По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - Гуглин, Майя

– Невероятно! Чудовищно! Потрясающе…

– Ой, как хорошо. Спасибо…

– Оля, я поступила в резидентуру. А как Яша с Мишей?

– У Яши вообще ничего не получилось. Миша встрял на один год куда-то в хирургию.

– Если я в мае приеду на экзамен, можно у тебя пожить?

– Ради Бога.

Я поехала в Святого Луку и подписала контракт. Попробовала еще раз поднять вопрос о визе.

– Только J-1. Получите разрешение в Министерстве здравоохранения России и присылайте нам. Вот образец бумаги, которая от них требуется.

Это была администратор программы. Директора в больнице не было, но вряд ли она говорила от себя. Конечно, это политика программы. И я не стала настаивать на встрече с директором.

Ховард нетерпеливо спросил:

– Ну? Больше тебя ничего не удерживает?

Чем же я его так достала?

– Нет. Поехали на автовокзал за билетом.

И в тот же вечер я уехала в Вашингтон. На следующее утро заказала билет на ближайший рейс «Аэрофлота». Помахала рукой Нининой семье, уезжающей отдыхать во Флориду. Поднялась в квартиру – мне оставили ключ. Позвонила папе. Он был почти в отчаянии. Не поторопилась ли я подписывать контракт? Каким образом я думаю получить необходимую бумагу в Министерстве? Возможно, это вообще ловушка, программа специально для туземцев, меня будут три года учить – неизвестно кто, неизвестно чему, чтобы потом сразу выпихнуть из страны.

Я понимала, что он отчасти прав. Программа, конечно, не только для туземцев, но непопулярна среди американцев, именно поэтому я и смогла туда попасть. И виза нехорошая. Что касается подписанного контракта, то можно ведь просто не явиться и на будущий год начать все сначала. Только шансов будет еще меньше. Или не будет совсем. Папа сомневается. Если я не приеду к началу занятий, не занесут ли меня в черный список без права дальнейшего поступления куда-либо? На этот счет я спокойна. Не занесут. На мое освободившееся место ринется десять человек. Я не одна такая в Америке. И вообще – мне пора домой. По телефону всего не скажешь. Пора восстанавливать уровень взаимопонимания. Я позвонила кому-то из юристов – посоветоваться о визе. Можно откупиться от двухлетней отработки на родине. Путем трехлетней отработки в так называемых «недообслуживаемых» районах. Таких районов много. В каждом штате есть. После этого – гринкард. Но это пока можно. Становится все труднее. Неизвестно, что будет через три года. Иммиграционные законы меняются каждый день, и не в сторону либерализации. Позвонила Ховарду. Новостей не было. Позвонила Джеку в Даллас. Он обрадовался и, кажется, искренне:

– Очень хорошо, что удалось. На будущий год, наверное, будет невозможно. Ничего, что такая виза. Поедешь на два года в Канаду.

Тоже вариант…

Подавила желание позвонить кому-нибудь еще. Какой-то зуд внутри не давал успокоиться. Хватит насиловать телефон! Из него ничего больше не выжать. Я ушла в город.

Я приехала в эту страну пять месяцев назад, по туристической визе, не имея ничего, кроме доморощенного языка и диплома, и никого не зная. Наутро мне уезжать обратно. У меня было где остановиться в Нью-Йорке, в Кливленде, в Детройте, в Далласе и в Вашингтоне. В моей дорожной сумке лежал подписанный контракт на три года – плод пятимесячных усилий. Я поступила в резидентуру, поймала удачу за хвост, вскочила в последний вагон уходящего поезда. У меня были все основания радоваться и гордиться собой. Но я не гордилась. Я металась по весеннему, цветущему, акварельно-прозрачному Вашингтону, и он не радовал меня. Из Бетезды к кампусу Джорджтаунского университета, на берег Потомака, к колонне Вашингтона, к Капитолию. Тоскливый зверь ожил в душе. Меня не взяли в мою больницу. Меня не оценили достаточно высоко. Я не прошла. В то единственное место, где меня видели и знали. Уже ничего нельзя изменить. Все эти месяцы была надежда, что каждый мой маленький шаг может что-то изменить. Теперь – все. МАТЧ состоялся. Стороны связаны результатом МАТЧА. Надо получать обменную визу, которая свяжет меня по рукам и ногам. Её нельзя переделать на другую. Нельзя получить гринкард. Она требует моего возвращения на родину на два года после окончания программы. Она требует разрешения нашего министерства. Америка кормила десятилетиями сотни тысяч моих соотечественников и соплеменников, которые вовремя и достаточно убедительно пожаловались на национальные и религиозные преследования. Меня она приняла на работу после трудных экзаменов и жестокого конкурса. Теперь она заставляет меня сделать вид, что это российское правительство направляет меня на трехлетнее обучение и ждет обратно.

Я поступила в резидентуру на общих основаниях. У меня получилось, потому что старалась как могла, и потому что мне помогали люди. Но они помогали мне, а не российскому правительству.

Я не ела, не пила, не отдыхала. Зверь забивал все желания. К вечеру вернулась в Динину квартиру. Усталости не было. Позвонил телефон. Ховард. Пришли какие-то бумаги из «Святого Луки».

– Хорошо, Ховард, завтра я выйду на улицу, найду где-нибудь факс, скажу тебе номер, и ты мне все пришлешь.

– Да, – сказал Ховард, – звонил еще директор – геронтолог, поздравлял тебя с распределением. Но он был уверен, что ты попала в Мемориальную. Там после МАТЧа остались свободные места.

Я повесила трубку и стала думать. Что-то тут было не так. Если я была в списках, свободные места остались бы только в том случае, если бы я попала в программу. «Шмидт поставит тебя на первое место в списке второго выбора». Хоть на последнее. Я должна была попасть в Мемориальную. Вдруг опять случайность? Моего номера в МАТЧе не было в общем списке. Вдруг они его просто не нашли на отдельном листочке? Тогда меня могут взять! У них остались места! Правда, контракт уже подписан. Но программа в Мемориальной стояла первой в моем списке, а Святой Лука – последним. Имею моральное право.

Звоню Ковальчуку в Кливленд. Откуда он знает про свободные места? Это точно?

Ему говорил Браун из Университетских больниц.

Значит, точно.

– Кто-то забыл поставить твою фамилию в список, – говорит Ковальчук. – Ну ничего. Ты нашла работу, это главное. Святой Лука – хорошая больница.

– Доктор Ковальчук, вы хорошо знаете доктора Кинга? Вы не могли бы спросить у него про мою визу? У меня завтра самолет, я уже не успею.

– Что за срочность была уезжать из Кливленда, пока ты все не согласовала? Я попробую.

Я снова позвонила Ховарду и попросила найти домашний телефон доктора Шмидта. Была пятница, десять часов вечера. Я набрала его номер.

– Извините, что я звоню вам домой в такое