Источник забвения - Вольдемар Бааль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ничего, вроде… Ей самой рассказывали.
— А что он на Сонную Марь ходил, ты слышала?
— Нет.
— Так, — сказал он. — Ехать надо во что бы то ни стало.
— Как вам надо, так и делайте, — сказала она.
Он подумал, что Тамара никогда бы так не ответила. И никогда бы она не стала приспосабливать свой наряд к наряду или состоянию мужа. И никогда в ней не было ни тени кротости или безропотности, она всегда была «творческой личностью», и это было для нее главным. «Знаешь, Герман, можно или сполна любить, или сполна творить…» Как будто ученый — «не творческая личность»… Да, она всегда была слишком занята собой…
— Она вам понравилась?
— Кто?
— Полина.
— «Понравилась» — не то слово. — Он чувствовал, что может быть совершенно откровенным. — Она меня заинтриговала. Давно. С первой встречи. Еще там, дома.
Тоня тихо засмеялась.
— Так это ж была не она.
— Может быть и не она, не знаю. То, что с ней связано, не укладывается в нормальные рамки.
— По-моему, она колдунья. У нее такой взгляд. — Тоня продолжала смеяться. — Не зря про нее говорят, что она взглядом может остановить автобус.
— Кажется, скоро я в это безоговорочно поверю. Ты говорила, что она переписывается с кем-то. Что тут особенного? Мало ли кто с кем переписывается.
— Ну да, ничего вообще-то особенного нет. Но у нее получается особенное. У нее все особенное. Переписывается-переписывается, потом раз! — и поехала куда-то. Вот нет ее, нет несколько месяцев, а то год и больше, потом — опять появляется, и опять — письма. Странная она…
«Много странного, — подумал он, — слишком много странного в последнее время. А Долгий Лог — прямо-таки средоточие странностей. Тут Андромедов прав, хотя он говорил про „интересных людей“, — что для него „интересно“, то для обычного человека не может не быть „странно“. Ну разве не странно, что я сейчас обнимаю Тоню? Кто она, откуда, как, почему — невозможно ответить. Еще неделю назад я в себе и предположить не мог этих готовностей… Может быть, я сам стал не таким, странным, оттого и видится все, как в кривом зеркале… Но я ведь в своем уме! Просто поменялся угол зрения. А отчего он поменялся?.. Ах, оставим… С Андромедовым надо бы все-таки как-то урегулировать отношения… И с Тоней… Как же быть с Тоней…»
— Я чувствую себя первоклашкой… Решаю уравнение с одним неизвестным; и ничего не выходит… Или я сам не знаю, что решаю?
— У меня по арифметике было пять.
— А у меня три… А по грамматике два… А еще у нас было чистописание, так тут — тушите свет…
— А у меня по истории тоже было пять… Вот только по физкультуре…
— Прыгать-скакать не умела?
— Умела. Но стеснялась… Он всегда так смотрел на девчонок… Ну знаете, как смотрят иногда…
— Кто?
— Да физкультурник…
— Морду б ему набить…
— А ему в прошлом году и набили. Уволился.
— Кто же это такие молодцы?
— Да Николай Юрьевич! В газете пропесочил так, что…
— И тут успел… Откуда он здесь взялся-то?
— Приехал года три назад. После института. Говорит, понравилось, вот и остался… Господи, как время летит…
— Уж не была ли ты в него влюблена?
— Нет. Влюблена не была…
В темноте ему чудились ее длинные глаза, которые, конечно, теперь не были настороженными, а были такими же мечтательными, как и ее голос.
— Почему-то мне кажется, что Полина была бы вам хорошей парой… Глупости, конечно. Привяжется тоже…
— Я же не колдун, Тонечка, не умею глазами автобусы останавливать. А колдунье в пару единственно колдуна нужно. Да и хватит про нее…
— Не слушайте меня…
Потом он незаметно уснул. А вскочив в половине двенадцатого и уже одевшись, увидел на столе записку: «Я люблю вас с первого раза, как только увидела».
Он вспомнил ночь; он едва слышал сквозь сон, когда она уходила; кажется было уже совсем светло. Он решил; обязательно нужно купить ей какой-нибудь подарок; купить и оставить здесь; на память.
11
Во время завтрака в ресторане у Визина созрел план. Первое: он решительно отказывается от любых Колиных услуг, от его детсадовских проектов, навязчивого и досужего опекунства. Второе: он созванивается с Борисом Ивановичем Етлуковым, и тот вооружает его дополнительными сведениями о том направлении и, может быть, о самой цели путешествия уж кому-кому, а директору краеведческого музея положено знать район, его печатную и устную историю. И третье: во что бы то ни стало он должен поговорить с этой загадочной Полиной, поговорить без свидетелей.
Первое было проще простого: он звонит Андромедову и прямо его отшивает раз и навсегда. Никаких сложностей не может быть и с директором музея, тем более что Етлуков — «мужик приветливый, толковый», по рекомендации редактора Бражина. Самым сложным был пункт третий, он же представлялся и самым важным; все будет зависеть от того, как поведет себя строптивая и своенравная Полина со своей воинствующей независимостью. А разговор с ней, — тут Визин был глубоко убежден, — может объяснить многое из того, что до сих пор не поддавалось объяснению обычными средствами, — это убеждение жило в нем безотчетной верой, предчувствием, наваждением. Если бы его спросили, на чем основывается такое его убеждение, он ответил бы, что на том, во-первых, что Полина необычно вела себя — ее слова, голос, взгляд, мимика изобличали некое потаенное знание и о нем, Визине, и обо всем остальном; ее ирония, когда она произносила «ученый» и «знаменитость», ее пыл, резкость невозможно расценить иначе как вызов — вызов ему, его нерешительности, застылости, робости, растерянности, вызов и подстрекательство к принятию его. И никто сейчас не мог бы переубедить его.
Вернувшись к себе в номер, он сел за телефон. И его план сразу рухнул. Андромедов был в командировке, Етлуков — в отпуске. Последнее его всерьез огорчило — он не знал, не видел больше никого, кто мог бы что-то ценное рассказать ему в связи с предстоящим путешествием. Оставался третий пункт плана. И Визин набрал номер автостанции.
Долго никто не отвечал; наконец, голос Полининой напарницы суматошно, словно у них там был пожар, протараторил:
— Да, слушаю, автостанция… — В трубке гудело на разные лады — видимо, у кассы толпился народ.
— Будьте добры, Полину. — Визин хотел изменить голос, но в последнюю минуту передумал, и напарница сразу узнала его, моментально успокоилась, и уже говорила с ним тем же шутливо-развязным тоном, каким говорила вчера, когда он маялся у окошечка кассы.
— Вышла Полина наша, только что вышла по срочному делу, вот какая незадача! Но я могу передать ей, если что надо. Не стесняйтесь. Может, передать, чтоб вам позвонила? Она позвонит! Вы из гостиницы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});