Улица Венеалме (СИ) - Иолич Ася

Он стянул рубашку, лёг на живот и повернул голову, подставляя Аяне спину.

– Моя слабая плоть в твоём распоряжении. Прошу, терзай меня, моя луна, моя звезда, синий свет моей души. В общем, те, кто забрался высоко, считают людьми исключительно тех, кто одного с ними положения.

Аяна живо вспомнила всё, с чем успела столкнуться за то время, пока была капойо, и закивала, вонзая ногти в его расписную спину.

– Да. Капойо – не человек, поэтому она может видеть кирью в прилипшей мокрой сорочке. Помню. А имя того, кто год готовит тебе, можно даже не запоминать. Да.

– Да. Если кирья или кира обращает своё внимание на мужчину из севас или катьонте, это воспринимается примерно как...

– Замараться.

– Подходит, но не совсем. Хуже, несравнимо хуже. Не суть. Если кир обращает внимание на таких девушек – это не такая беда, но тоже... грязь. Иметь любовниц из числа кирио может позволить себе только крейт, и его внебрачные дочери расхватываются, как горячие пирожки из печи у вас в долине, помнишь, когда близнецы прибегали с друзьями?

– Даже одноногие.

– Даже одноногие. Бедная девчушка. Кирио, севас и катьонте – все стерегут дочерей, как цепные псы, и одуревшие от похоти мужчины совращают или силой оскверняют катьонте в своих домах, после чего девушки вынуждены идти в бордели, которые вроде как незаконны, но на них все закрывают глаза. Потому что иначе похоть перерастёт в ярость, а тут у всех ножи. Бордель – это как нужник, куда не ходят без крайней нужды, но об этом не принято распространяться. Прости.

– Считай, что я гватре.

– Ох, не дразни меня... А то придётся осматривать меня очень тщательно.

– Ты говорил про бордель. Знаешь, я как-то раз заподозрила тебя...

Конда повернулся на бок, с ужасом посмотрел на неё, потом сел и нахмурился.

– Только не говори мне, что...

– Я слышала твой разговор с Воло. Он сказал, что зря не затащил тебя в бордель в Нанкэ. Ты ещё тогда сказал, что хочешь увезти меня как свою киру, а он спросил, мол, ты безумен?

– Кто же знал, что я обезумею, когда меня разделят с тобой, душа моя.

– Я много о чём успела подумать, пока шла к тебе. Прости за эти домыслы.

– Я никогда не делал то, в чём ты подозревала меня. Меня водили в бордели, когда мы приходили в очередной порт, и некоторые из нашей команды тоже ходили. Но я не могу видеть одно лишь тело, вызывающее похоть, когда передо мной стоит человек с изломанной душой, а иногда и почти мёртвой. Я платил девушкам и сидел в комнатах, и некоторые не верили, что такое возможно, и пытались соблазнить меня в страхе, что я могу отобрать деньги, если... услуга не будет оказана. Некоторые смотрели презрительно, считая, что я лишён... ну, мужской силы. Что я хожу туда, чтобы избежать слухов среди моей команды. Так делают и некоторые кирио, посылая за женой, чтобы сохранить видимость счастливого брака. Ты права. Тут все что-то изображают. Я сидел на вонючих несвежих простынях, глядя на этих едва одетых девушек, даже не умывшихся после предыдущего посетителя. И думал лишь о том, которым я был бы по счёту среди бесконечных мужчин, которые касались их тел, но не испытывали ничего, кроме похоти. Не задумывались ни о чём, кроме собственного интереса. От этих девушек веяло такой безысходностью... Там не было их самих, лишь тени чьих-то шуток, каких-то глупых слухов, обрывки подсмотренных где-то танцев, ужимки, которыми они пытались завлечь... Меня впервые привели туда в шестнадцать. И я сказал, что мне понравилось, хотя я просидел всё время в брезгливом омерзении в углу и заплатил в два раза больше, чтобы девушка не болтала. А для себя решил, что никогда не коснусь женщины, которая была с кем-то ещё. Замараться – это неподходящее слово. Утонуть в грязи – вот слова.

– Но ты был готов принять меня с ребёнком от первого встречного.

– Да. Я люблю тебя, Айи. Это превыше моих прежних решений, страхов, желаний. Я упал в бездну, когда всё же поверил Раталлу, но выбрался на край, решив, что мне не важно ничего, кроме тебя, а потом ты сказала мне истину...

– Ты сможешь меня простить за эти наши мучения?

– Если мы будем напоминать друг другу об этом, ничем хорошим это не закончится. Как наш разговор вообще свернул в бордель? Я шёл не туда. Я направлялся в театр! Возьми меня за руку, друг мой любимый...

– Безбрежное море приходит с востока, – напела Аяна. – Пойдём, я выведу тебя на свет. Во-он за тем поворотом есть лужайка. Садись и рассказывай мне про актрис.

– Актрисы тоже бывают разные. Некоторые - побочные дочери кирио, которых пристроили в театр крейта, но в большинстве своём это очень, очень бойкие и бодрые дочери севас и катьонте, которым стало невыносимо терпеть побои отца или тяжёлую работу. Частенько их путь очень быстро приводит туда же, откуда ты сейчас вывела меня, если они неосторожны. Кирио не становятся актрисами. Воспитание не то. Актриса – это такая девушка... Которая сумела выжить в нашем мире, не попав в беду, которая имеет достаточно смелости, чтобы распоряжаться своей судьбой, своим телом. Она открыта, она не стесняется своей корысти, но при этом она – женщина. У неё есть смелость мужчины, но при этом женские прелести. Это пугает и завораживает, как и то, с какой молниеносностью такие девушки меняют личины. Щелчок пальцев – и она старая дэска, что занудствует над ухом. Ещё один – и вот перед тобой бравый усатый парнишка, и ты можешь не сдерживать свой необычный интерес, который тут считается противоестественным.

– А ты...

– Нет, ну что ты... Меня не интересуют мужчины в этом смысле. Но после того, как я целовал бородатую ондео, я разрушил высокую стену вокруг этой мысли. В общем, актрис очень мало. Их не хватает на всех, скажем, желающих. Поэтому девушки могут выбирать... И внимание актрисы стоит очень, очень дорого, а чем она больше похожа на изысканную девушку кирио – тем дороже. Это игра, в которой мужчина представляет себя покорителем стихии, неподвластной никому, но готовой снизойти до него за... некоторую сумму.

Конда замялся, вздохнул и взъерошил волосы, потом смятенно взглянул на Аяну, отчего ей стало немного смешно и одновременно грустно.

– Мне кажется, то, что ты собираешься сказать, уж всяко не хуже разговора о борделе, – мягко сказала она. – Конда, сердце моё, не тяни.

– Будь ты актрисой в Ордалле, ты могла бы претендовать на просто баснословное содержание. Ты не только воплощение шторма, который иногда уносит меня от берегов. У тебя ещё есть и ум, и образование, которым не могут похвастаться и некоторые низкие кирио, и я говорю сейчас о мужчинах. Девушки с твоим образованием, внешностью, страстностью... Твоё имя чисто, ты не замечена в связях с низкими кирио, при этом ты свободно чувствуешь себя на сцене... Я видел! Я видел это выражение на твоём лице, когда ты выходила на поклон.

Аяна пригладила его отросшие волосы, укладывая их, расчёсывая пальцами, и поцеловала, потом ещё раз.

– Пока ты не говоришь ничего... ничего такого.

– Ты была другой, когда я хотел увезти тебя. Я видел лишь одно решение. Но капитан Эрлант, пусть он будет проклят, был прав. Ты слишком вольная. За время пути ты успела ещё немного вырасти из этих рамок. Я не представляю, как это море в твоих глазах может поместиться в четыре комнаты странного жёлтого дома. Айи, любовь моя, скажи мне, готова ли ты терпеть сочувственные взгляды? Готова ли ты к сплетням о том, что твой муж тратил огромные деньги на актрису, пока не женился на тебе?

Аяна пересела к нему, обхватывая его руками и ногами.

– Ты хочешь сказать, что я... я должна сыграть актрису, на которую ты тратишь баснословные суммы? Я сказала Гелиэр, что готова на всё, в том числе на осуждение всех в этом мире или любом другом.

– На тебя будут коситься. И на Ондео, и на Аяну.

– Конда, я не очень хочу возвращаться в дом Пай.

– Я помню. Ты хочешь сказать...

– Я не собираюсь поддерживать связи с теми, кому это важнее меня. Я набирала гальку для Кимата, просеивая через пальцы, и та, которая прошла между ними – упала в вольное широкое море. Та, что осталась – стала игрушкой сына. Если человек не способен увидеть меня за забором условностей, как Раталл, пусть остаётся снаружи. Лучше быть одной, чем с такими людьми. Но у меня есть ты, а ещё я быстро обзавожусь друзьями. Думаю, в эйноте у Риандалла я найду, чем себя занять, с учётом того, что Гели любит плавать, а Мират...