удивляются. Попов не чувствует под собой ног. А ночью дебош, и дежурный по училищу, и кусты...

Строй замер. Строй щурится. По нему бродит солнце, закатав штаны, как сказал бы настоящий поэт.

Командир, покрытый злыми оспинами, проходит вдоль. На траверсе Попова он останавливается и буравит его двумя кинжалами.

Попов смотрит перед собой: подбородок высоко и прямо, плечи развернуты, грудь приподнята, живот подобран, тело напряжено и слегка вперед. Пятки вместе - носки врозь. Чуть-чуть приподняться на носки... замереть!

- Попов!

Истошно, по уставу:

- И-я-я!!!

- Вы свинья-я- я!!! Занавес.

Из-под занавеса сдавленное:

- Сученыш-ш-ш!!!

Чайник

При уходе и переводе с флота принято воровать чтонибудь на память: какой-нибудь кусочек сувенирного краеугольного кирпича могучего исполина, именуемого - "флот", кусочек чудовища...

Командир Криволапов - а такие еще встречаются среди командиров - готовился к переводу со своего ракетного подводного крейсера, то есть: лихорадочно воровал.