Лис пустыни. Генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель - Лутц Кох

Фюрер выглядел усталым и больным, неподъемный груз ответственности согнул его. Только временами в его речах проскальзывала страстная убежденность в правоте своего дела и окончательной победе над врагом. Уверен, что многое еще можно исправить, но для этого фюрер должен срочно сделать необходимые перестановки в руководстве и раз и навсегда избавиться от своего окружения.

РОММЕЛЬ И МУССОЛИНИ

К началу октября 1943 года стало окончательно ясно, что «великое противостояние» Роммеля и Кессельринга, представлявшее собой борьбу двух диаметрально противоположных точек зрения и дивергентных военных школ, с помощью Гитлера завершилось в пользу последнего. Это событие продемонстрировало критическое отношение фюрера к маршалу и дало окончательный ответ на вопрос – был ли Роммель на самом деле «партийным генералом», как прозвали его многочисленные завистники и недоброжелатели и величали восхищенные поклонники национал-социалистического толка. Некогда Гитлер способствовал его молниеносной военной карьере, но в большей степени это заслуга самого Роммеля. Его подвигами восхищались и друзья и враги, он всегда был объектом самого пристального внимания «голодной на сенсации» прессы по обе стороны линии фронта, и НСДАП с удовольствием использовала образ «воспитанника фюрера» в пропагандистских целях. В любом случае давно миновали те далекие времена, когда, не важно по каким причинам, намертво прилипшее к нему прозвище «партийного генерала» в какой-то мере и соответствовало действительности.

Его стремительное возвышение из безликого множества генералов вермахта в фельдмаршалы породило вполне объяснимые кривотолки, вызвало «искреннюю» зависть сверстников, недоброжелательство старших по возрасту и антипатию генштабистов. Мало кто тогда удосужился разглядеть незаурядный полководческий талант новичка, и все они ошибочно принимали Роммеля за «очередного выскочку, удачно попавшего в струю», который уже очень скоро получит отрезвляющий урок и вернется на свое место, растворившись в серой массе посредственностей. Многих раздражали навязчивые славословия в адрес фельдмаршала на страницах партийной прессы, а истинную цену его выдающегося дарования знали только те, с кем пересеклась восходящая звезда его карьеры.

Армия вылепила из него настоящего человека, а нация обрела в его лице верного сына и патриота Германии. Любовь к своему народу, забота о солдатах и страстное желание стать опорой и защитой своей многострадальной родины красной нитью прошли через всю его жизнь. Два последних года убедили маршала в том, что ему есть, что противопоставить всесокрушающей системе. Свидетельством этого могут стать его собственные слова. Во время разговора с единомышленником из генштаба Роммель произнес: «Наверное, я единственный, кто сегодня может что-нибудь предпринять против Гитлера».

Летом 1943 года безрезультатно закончилась совместная с Манштейном попытка оказать влияние на фюрера. Радикальная концепция Роммеля не возобладала и в Италии, где ему пришлось довольствоваться вторыми ролями, а вскоре и вообще покинуть театр военных действий, который он собирался превратить в поворотный пункт всей кампании. Гитлер подсознательно чувствовал, что Роммель уже не тот. После знакомства с подноготной «Волчьего логова» маршал прекрасно представлял себе, чьему влиянию наиболее подвержен фюрер. По свидетельству очевидцев «Роммель действительно изменился и в эти дни о нем можно было говорить что угодно, кроме того, что он „партийный генерал“. Маршал шел своим тернистым путем, но с этих самых пор за каждым его словом и делом скрывалось непоколебимое желание дистанцироваться от Гитлера и его образа действий.

Незабываемым воспоминанием для меня останется совместный с Роммелем визит в Гардоне, в штаб-квартиру Муссолини на озере Гарда, 12 октября 1943 года. Пропаганда режима Бадольо вынесла на всеобщее обозрение ворох «разоблачений» и подробностей альковных похождений бывшего диктатора Италии. Следует заметить, что нехитрый трюк удался, и в лагере сторонников и почитателей его учения начались разброд и сумятица. Ореол поблек, а сам образ «вождя итальянского народа» претерпел подвижки к некоторой скандальности и двусмысленности.

Граждане Италии отдавали себе отчет в том, что возвращение Муссолини будет означать либо откат к дискредитировавшей себя в обществе идее фашизма, либо начало новой неофашистской эры. Дуче был «политическим трупом»! Спецподразделения СС и чернорубашечники из батальона «Муссолини» охраняли резиденцию дуче, которая располагалась в миниатюрном дворце на живописных берегах озера Гарда, и-совместно патрулировали прилегающие территории. Было несколько непривычно видеть дюжих эсэсовцев, охранявших подходы к рабочему кабинету Муссолини и блокировавших коридор в личные покои недавнего абсолютного самодержца Италии. Совсем не много времени прошло с тех пор, как германские диверсионные подразделения по приказу Гитлера совершили сенсационное освобождение Муссолини, дерзко похитив его из импровизированной тюрьмы у подножья Гран-Сассо в Абруццких Альпах. Дуче выглядел уставшим и поблекшим, даже его знаменитая жестикуляция потеряла присущую ей живость. При встрече маршал в присущей ему жесткой манере сообщил Муссолини все подробности злосчастной африканской кампании. Роммель недвусмысленно дал понять, что считает главной причиной разразившейся катастрофы бездействие итальянского флота и пораженческие настроения большинства высокопоставленных итальянских офицеров. Так же однозначно маршал высказался в пользу разумной минимизации геополитических аппетитов «Оси», поскольку и Германия, и Италия были уже далеко не так сильны, как несколько лет тому назад.

Вскоре после этого Роммель отправился к месту нового назначения, во Францию. За несколько часов до его отъезда я находился в штаб-квартире группы армий «Б» у озера Гарда и имел беседу с генерал-фельдмаршалом. Я только что вернулся из командировки на Южный фронт и как следует не пришел в себя от запечатлевшихся в памяти картин жесточайших и кровопролитнейших сражений, которые вели наши войска севернее Неаполя, у предмостных укреплений реки Вольтурно. Я доложил маршалу о своих впечатлениях-о возрастающей мощи вражеских атак, о разрушительной силе его воздушных ударов, об опустошительных артобстрелах британского ВМФ – и рассказал ему о мужестве и героизме наших быстро редеющих дивизий. Фельдмаршал Роммель внимательно выслушал меня и после непродолжительной паузы произнес:

– Знаете, Кох, все, что вы мне сейчас рассказали, – это лишнее подтверждение тому, что я читаю между строк в оперативных сводках с Южного фронта. Сейчас противник значительно превосходит нас в технике и живой силе, и это превосходство будет еще больше возрастать. Поэтому совершенно бессмысленно пытаться удерживать сегодняшнюю линию фронта на юге ценой таких страшных потерь. Мы все равно будем оставлять одну позицию за другой, обильно поливая их своей кровью, а если противник выбросит десант севернее или южнее Рима, то он вынудит нас окончательно отступить – ведь мы уже исчерпали последние резервы. Если бы все это время армия грамотно маневрировала, а командование щадило солдат и бережно относилось к технике, имея глубоко эшелонированные позиции на севере, в Апеннинах, наше положение не было бы настолько безнадежным. Хочу особо подчеркнуть, что, начиная с 1942 года, мы применяем противотанковые пушки, а не танки – и в этом главное отличие моей стратегии от стратегии Гудериана, например. В 1941-м сразу же стало ясно, что в России нам придется не так легко, как это предполагали некоторые, а в 1942-м наше наступление на востоке окончательно застопорилось. Уже тогда требовалось начинать систематически и без каких-либо иллюзий работать на сильную оборону. В этом скрыта причина наших сегодняшних неудач, а ведь все пошло бы по-другому, осмысли мы тогда новый опыт и примени новейшие военные методики и технологии.