Отягощенные злом, ч. 1 - Александр Афанасьев

Николай остановился, словно подняв лошадь на дыбы, и сказал

— И потому, я хочу, чтобы ты баллотировался в Думу! Мне нужны все люди, которых я могу собрать, и на которых могу положиться. Все до единого! Нужно максимально укрепить Консервативный блок!

Мда...

— Ваше Величество, покорнейше прошу освободить меня от этой ноши — сказал я

— Почему?

— Ваше Величество, Дума — совсем не то место, где я придусь ко двору! Совсем не то.

— Это почему это?

— Потому что решения, которые надо принимать в данный конкретный момент — требуется принимать без обсуждения, и без доказывания кому-либо чего либо. Кто доказывает — тот априори не прав, он доказывает, прежде всего, самому себе. Что было бы, если бы в Персии — я создал такую вот Думу, посадил в нее пятьдесят или тем пуще сто говорунов, и заставил бы их обсуждать решения, которые необходимо принимать быстро, и при этом не учитывая интересы каждого. В лучшем случае — получилась бы постыдная говорильня — при льющейся на улицах крови. В худшем случае депутаты, для придания веса своим словам и своим воззрениям — начали бы апеллировать к улице. И улица раскололась бы — в то время, как нужно было прямо противоположное — единство.

— У нас не Персия.

— Подъезжая к дворцу, я забыл об этом, Ваше Величество. Разве что вместо яиц там могли кинуть гранату. Яиц не хватало и на еду.

Николай посмотрел на меня — зло и как-то загнанно

— Решение принято, сударь. Окончательное и бесповоротное. Вы знаете правила — просто передадите свое место в списке следующему, вот и все. Не желаете заседать в Думе — ваше право.

Николай вдруг подмигнул мне.

— Чтобы быть хорошим политиком, нужно, прежде всего, нравится журналистам. Потому что именно они создают образ политика перед избирателями. А у тебя ведь с этим все в порядке, а? По крайней мере, с журналистками...

Да я бы не сказал...

Санкт-Петербург.

Телестудия

Свет жег глаза. Для чего то — освещение в студии было направлено прямо на нас, от этого я чувствовал себя не в своей тарелке. Для меня свет — опасность, темнота — спасение, это не придумано мной, это вбито в центре подготовки боевых пловцов Балтийского флота, так вбито, что топором не вырубишь. Мой противник по дебатам чувствовал себя намного свободнее, улыбался и даже заигрывал с гримершей. Впрочем — ему простительно. Он молодой и кроме того, как дебатировать и спорить, больше ничего в сущности и не умеет...

Итак, господин Алексей Дмитриев. Адвокат, бывший чиновник восьмого класса, коллежский асессор. Во Владимирской губернии занимал должность советника губернатора по юридической части и скомпрометировал себя махинациями с землей, вследствие чего был вынужден выйти в отставку. Уголовное дело не возбуждалось за недостаточностью улик, а так же вследствие того, что преступный умысел не был доведен до конца, а возбуждать по умыслу — просто никто не потрудился. Вынужденный уехать из славного города Владимира, Дмитриев прибыл в Москву, где поступил в коллегию адвокатов — без поручительства, с трудом наскребя на поручительный взнос[53]. Дела он вел ни шатко, ни валко, по крайней мере, модным адвокатом он не стал и свое бюро не открыл. Зато каким-то образом сдружился с господином Абрамсоном, крупным владельцем недвижимости в центральной России. Возможно, по его протекции — попал в Оксфорд, на бесплатные шестимесячные курсы гражданских лидеров, где лекции читают специалисты Тэвистокского института, известного антироссийского подрывного центра. В Россию он вернулся уже не адвокатом, а гражданским лидером. По коммерческим делам он больше не адвокатствовал — боролся с коррупцией и вел правозащитную деятельность. Для понимающего человека, такого как я — это значит, что человек нигде не работает и существует за счет неизвестных источников. Возможно, гранты, выделяемые различными иностранными организациями, возможно прямые взносы лиц, заинтересованных в «демократизации» России. Он сильно поднялся за последний год, стал одним из лидеров гражданских протестных действий — в ходе которых какой-то подонок исцарапал вчера мою машину у подъезда. Эпизод конечно не смертельный — но неуважение чужих прав и чужого имущества при непременном требовании уважать свои права — есть одна из отличительных черт протестов. Своих — чужие права протестующие мерили другой меркой.

Поскольку опыт требовал от меня знать своего врага много лучше, чем самого близкого друга — я навел справки, и помимо махинаций с землей узнал про моего оппонента еще кое-что интересное. Дмитриев он был не по отцу, а по матушке, а по отцу он был Стаховский. Вероятно, фамилия матери связана с неприятными воспоминаниями детства, когда господин Стаховский бросил семью и не платил алиментов. Но может быть, господин Стаховский скрывал свою истинную фамилию и потому, что многие если и не недолюбливали евреев, то голосовать за них были не готовы. По крайней мере — на копии зачетной книжки Казанского университета, того самого кстати, который закончил известный коммунист Ульянов — фамилия моего оппонента была «Стаховский».

Несмотря на столь нелестное прошлое и скандальное настоящее — я испытывал к своему оппоненту нечто вроде жалости. Дело в том, что такие люди, гражданские лидеры и организаторы — часто очень неплохие, энергичные и деятельные люди. Просто их вовремя не заметили, не поддержали, не включили в систему, не дали участка работы и возможности расти. Не признанные системой, они включились в борьбу с ней и отдали всю свою энергию на то, чтобы опрокинуть лодку, в которой находимся мы все. Вряд ли у них это получится — но согласитесь, что плыть в одной лодке с человеком, который не просто хочет — который мечтает о том, чтобы все опрокинулись и лодка полетела в воду, который готов на крутой волне навалиться на борт, чтобы лодка почерпнула воды — согласитесь, с таким плыть просто опасно...

Появилась ведущая, та самая, из-за которой я категорически не хотел здесь появляться. Вся такая стремительная, вся такая внезапная, любящая на каждый вопрос получать ответ и принимать решения в течение трех минут после того, как необходимость принять решение пришла ей в голову. Короче — типичная британская однозначность против русской сложности и многозначительности. Строгий черный костюм, с которого убран подаренный мной бриллиантовый вензель, одинокая нитка жемчуга, волосы чуть короче обычного. Ведущая плюхнулась в кресло и гримерша, наконец-то отстала от господина Дмитриева и налетела на нее.

— Кати... ради Бога, не так много пудры. Я кажусь себе похожей то ли на придворную даму, то ли на потаскушку, зализавшую свои раны

Очаровательное сравнение, не правда ли?

— Свет сегодня сильнее обычного...

Общественное телевидение во всем его суетном величии.

Общественное телевидение появилось в Российской Империи совсем недавно. И, на мой взгляд — ошибочно. До него — в России было два канала, на которых были только «серьезные» передачи, один финансировался из государственной казны, другой — из личных средств Августейшей фамилии. Были еще несколько каналов имперского уровня — но там было слишком много рекламы и развлекательных программ, чтобы считать их серьезными. Общественное телевидение появилось как третий канал без рекламы, и задумка была такая, что будет создан некий «Общественный совет», который будет определять сетку вещания. Итогом же — стало появление канала, на котором право высказаться получила любая антиправительственная мразь. Причем чем радикальнее высказывание — тем лучше, а на правдивость и объективность — никто не смотрел. Базовый принцип журналистики — отделять факты от мнений — здесь был благополучно забыт, в погоне за рейтингом годились всякие приемы. Изобретением канала были ток-шоу в прямом эфире на политические темы — это когда приглашали (точнее вызывали) с одной стороны представителя оппозиции, с другой стороны — представителя правительства и устраивали своеобразную «дуэль в прямом эфире». Кстати — можете считать меня ксенофобом — но почему в Наблюдательном совете Общественного телевидения едва ли не половину составляют люди одной и той же национальности, и вовсе не русской? Нет, я ничего не хочу сказать — но, по-моему, демократия — это «кого больше», а не «кто наглее», не так? Зачем хуцпу то разводить, еще и за казенный счет.

Тем временем — макияж был благополучно завершен...

— Господа... — сказала ведущая — напоминаю правила. Две минуты на ответ, встречных вопросов просьба избегать, равно как и провокационных вопросов. Начинаю и завершаю передачу я, вы начинаете говорить только после того, как закончу говорить я. Вопросы?

— Никаких, сударыня — бодро ответил я, а господин Дмитриев лишь отрицательно покачал головой. Он вообще уделял внимание чтению какой-то газеты... Биржевые ведомости, если глаза не обманывают...