Эмма - Джейн Остен

Тут их разговор прервали. Вследствие довольно длительного и неловкого перерыва между двумя переменами блюд они вынуждены были сидеть столь же чопорно и благонравно, как и остальные, однако, когда стол был снова благополучно накрыт, когда все соусники и приборы со специями были поставлены на свои места, гости снова занялись кушаньями и за столом воцарилась прежняя непринужденность. Эмма сказала:

– Присылка фортепиано стала для меня решающим событием. Мне хотелось узнать немного больше, но теперь я продвинулась в своих заключениях. Поверьте мне, скоро мы узнаем, что подарок прибыл от мистера и миссис Диксон.

– А если Диксоны станут абсолютно все отрицать и заявят, что знать не знают ни о каком фортепиано, значит, остается заключить, что его прислали Кемпбеллы?

– Нет. Уверена, подарок не от Кемпбеллов. Мисс Ферфакс знает, что пианино прислали не Кемпбеллы, иначе она сразу догадалась бы. Если бы она считала, что подарок прибыл от полковника с супругой, она не мучилась бы догадками. Возможно, мне и не удалось убедить вас, однако сама я совершенно убеждена в том, что инициатива в данном случае исходила от мистера Диксона.

– Вы плохо обо мне думаете, ежели полагаете, будто не убедили меня. Ваши доводы совершенно пересилили мои соображения. Вначале, когда я, вслед за вами, решил, будто даритель – полковник Кемпбелл, я усмотрел в его поступке лишь отеческую заботу и счел его дар самой естественной вещью на свете. Но стоило вам упомянуть миссис Диксон, и я сразу понял, насколько более вероятно то, что подарок стал свидетельством нежной женской дружбы. Теперь же я представляю все происходящее не чем иным, как проявлением любви.

Случая развить тему далее не представилось. Его убежденность казалась искренней, по крайней мере, выглядел он именно так. Эмма не стала продолжать, переведя разговор на другое; остаток обеда прошел незаметно: подали сладкое, вошли дети, которыми немедленно стали восхищаться и с которыми стали болтать, как обычно бывает в таких случаях; общий разговор также не отличался от остальных разговоров на званых обедах. Кое-кто умничал, иные выказывали свою глупость, однако ни те ни другие за столом не превалировали – Эмма слышала привычные замечания, скучные повторы давно известного, старые сплетни и тяжеловесные шутки.

Не успели дамы заскучать, ожидая после обеда в гостиной джентльменов, как прибыли другие приглашенные гостьи; кое-кто вместе, кто-то порознь. Эмма наблюдала, как вошла ее закадычная маленькая подруга: даже если ее достоинство и грация пока оставляли желать лучшего, если ее цветущая юная свежесть и безыскусные манеры были просто приятны для глаз, но и только, то Эмма искренне возрадовалась ее легкому, веселому, лишенному уныния нраву, благодаря которому Харриет могла находить столько удовольствия даже в разгаре мук неразделенной любви. Она весело улыбалась и щебетала – кто мог бы предположить, сколько совсем недавно пролито было слез? Званый обед, нарядное платье, множество знакомых… Харриет улыбалась, говорила мало и выглядела просто прелестно: казалось, трудно найти в этот час девушку счастливее ее. Правда, Джейн Ферфакс и выглядела, и двигалась куда величественнее, но Эмма подозревала, что мисс Ферфакс охотно поменялась бы с Харриет местами, была бы рада даже разочарованию от несчастной любви, даже неразделенной влюбленности пусть и в такого, как мистер Элтон; да, она предпочла бы даже неразделенную любовь сомнительному удовольствию сознавать, что она любима мужем подруги.

При таком большом стечении гостей Эмме было необязательно подходить к Джейн Ферфакс. О фортепиано говорить ей не хотелось; она полагала, что слишком много знает, чтобы выражать притворное любопытство или заинтересованность, и потому намеренно держалась на расстоянии, однако все прочие немедленно принялись обсуждать новость, и Эмма заметила, что мисс Ферфакс принимала поздравления, зардевшись от смущения. При упоминании имени «моего прекрасного друга полковника Кемпбелла» щеки ее запылали. Несомненно, она чувствует за собой вину.

Миссис Уэстон, женщина добросердечная и к тому же музыкально одаренная, особенно заинтересовалась странным подарком. То, с каким упорством миссис Уэстон расспрашивала Джейн, немало позабавило Эмму: вопросам ее бывшей наставницы не было конца. Каков тон у инструмента? Хорош ли у него звук? Тугие ли педали? Доброй миссис Уэстон было невдомек, насколько неловко чувствует себя прекрасная героиня происшествия от ее расспросов. Нежелание обсуждать эту тему явственно читалось в ее чертах.

Скоро некоторые из джентльменов вышли из столовой и присоединились к дамам, и самым первым из ранних пташек был Фрэнк Черчилль. Он вошел в гостиную, опередив остальных. Эмма невольно залюбовалась его статностью. Поклонившись мимоходом мисс Бейтс и ее племяннице, он направился в противоположный угол, туда, где сидела мисс Вудхаус. До тех пор, пока рядом с нею не освободилось место, он не садился вовсе. Эмма догадывалась, что должны сейчас думать все, кто находится в гостиной. Она является предметом его чувства – это совершенно очевидно. Она представила его своей подруге, мисс Смит, и, улучив минутку вскоре после этого, постаралась узнать, что каждый из них думает о новом знакомстве. Ему никогда не доводилось видеть такого прелестного личика, а ее наивность просто очаровательна. Харриет же сказала, что, разумеется, для него это слишком большой комплимент, но ей серьезно кажется, что он немного – совсем чуточку – похож на мистера Элтона. Эмма молча отвернулась от подруги, сдерживая раздражение. Они с мистером Черчиллем обменялись понимающими улыбками, бросив взгляд на мисс Ферфакс; однако благоразумнее всего было сдержаться и промолчать. Он сообщил, что ему не терпится поскорее выйти из гостиной, так как он терпеть не может сидеть на одном месте и всегда, когда есть возможность, предпочитает подвигаться; он оставил своего отца, мистера Найтли, мистера Кокса и мистера Коула, увлеченных серьезным разговором о приходских делах; нет, пока он оставался с ними, разговор вовсе не был скучен, так как в общем он счел их людьми благородными и умными; а как замечательно они говорили о Хайбери в целом! Сколько назвали живущих здесь благородных семейств! Эмма решила, что она слишком привыкла презирать родные края. Она расспросила его о йоркширском обществе – много ли у них возле Энскума соседей и каковы они? Из его ответов она могла заключить: там редко что-нибудь происходит. Обитатели Энскума почти не ездят в гости, а к себе приглашают лишь представителей самых знатных семейств, из которых никто не живет особенно близко; и даже если день визита оговорен заранее и приглашение принято, всегда сохраняется вероятность того, что миссис Черчилль в назначенный день окажется нездорова или не в настроении ехать. Они намеренно не ездят в гости к малознакомым людям, лишь недавно обосновавшимся в тех краях; и, хотя у него есть свои знакомые, ему стоит изрядного труда получить разрешение поехать куда-нибудь в гости или оставить кого-нибудь из знакомых на ночь, да и то лишь время от времени.

Она решила, что Энскум не в силах, а Хайбери, в лучших своих проявлениях, вполне способен удовлетворить разумные запросы молодого человека, который дома вынужден вести жизнь более уединенную, чем он того хочет. Не оставалось сомнений и относительно того влияния, какое имел он на тетку. Он не хвастал, однако выходило само собой, что, когда дядюшка ничего не мог поделать, тетку убеждал именно он; когда Эмма, засмеявшись, заметила ему это, он признал, что, по его убеждению, он способен со временем убедить миссис Черчилль в чем угодно – кроме пары вещей. Одну из тех вещей, где его влияние оказалось бессильно, он вскоре упомянул. Он очень хотел поехать за границу – однако тетушка даже слышать ничего не хотела. Это было год назад. Теперь же, добавил он, такое желание начинает у него пропадать.

Другой вещью, с которой ему не удавалось примирить тетку, как догадалась Эмма, было его хорошее отношение к отцу.

– Я сделал ужаснейшее открытие, – заявил он, помолчав немного. – Я пробыл здесь уже неделю – половину отведенного мне срока. Никогда не подозревал, что дни способны лететь так быстро. Завтра уже неделя! А я только-только начал получать удовольствие. Только что познакомился с миссис Уэстон и остальными! Лучше бы не вспоминать.

– Возможно, теперь вы начнете жалеть о том, что уезжали отсюда на целый день – один из немногих дней, отпущенных вам, – для того, чтобы подстричься.

– Нет, – с улыбкой ответил он, – здесь вовсе не о чем жалеть. Я не вижу удовольствия от общения с друзьями, если сам выгляжу неподобающим образом.

Поскольку теперь в комнате находились и остальные джентльмены, Эмма сочла необходимым на несколько минут отвернуться от своего собеседника и уделить внимание хозяину дома. Когда мистер Коул отошел и она снова получила возможность повернуться к Фрэнку Черчиллю, она заметила, что ее сосед напряженно вглядывается в противоположный конец комнаты. Проследив за его взглядом, Эмма поняла, что он смотрит на мисс Ферфакс, которая сидела прямо напротив него.