По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - Гуглин, Майя

– Правда, – сказал он.

– Как это могло случиться, ведь ваша программа была в моем списке под первым номером?

– На этот вопрос я отвечать не обязан, – сказал Шмидт. – На заседании комитета по резидентуре было сочтено нецелесообразным ставить ваше имя в список.

– Я была у вас на приеме. У меня сложилось впечатление, что вы были не против взять меня в свою программу. Это правильно или нет?

– Я всегда стараюсь быть нейтральным.

– Есть у меня какая-то возможность попасть в вашу программу?

– Я уже предложил все оставшиеся места.

– Прошу прощения, – сказала я…

– Я уже предложил все оставшиеся места, – повторил он.

– Прошу прощения, – снова сказала я.

– Я уже предложил все оставшиеся места! – в его голосе звенел металл.

Я, наконец, сообразила, что использую не ту форму извинения. Он думал, что я не поняла и прошу повторить.

– Извините, что я позвонила. До свидания.

Вот тут я все-таки устала. Легла, не раздеваясь, и заснула, успев подумать с сожалением, что этот разговор будет первым, о чем я вспомню завтра утром.

И снова я бегала по Вашингтону, и зверь в душе резвился вовсю, не давая ни есть, ни пить, ни уставать. Меня решили не вносить в список. Мне решили не давать ни одного шанса. Как я старалась в этой больнице! «Американцы обычно не ставят нашу программу на первое место». Для меня она была пределом мечтаний. «Шмидт сказал, что хочет тебе помочь». И Дезире в день МАТЧа уже знал, что меня не было в списках. Поэтому он и не позвонил. И Шмидт, разговаривая со мной в кабинете, знал. «Мы надеемся, что вы поступите». Конечно, формально он не сказал, что я поступлю в его программу, но как еще я могла его понять? А я ведь его ни о чем таком не спрашивала. Конфиденциально – значит конфиденциально. И Чизхолм знал с самого начала, с того дня, когда я впервые пришла к нему в поликлинику. Список они составляли как раз накануне.

Я попыталась бороться с собой. Наверное, я просто разучилась радоваться. Выиграла «Мерседес» по трамвайному билету и переживаю, что он не того цвета. Но никуда было не деться от чувства проигрыша. И не было рядом никого, кто снова и снова убеждал бы в обратном. «Но пораженье от победы ты сам не должен отличать». Почему же не должен? Не можешь – другое дело.

Как удобно продумана система. В лицо тебе все улыбаются и говорят приятные слова. А отказывают заочно, без объяснения причин. Обратной связи нет. Ты не знаешь, в чем ошибка, в следующий раз ты её снова сделаешь.

Среди переданных Ховардом по факсу бумаг было рекомендательное письмо Чизхолма.

«Меня попросили написать рекомендательное письмо для доктора Гуглин, и я счастлив это сделать. Доктор Гуглин работала на диабетическом и эндокринологическом поликлиническом приеме, по полдня в неделю на каждом, с середины февраля до середины марта. Я заведую эндокринологическим отделением в Мемориальной больнице, и многократно смотрел больных вместе с докторм Гуглин. Таким образом, я могу оценить её навыки на поликлиническом приеме.

Во время работы с нами доктор Гуглин всегда была пунктуальна, хорошо одета, вежлива и полна желания учиться. Она интеллигентна, с хорошим знанием английского. Как только она познакомилась с нашей системой обследования и ведения больных, она смогла сжато и точно представлять больных, давая всю необходимую информацию для принятия решений о диагнозе и лечении. Её знание эндокринологии и навыки физикального обследования соответствуют уровню, которого я ожидал бы от общего терапевта. К концу пребывания с нами она по стилю работы ничем не отличалась от резидентов, проходящих наш цикл.

Я считаю доктора Гуглин основательным и компетентным врачом с хорошими клиническими навыками для работы в поликлинических условиях».

Мне почему-то показалось, что при обсуждении моей кандидатуры он был против, и теперь оправдывает ту свою точку зрения. Вот видите, я предельно объективен, я честно отметил все положительное, что в ней есть, но в общем ничего особенного…

Я узнала, где садиться в автобус, чтобы ехать в аэропорт. Получила по факсу от Ховарда письмо от Луки. Снова позвонила Ковальчуку. Он говорил с Кингом. Тот был недоволен, что я не поговорила с ним напрямую. Но категорически не отказал. Значит, позвоню ему из России.

Надо было купить какие-нибудь сувениры. Я зашла в ближайший гастроном и, не выбирая, сгребла с полки десяток пакетиков с шоколадом. Оставила Нине деньги за телефон. Сложила вещи. Отдала ключ соседям. И улетела в Москву.

Москва

Зарина ахнула:

– Как ты похудела, как ты осунулась, как ты запустила себя.

Зарина была подругой юности моей мамы, и я обычно останавливалась у неё, когда бывала в Москве. Да, спору нет. Одичала.

У меня по-прежнему был один чемодан и одна сумка. В чемодане лежали бумаги, книги и шоколад.

На следующий день я пошла в Министерство здравоохранения РФ. Меня пропустили в отдел кадров. Я стояла перед ухоженной дамой в перстнях.

– Вы подписали контракт на три года? И сколько же они собираюся вам платить?

– Тридцать тысяч в год.

– Долларов?

– Долларов.

– И что у вас за американский диплом?

Я показала.

– Что это вы мне показываете. Это же ксерокопия!

– Разумеется, не подлинник.

– Почему это – разумеется? Именно подлинник мне и нужен.

За все месяцы в Америке подлинник не понадобился ни разу.

– Пожалуйста. Скажите, когда, и я принесу подлинник.

– Вы шли на прием в Министерство, и даже не взяли документы. Может вы вообще не врач. Почему я вам должна верить на слово? А то я не знаю, как в Америке берут на работу наших врачей. Это просто невозможно!

– Значит, я сделала невозможное. Теперь от вас зависит, зря я это делала или нет.

– Какую бумагу вы хотите? «В России существует потребность в специалистах по внутренней медицине». Никогда я вам не дам такой бумаги. У нас специалистов готовят ничуть не хуже, а даже лучше, чем в Америке. Так что вы как делали все без нас – сдавали какие-то экзамены, получали какой-то там диплом – так и продолжайте в том же духе.

Разговаривать дальше не имело смысла. Передо мной выросла новая стена. Пробью ли? Бедная моя голова.

Я купила билет на вечерний поезд. Зашла к знакомой, старому московскому доценту – стоматологу, оставила копии документов, вдруг она найдет какие-то ходы в Министерство. Выслушала несколько глупостей от её сестры. Надо было идти не с