Черные дыры российской империи - Лев Шильник

Послушаем Н. И. Костомарова: «С такими понятиями естественно было Нилу сделаться противником Иосифа Волоколамского и заявить протест против любостяжания монахов и монастырских богатств. Великий князь Иван (Иван III. – Л. Ш) уважал старца Нила и призывал его на Соборы. В 1503 году в конце бывшего тогда Собора Нил сделал предложение отобрать у монастырей все недвижимые имущества. По его воззрению, вообще только то достояние признавалось законным и богоугодным, которое приобреталось собственным трудом. Иноки, обрекая себя на благочестивое житье, должны были служить примером праведности для всего мира; напротив, владея имениями, они не только не отрекаются от мира, но делаются участниками всех неправд, соединенных с тогдашним вотчинным управлением. Так поставлен был вопрос о нестяжательстве. Ивану III было по душе такое предложение, хотя из своекорыстных побуждений Иван Васильевич распространял вопрос и о владении недвижимым имением не только на монастырские, но и на архиерейские имущества. Собор, состоящий из архиереев и монахов, естественно, вооружился против этого предложения всеми силами и представил целый ряд доказательств законности и пользы монастырской власти над имениями, доказательств, составленных главным образом Иосифом Волоцким».

В тонкости полемики иосифлян и нестяжателей мы вникать не станем, а заметим только, что Собор тогда взял верх, и Ивану пришлось отступить. Внук Ивана III, Иван Васильевич Грозный, на знаменитом Стоглавом Соборе тоже попытался оттягать церковные владения, и у него тоже ничего не вышло. Схожие попытки в свое время предпринимали Михаил и Алексей Романовы, Петр I и даже крайне набожная Елизавета Петровна. Как мы видим, Петр Федорович отнюдь не был первым в своих покушениях на церковное имущество, но именно он удостоился клейма гонителя православных.

Между прочим, Екатерина II, основательно укрепившись на троне, не долго думая, провела секуляризацию монастырских и церковных земель, а когда Ростовский митрополит Арсений Мациевич направил по этому поводу протест в Синод, реакция последовала незамедлительно. Уважаемый митрополит, энергично выступавший против аналогичных законопроектов Петра I и Елизаветы, наивно полагал, что уж если «дракон московский» его не тронул, то теперь и подавно обойдется. Не тут-то было! Матушка Екатерина приказала немедленно арестовать выскочку и судить за «оскорбление величества». Вот как пишет об этом Александр Бушков: «Когда бывший канцлер Бестужев попытался заступиться за Арсения, Екатерина ответила холодным письмом, где были и такие примечательные строки:

“Стоит вспомнить, что прежде, без всяких церемоний и соблюдения приличий, в делах, без сомнения, гораздо менее важных, духовным особам сносили головы. Не представляю, как мне сохранить мир в государстве и порядок в народе (не говоря уж о защите и сохранении данной мне Богом власти), если виновный не будет покаран”». И далее: «…Арсения лишили сана, назвали “смердом Андрейкою” и сослали в отдаленный монастырь посреди карельских лесов, фактически в заключение». Вот так, по всей видимости, и надо действовать на Руси. Не даровать подданным свободы, а безжалостно рубить направо и налево головы, тогда и на престоле усидишь, и порядок заведешь отменный. Излишне говорить, что никто больше не посмел заикнуться о попрании православия всемилостивейшей государыней императрицей.

Авот простодушный Петр Федорович, «враг церкви номер один», отказался от преследования старообрядцев и издал указ об амнистии раскольников. Отныне им дозволялось вернуться в Россию и исповедовать свою веру по собственному усмотрению. Более того – амнистия коснулась вообще очень широкого круга лиц: разрешалось возвращаться бежавшим за рубеж «великороссийским и малороссийским разного звания людям, также купцам, помещичьим крестьянам, дворовым людям и воинским дезертирам». Вот такой вот деспот и солдафон угнездился на российском троне. Между прочим, многие положения указа Петра III о веротерпимости один в один совпадают с размышлениями М. В. Ломоносова. В своей работе «О сохранении и размножении российского народа» выдающийся энциклопедист справедливо полагал, что бегство старообрядцев за границу нанесло стране ощутимый ущерб, и предлагал отказаться от их преследования. Но при Екатерине гонения на раскольников возобновились с прежней силой, и тем самым едва ли не самая трудолюбивая часть российского народа оказалась совершенно невостребованной, попросту вывалившись из экономического пространства Российской империи.

Для чего мы говорим очевидные вещи? Разве тиран и русофоб мог упразднить кошмарную Тайную канцелярию? Это детище Петра I было официально учреждено в 1718 году, но еще в 1702 Преображенскому приказу высочайше разрешили производить аресты по малейшему оговору и широко применять пытки. Сей пыточный орган, заставляющий вспомнить о средневековых ведовских процессах, не единожды менял название и просуществовал очень долго. В 1731 году этот институт политического сыска благополучно воскрес под именем Канцелярии тайных разыскных дел. А ликвидировал этот пережиток далекого прошлого не кто иной, как Петр III в 1762 году, но, еще раз напомним, узурпировавшая власть матушка Екатерина немедленно его возродила под вывеской «Тайная экспедиция». Однако читателям, знакомым с российскими реалиями не понаслышке, вряд ли стоит напоминать, что хрен редьки не слаще.

Именно при Петре Федоровиче убийство крепостных стали квалифицировать как «тиранское мучение». Справедливости ради следует сказать, что Екатерина II тоже умела и любила полиберальничать – знаменитый процесс над помещицей Дарьей Ивановной Салтыковой, умучившей до смерти 157 своих крепостных, состоялся как раз в годы ееправления. Дознание ни шатко ни валко тянулось много лет, и далеко не все эпизоды, как выражаются юристы, удалось доказать, но в конце концов серую, как штаны пожарника, Салтычиху, еле-еле разумеющую грамоте, все-таки посадили на цепь и держали в темной клети до естественной ее кончины (это была царская милость – смертную казнь заменили на пожизненное заключение). А вот просвещенному помещику Шеншину только строго погрозили пальчиком, хотя все прекрасно знали, что в своих имениях он завел самые настоящие пыточные камеры в духе инквизиционного трибунала. «Алкоголик» и «тупица» Петр Федорович был куда как последовательнее взбалмошной Екатерины и предпочитал опираться на закон, а не прибегать к средневековому зверству. Например, воронежского поручика Нестерова за «доведение до смерти дворового человека» (одного-единственного!) навечно сослали в Нерчинск. Имеются некоторые основания предполагать, что при Петре III упомянутый Шеншин едва ли мог рассчитывать на снисхождение и отделаться так легко.

Известный указ «О вольности дворянской» опять же принадлежит перу Петра Федоровича, о чем мы уже в свое время писали. Ушлая Екатерина просто-напросто завизировала готовый законопроект покойного супруга. Вопреки распространенному мнению, этот указ вовсе не давал дворянам права на безделье и околачивание груш, а напротив, подробно регламентировал все стороны их жизни. Помните, как лихой рубака Петр Алексеевич по разнарядке расписывал недорослей-выпускников – кому на флот, кому в пехоту, а кому на дипломатическую службу? Сравните сию неприличную суету с размеренными рекомендациями Петра Федоровича: родители всякого дворянского недоросля по достижении им 12 лет обязаны были письменно отчитаться, чему их сын обучен, желает ли учиться дальше, и если да, то где. Между прочим, не возбранялось поступать и на службу за границу, но только в дружественные державы.

Одним словом, чуть ли не все законопроекты Петра III разгребали вековые завалы российского ветхозаветного хлама и направляли страну по пути европейских преобразований. Его реформы намного опережали свое время и потому были встречены в штыки, хотя и не сопровождались лихой кавалерийской удалью Петра I. Видимо, любая эпоха неявно содержит в себе своеобразный «диапазон приемлемости», преодоление которого почти всегда чревато неприятными последствиями. К сожалению, толковых социологов в окружении Петра Федоровича не было. Мы уже не раз писали о практически полном отсутствии нормальной городской жизни в России (в европейском понимании этого слова), а вот Петр III, судя по всему, великолепно понимал потенции, заложенные в третьем сословии: «Рассматривает все сословия в государстве и имеет намерение поручить составить проект, как поднять мещанское сословие в городах России, чтобы оно было поставлено на немецкую ногу, и как поощрить их промышленность» (цитируется по книге Александра Бушкова «Россия, которой не было»). И хотя говорят, что слово «промышленность» придумал Карамзин, но вот она, родимая, черным по белому, по крайней мере за полвека до Николая Михайловича. Правда, здесь этот термин все-таки употреблен скорее в смысле промысла или инициативы.