1941. Время кровавых псов - Александр Золотько

Достал из кобуры «наган», проверил барабан и скептически поцокал языком. Патроны как патроны. Но, знаете ли, дорогие товарищи, оружие — это такая хрень, что доверять его кому бы то ни было не стоит, особенно во время войны…

Он прихомячил два десятка патронов на стрельбище. По одной-две штуке зараз уносил в кулаке и прятал в корешках книг, стоявших на полке. «Вы там как можете, а я — как знаю», — пробормотал Севка старую присказку, доставая патроны и перезаряжая барабан. На те патроны, что из револьвера достал, посмотрел задумчиво и бросил на постель. Оставшиеся свои, украденные, высыпал в карман шинели.

Уже совсем собрался уходить, но спохватился. А если еще придется сюда вернуться? И ребята увидят эти патроны? И еще придется возвращать револьвер? Лучше быть готовым. Севка спрятал патроны в корешки книг, выровнял книги на полке и остался удовлетворенным. Проделывая все это, Севка даже не подумал, что еще два месяца назад ему бы и в голову не пришло вот так вот готовиться к будущему.

Севка выключил свет и быстрым шагом вышел на улицу.

Никита сидел за рулем, Костя, Евграф Павлович и комиссар сидели на заднем сиденье. Севка, не раздумывая, устроился на переднем, захлопнул дверцу. Их компания напоминала семью, возвращавшуюся с дачи. Обычно места хватает для всех, но в последний момент сосед дядя Вася попросился, отказать нельзя, вот приходится сидеть, плотно прижавшись плечом к плечу.

«Ну да ладно», — подумал Севка. Он даже не стал спрашивать, куда и зачем едут. В Москву так в Москву. Как у одного классика. Хотя, возможно, лучше было бы как у другого — сюда я больше не ездец. В смысле, не ездун.

«Но у тебя служба, Сева, — напомнил себе Севка. — И не исключено, завтра или послезавтра тебя сунут в самолет и прикажут выпрыгнуть в тылу врага с целью убивать, наносить и совершать… И ты послушно прыгнешь и будешь наносить, убивать и совершать прилежно, от всей души, надеясь, что слова комиссара были не просто словами, не морковкой перед мордой у осла, а обещанием».

Было темно, над Москвой метались три или четыре прожекторных луча, пытаясь ухватиться за прорвавшегося немца, западнее и южнее Москвы все небо было в искрах разрывов зенитных снарядов и в зареве прожекторов — какой-то немец влетел в прожекторное поле, и зенитчики дружненько пытались воспользоваться оплошностью фашистского стервятника, зачем-то рискнувшего в такую погоду лететь к столице великого и могучего…

Несколько раз машину останавливали патрули, проверяли документы и пропускали. На въезде пришлось съехать на обочину и ждать, пока пройдет длиннющая колонна грузовиков.

— Это они куда? — спросил Севка как бы сам у себя. — На фронт?

— В тыл, — сказал сзади Костя. — Отдан приказ об эвакуации…

— Кстати! — провозгласил Евграф Павлович. — Может, по этому поводу?..

— И все закончится к двадцатому? — с сарказмом спросил комиссар.

— В конце концов, ждать осталось недолго, — сказал старик. — Как сказал Людовик шестнадцатый своей Марии-Антуанетте…

— Только не теряй головы, — закончил за него комиссар. — Когда вы в первый раз декламировали эту шутку, она уже была скорее цитатой…

Старик не ответил. Но его молчание было преисполнено такого презрения, что Севка даже оглянулся.

До квартиры Евграфа Павловича они добрались без проблем. Севку разместили на диване, Евграф Павлович ушел спать в спальню, комиссар устроился в кабинете старика, Никита лег на раскладушку, а Костя отправился на кухню, прихватив с собой автомат и пару гранат. Автоматы были вручены также Никите и Севке, их Костя достал из багажника «эмки».

Инструкция по применению оружия была короткой — без приказа огня не открывать, в случае нападения — стрелять на поражение. «В Орлова?» — уточнил Севка. «Особенно в Орлова», — сказал комиссар.

Утром Никита приготовил завтрак, а Костя помыл после завтрака посуду. Севку ночью не будили, дежурить не заставляли, что, конечно, радовало, но, с другой стороны, получалось, что его, чего бы там ни говорил Костя, не воспринимали как своего. Смешно было бы называть рыбаком червяка на крючке.

Даже для червяка смешно.

К десяти утра Севке и Косте приказали пойти прогуляться по Москве. Крючок подергивают, понял Севка, но говорить ничего не стал. Все равно сидение в квартире, заполненной тревожным ожиданием, удовольствия не доставляло.

К тому же с Костей иногда получалось и более-менее нормально поговорить, с Никитой — никогда.

Небо над Москвой было затянуто тучами, не тревожными черными, а серыми, скучными и ленивыми. Бомбить немцы в такую погоду явно не станут, поэтому людей на улицах было много. «Даже слишком много для рабочего дня», — сообразил Севка.

А вот патрулей — мало. До неприличия мало. Милиционеры стоят с какими-то отрешенными лицами, словно ждут чего-то… Или чем-то недовольны.

К одному из них Севка подошел, чтобы вроде как уточнить дорогу к Петровке. Это была единственная улица, название которой с готовностью всплыло в голове Севки и вроде как было для этой улицы постоянным, не советским-антисоветским. Севка чуть даже не уточнил, как пройти к Петровке, тридцать восемь, вовремя спохватился.

Постовой вначале проверил документы, потом объяснил дорогу, помогая себе рукой.

— А что столько народу на улице? — как бы между прочим спросил Севка.

— Так ведь приказ — эвакуировать Москву, — хмуро ответил милиционер. — Всех уволить, выдать по пуду муки или зерна и уволить. И зарплату выдать, только куда ее потом девать, эту зарплату? Столовки закрыты, магазины почти все закрыты…

Милиционер сплюнул на мостовую, искоса посмотрел на лейтенантов и затер носком сапога плевок.

— Говорили, что по шоссе Энтузиастов сплошным потоком движутся машины… — сказал милиционер.

— Госучреждения? — спросил Костя.

— Ага, — кивнул милиционер. — Учреждения. Директора с женами, детьми, буфетами и собачками. И фикусами…

Постовой снова сплюнул, на этот раз растирать не стал, а посмотрел на лейтенантов даже с каким-то вызовом во взгляде.

— У них, значит, эвакуация… Детишек спасать нужно… А у меня? У меня дома — двое. Их как же? Оставляем? Они будут столицу оборонять? И я буду оборонять? — Милиционер хлопнул ладонью по кобуре. — Танки все подобью из «нагана». Навылет!

— Не будет уличных боев, — сказал Севка. — Не волнуйтесь.

— То есть без боя сдадим? — зло усмехнулся милиционер.

— Немцы не возьмут. Я вам точно говорю — не возьмут. — Севка попытался говорить твердо и уверенно.

— Да? — На лице постового уже была не улыбка, а волчий оскал. — Ах, извините, товарищ маршал, не рассмотрел петлицы. Вы, никак, усы сбрили, товарищ Буденный? Значит, вам в Генеральном штабе точно обещали, что немцы сюда не доедут? А немцев вы предупредили, что они город не возьмут?

В очереди, выстроившейся возле магазина на углу, возник гомон, люди о чем-то горячо спорили, но милиционер не обратил на это внимания, он с яростью смотрел на Севку, будто тот и вправду был маршалом и это по его вине все складывается так плохо.

— И брата моего вы не предупредите, часом, чтобы он не слишком там на фронте геройствовал? Все одно — ведь Москву отстоим. Прикажут — и отстоим.

— Что ж ты, батя, такими мыслями с первым встречным делишься? — с укоризной спросил Костя.

— А ты не первый встречный сегодня, — зло бросил милиционер. — Ты уже сотый командир Красной армии, который по улицам бродит. А кто на фронте красноармейцами командует? Что ж это вас столько в тылу околачивается? Или вас вызвали к товарищу Сталину, чтобы спросить? Возьмет Гитлер столицу нашей родины али нет? Нет, товарищ Сталин, нипочем не возьмет, пока мы здесь, на улицах столицы. Да из ваших «кубарей», товарищи командиры, можно баррикады по всей Москве сложить да шпалами припереть… Звезд — да, звезд негусто. Звезды куда-нибудь в Куйбышев уехали… Или Саратов…

В очереди закричала женщина, пронзительно, с надрывом. И крик внезапно прервался на самой высокой ноте, будто кричавшей заткнули рот. Что-то выкрикнул мужчина, громко вскрикнула женщина.

Милиционер вздохнул и, не торопясь, двинулся к очереди.

Севка и Костя переглянулись и пошли следом. Делать им все равно было нечего. Им было приказано побродить неподалеку от дома, каждый час-полтора возвращаясь. До первого возвращения оставался почти час.

Женщина ничком лежала на тротуаре, неловко согнув ногу. Юбка задралась выше колена, открывая длинные рейтузы и край чулка, прихваченный широкой белой резинкой. Какой-то мужик в черном пальто и кепке, надвинутой на глаза, размахивал руками и что-то кричал на женщин в очереди, а те возмущенно галдели, но не разбегались и не пытались звать на помощь.

— Что случилось? — подходя, спросил милиционер.

— Он! Он! — закричали женщины наперебой. — Он без очереди полез, а Марковна ему сказала, чтобы в очередь, а он ее…