Ответственность - Лев Правдин

Не оборачиваясь, Таисия Никитична рассмеялась. Теперь-то она знала, каков он на самом деле, этот рыжий плотник. И какие они все, эти хмуроватые, в серой, отсыревшей от тумана одежде, женщины и мужчины. Совсем не такие они, какими представляются тем, кто смотрит на них со стороны.

Она была рада, что поняла это, и так же, как и всех, увидела себя со стороны и даже пожалела, как могла бы пожалеть только постороннюю. Жалеть себя Таисия Никитична вряд ли бы стала.

А главное, она теперь твердо знала, что надо написать сыну, что посоветовать и от чего предостеречь. А самое главное, не надо ничего ему навязывать: пусть сам все увидит, прочувствует и поймет. Сам… Сеня, мальчик мой родной, а ты сможешь? Сам-то ты как?

Глава шестая

РАЗВЕДЧИК ИЗ БУДУЩЕГО

ПЕРЕДЫШКА

С самого первого дня Сашке, вольному человеку, показалось холодно, неуютно и, главное, скучно в московской квартире Бакшина. И это после сырой партизанской землянки, после трудной и опасной жизни! Холодно и скучно! Он и сам не понимал, отчего так получилось, — и встретили его хорошо, и заботились о нем, «очень они отнеслись чутко», — рассказывал он потом своему командиру.

Это он так сказал про Наталью Николаевну — жену Бакшина. Она была дома, когда явился неизвестный мальчик, представился как следует и вручил очень помятый пакет.

— Здравствуй, мальчик, — сказала она с некоторым удивлением.

К ней и прежде являлись посланцы от мужа, но все они были взрослыми, и она знала, как с ними держаться, о чем говорить. А тут мальчик в зеленой солдатской стеганке, великоватой для него, в старых сапогах и новенькой пилотке. И глаза у него совсем не детские, а какие-то такие, что она, старый педагог, не могла выдержать их взгляда и опустила голову. А Сашка, подумав, что всему виною помятый пакет, который он доставил, поспешил объяснить:

— Это, извиняюсь, самолет наш обстреляли.

— Да как же это?.. — Наталья Николаевна хотела спросить, как же это он-то жив остался, но Сашка поспешил все объяснить:

— Нормально, дотянули до своей территории. Самолет, конечно, поврежден, а люди все живы. Летчик получил ранение.

— Летчик — Ожгибесов?

— Так точно, — подтвердил Сашка, сообразив, что именно Ожгибесов держал связь с Натальей Николаевной, передавая ей письма от Бакшина.

— Посиди, мальчик. Подожди, пока я прочту.

«Это правильно, — подумал Сашка, — письмо прочесть надо в первую очередь».

В пакете оказалась еще газета, где написано про Сашкину медаль. Тоже правильно, пусть знает, кто прибыл. А то все «мальчик» да «мальчик».

И медаль, и газету привез летчик в этот свой последний рейс и передал Бакшину. Медаль хотя и поспешно, но все же с подобающей торжественностью была тут же, на аэродроме, вручена Сашке.

Читала Наталья Николаевна очень скоро и все хмурилась, будто чем-то недовольна. Сначала прочитала письмо, потом газету. Кончив читать, посмотрела на Сашку так, словно он уже успел в чем-то провиниться перед ней.

— Ты, Саша, устал, наверное, и хочешь есть? — спросила она строго.

— Можно и потерпеть, — независимо ответил Сашка. — Спасибо.

— Тогда подожди. Сначала надо выкупаться.

Когда Сашка наслаждался в теплой ванне, она принесла белье. Он застыдился. Она проговорила:

— Ты, Саша, не стыдись. У меня сын постарше тебя. Вот это его белье осталось. Ох, спина-то у тебя!..

— Как у ежа. — Сашка усмехнулся. — Сейчас еще ничего, хоть лежать можно.

— И ты все вытерпел?.. Как же ты?

— Так уж вот. И сам не знаю, как…

Он даже подмигнул при этом, но совсем не ради того, чтобы показать свое удальство, а просто он не терпел сочувствия и боялся пустых причитаний. Но, не поняв его усмешки, она учительским голосом сказала:

— Смеяться над этим нельзя.

Сразу стало намного скучнее плескаться в теплой ванне. И даже не так уж тепло. Именно в эту минуту он почувствовал, что жить ему будет невесело и, скорей всего, долго тут он не задержится. А она думала, что Сашка у них останется навсегда. Муж так ей и написал: «Он — сирота, я ему жизнью обязан. Прими и устрой, как родного сына».

Она расспросила его, где учился и в каком сейчас классе. Оказалось, Сашка уже и забыл, когда он и учился-то. До войны успел закончить три класса, вот и все. Она принесла ему учебники, начала учить, а по вечерам спрашивать уроки. Сашка учился нехотя и плохо, и не потому, что был неспособный или ленился, а просто он еще никак не мог войти в нормальную ребячью жизнь. А она этого не понимала и каждый раз повторяла:

— Нельзя быть таким невнимательным. Ты сейчас забудь все, кроме учебы.

Она-то умела забыть все, кроме работы. И даже сына не съездила проведать. Только письма ему писала в госпиталь. Да и то редко. И сын тоже пишет редко и мало. Сашка подумал, что ему тоже, должно быть, невесело жилось в родном доме.

К этому времени у Сашки завелись кое-какие знакомства — мальчишки из дома, где он жил, и из соседних домов. Познакомился, но ни с кем близко не сошелся, товарищей среди них не нашел. Обыкновенные мальчишки-тыловики: горя, конечно, хлебнули через край, но так мальчишками и остались.

А время шло, и он уже подумывал: не сбежать ли на фронт? Неужели не примут его — бывалого разведчика, награжденного медалью «За боевые заслуги»? Не может быть, чтобы не приняли.

Наверное, он и сбежал бы, тем более что под Ленинградом началось наступление, и Сашка все думал о тех делах, какие идут сейчас в его отряде, но толком ничего не знал, оттого, что совсем прекратились письма от Бакшина. А Сашке никто не писал, хотя, когда уезжал, все обещались писать. В доме поселилась тревога. Наталья Николаевна уж и спрашивать перестала, приходила домой, как всегда, поздно, молча раздевалась, и Сашка видел и знал: ждет известия от мужа или уж, один конец, о муже. Ждет. И ждать устала, и спросить боится. Сашка, встречая ее, еще в прихожей сообщал:

— Ничего нет.

Зачем же терзать человека? Но он думал, насколько у нее хватит сил держаться с такой невозмутимостью. Не вздохнет даже. И она видит, что он наблюдает за ней, и учительским голосом говорит:

— Нет, так будет. Уроки выучил?

И он все терпел — не уходил. В такое время он просто не мог оставить ее одну, хотя жить в доме, где от радости не смеются и не плачут от горя, становилось все труднее.

— Запрос надо послать, — сказал он ей однажды.

Оказалось, запрос уже послан. Скоро пришел ответ: «Пропал без вести».

— Это у нас сколько хочешь бывает. Нет связи с отрядом или еще что…

Так Сашка попытался утешить ее, но она даже и не ответила на его утешение, заперлась в спальне. А наутро лицо у нее было бледнее, чем всегда, и под глазами слегка припухло. «Плакала, наверное, всю ночь», — подумал Сашка, но представить себе Наталью Николаевну плачущей не мог.

И веселой он ее тоже не видел, да и веселиться-то не было причин: сын в госпитале, от мужа давно известий нет — какое уж тут веселье?

САШКА УЕХАЛ

Кончилась эта зима. Она показалась Сашке серой и унылой оттого еще, что с фронтов шли хорошие, победные вести, а он вынужден томиться в тылу. Шел апрель — переменчивый месяц. Сашка уже не на шутку начал подумывать о своем затянувшемся отдыхе. А так как он привык все делать основательно, то прежде всего побывал — и не один раз — на Ленинградском вокзале и досконально выяснил, что пристроиться к воинскому эшелону ничего не стоит. Он бы и пристроился, но надо было сказать об атом Наталье Николаевне. Не может же он сбежать от человека, который к нему всей душой. Не имеет права.

«Теперь твой первый долг — учиться», — повторяла она, ничего не говоря о том, что своим первейшим долгом перед Сашкой она тоже считает его учебу.

Он отстал на три года, посылать его в школу в младшие классы она не хотела, и Сашка с этим согласился. Другое дело, когда он пойдет на будущий год прямо в пятый класс. Но для этого надо много работать, и Сашка работал, стиснув зубы.

Как-то он пришел домой и едва захлопнул дверь, как услыхал непривычный веселый голос Натальи Николаевны:

— Саша, иди-ка сюда!

Она, как почти всегда, сидела за своим письменным столом. Положив карандаш на лежащую перед ней книгу, она сообщила:

— Есть новости, и отличные. Нашелся наш командир!

Взяв карандаш и постукивая им по книге, она сказала, что сегодня получила письмо, пишет какой-то неизвестный ей военврач капитан Недубов по просьбе самого Бакшина, который пока еще писать сам не может. Был ранен, и очень серьезно, эвакуирован в Красноярск, и только недавно к нему вернулось сознание. Еще предстоят операции, но это уже пустяки по сравнению со всеми, что пришлось перенести, а главное, врач заверяет, что теперь будет все хорошо.

— Я же вам говорил… — Почувствовав предательское щекотание в носу, Сашка на всякий случай отвернулся.