Улица Венеалме (СИ) - Иолич Ася

– Да. Я поговорил с ним. Ты права, в нём есть мечты.

– Он видит в ней человека.

– Он не чужд некоторым условностям, но, в целом, да.

Конда откинулся назад и взглянул ей в лицо.

– Я не жалею о том, что сделал. Это сделало тебя счастливой.

– Я счастлива за неё.

– Мы сможем съездить в долину, как только я отыщу Лойку. Я верен клятвам, Орман это знает.

– Это всё безумно долго. Поиски Верделла заняли бы восемь месяцев, если бы не кир Эрке.

– Да. Это долго. Надеюсь, моей жизни хватит, чтобы воплотить все наши мечты. Я хотел бы прожить три жизни рядом с тобой, но и этого было бы мало. Не хочу терять ни минуты. Я услышал всё, что ты сказала, а теперь иди ко мне, разящий мстительный дух. Сделай так, чтобы я пожалел о своих прегрешениях и очистился от них терпением и покорностью.

– Ты будешь умолять меня о пощаде.

– Ни за что. У тебя не получится.

– Спорим?

Подушка валялась на полу, накрытая сбитой простынёй, и матрас нещадно колол спину жёсткими былинками соломы.

– Мы выиграли, – сказал Конда, поднимая с пола подушку и отряхивая её. – Айи, мне надо будет отлучиться на пару дней.

Аяна возмущённо нахмурилась. Конда весело смотрел на неё, прищурившись, и она попыталась столкнуть его.

– А ну слезь с меня. Когда ты собирался это сказать? Ты специально сказал это сейчас, чтобы я не злилась?

– Нет. Не слезу, – сказал он, расслабляясь. – Мне так удобно.

– Ты раздавишь меня, – прохрипела Аяна, пытаясь дышать. – К... Конда... Стамэ...

Он откатился в сторону, отбирая подушку.

– Всего... Ладно, не пару. Несколько дней. Ты даже не заметишь. Айи, я хотел предложить тебе завтра оставить Кимата с Арчем и прогуляться в город.

– Как Анвер? Или как Аяна?

– Как хочешь.

– А мои мальчишки? – спросила она, выдёргивая у него подушку.

– У меня есть некоторые соображения на этот счёт, любовь моя. Подвинься, я заправлю этот край. Положи подушку на место и давай спать. У меня дела с утра. Приеду в обед.

35. Так для тебя это игра?

Утро прошло в томительном ожидании, Аяна то и дело одёргивала себя, унимая любопытство, и, когда наконец пришёл Арчелл, распахнула дверь так, что напугала его.

– Доброе утро, кира, – сказал он, озираясь с неловкостью. – Я заходил вчера, но...

– Да. Ты отвлёк её. Она показывала... представление киру Конде и мне, – нахмурилась Аяна, глядя, как Арчелл заливается краской и едва удерживаясь от хохота. – Ты прервал нас на самом... интересном месте.

Арчелл резко, большими шагами прошёл внутрь и остановился, не поворачиваясь.

– Я оставила там для Кимата...

– Я покормлю кира Кимата, – удручённо сказал Арчелл. – Можешь спокойно идти, кира. Там экипаж за тобой.

Коляска подскакивала на выбоинах мостовой, потом свернула, и щербинки и ямки перестали попадаться под колёсами. Аяна ехала, прижавшись к плечу Конды, а он грел её руки в ладонях.

– Пора тебе доставать те штаны, что шила Нэни.

– Ночами немного холодно. Очаг не особо согревает.

– Я разберусь с этим вопросом. В крайнем случае мы можем укладывать Кимата с нами под волосатым одеялом... А тебя – посередине.

– Я испекусь, как рыбная начинка в пироге.

– М-м... Слушай, ты не пробовала местное блюдо? Между двумя ломтями хлеба – ветчина с сыром, и это прижимают к раскалённой решётке. Умопомрачительно.

– Я почти не ходила в таверны...

– Это в хороших заведениях подают. Всё должно быть свежее, иначе это преступление против добра.

– Конда, ко мне сегодня должны прийти мальчишки...

– Я потолковал кое о чём с твоими приятелями Бертеле и Олкосом. У них, надо сказать, очень честолюбивые планы на свою судьбу. Я немного помог им.

– В каком смысле? – удивилась Аяна. – Что значит, помог?

– Этот Анвер, – ткнул он себя пальцем в грудь, – положил на банковский счёт некоторую сумму, которая будет увеличиваться в результате... Ну, скажем так, отличной работы Арчелла. Это если не вдаваться в подробности. Могу вдаться.

– Не надо. Хочу чудо.

– В общем, Нелит Анвер взял на себя обязательства оказывать этим двум прекрасным, честолюбивым молодым людям небольшую ежемесячную материальную поддержку в обмен на некоторые услуги. Сэмилл счёл обязательства чрезмерными и отказался, а эти двое... Давай позже. Мы приехали.

– Но Конда!

– Выходи, – сказал он, подавая ей руку. – Вот.

Лавка была небольшая и полутёмная, глухой запах дерева и пыли шероховато щекотал ноздри, а сладковатый густой бумажный дух заставлял волоски на теле подниматься дыбом.

Аяна скинула капюшон плаща и заворожённо оглядывалась, потом несмело потянулась к одному из лотков, вынула одну из небольших книг и открыла её. Торговец лениво следил за ними из угла.

– Конда, – изумлённо прошептала она, вглядываясь в мелкие ровные строчки. – Почему... Что... Как?

– Это напечатано, – сказал он, прикусывая губу. – Эта книга напечатана. На неё уходит меньше бумаги и меньше труда, чтобы размножить её. Дом Далгат занимается размножением этих книг, которые ты упорно называешь "книгами для дэсок".

– Далгат... Размножением?..

– Да. У них большой цех со станками, на которых печатаются указы крейта для отправки в отдалённые города и эйноты, родословные семей, справочники родов и всё подобное, а чтобы он не простаивал, на нём печатают вот такие... образчики морализаторства, и продают. Многие подобным занимаются. Когда какое-то дело, по сути, принадлежит дворцу и является государственным, но окупает само себя за счёт вот таких законных... приработков.

– Как продажа пропусков в хранилище книг.

– Почти. Да, примерно так же. Набери себе несколько, – улыбнулся он.

Аяна ехала, перебирая восемь небольших книг в бумажных переплётах, с изумлением разглядывая тёмные мелкие буквы на сероватых страницах.

– Конда, но если... Если их можно так просто размножить, то почему же...

– Я знаю, о чём ты спрашиваешь. Это не выгодно никому.

– Но...

– Все эти, скажем, узкой направленности книги востребованы в таких же узких кругах. Даже твоё травничество. Все гватре – ученики других гватре, в основном, своих отцов, которые, в свою очередь, учились у своих, и так далее. Пропуск в хранилище стоит слишком дорого для простого человека, а кирио не будут пачкать свои руки, касаясь струпьев больных, даже если их образование позволяет лечить. Моё – не позволяет, к сожалению. Я ознакомлен с основами, если можно так выразиться, но никогда и нигде не встречал ещё такого, как в вашей долине.

– Ты имеешь в виду... Когда арем Дэн...

– Я был изумлён. У нас за надругательство над останками отрубают руки, если родственники заявляют...

– Это не надругательство, – сказала Аяна, сморщившись. – Меня трясёт от этого, но это единственный способ изучить, как устроено тело человека. И Варейт сам сказал ему, когда понял, что та опухоль... Ох, Конда.

– Ретос был впечатлён. Он был под таким впечатлением от Солы... И у нас не облегчают страданий умирающих. У нас это считается убийством и противоречит законам совести.

– Я заметила, что у вас принято страдать. Чем больше страдаешь, тем чище становишься. Нет уж. Я не готова к такой жизни даже в обмен на всё мороженое оурана. Я завязала нашу с тобой ленту на камнях пути хасэ, и, если нам не понравится то, куда нам суждено отправиться после смерти, мы с тобой сплетёмся в ветвях Эн-Лаг.

– Ты не боишься, что наши воплощения будут не из брачных хасэнов?

– Я откажусь входить в новое тело, если не буду твёрдо знать, что в следующей жизни тебя не будет рядом.

– Я рядом сейчас, и нам не надо ждать новых воплощений ни в этом мире, ни в любом другом.

– Куда мы едем?

– В одно заведение. Не пугайся, я твой сопровождающий. Накинь капюшон.

Коляска остановилась на узкой улочке с щербатой мостовой. Аяна вышла, накидывая капюшон, опираясь на руку Конды. Он жестом указал ей на дверь широкого, приземистого двухэтажного здания, отдалённо похожего на таверну "Морской баран", но гораздо более потрёпанного, и, проходя за небольшую калитку, Аяна увидела и вывеску.