Четвертый ледниковый период (пер. А. Стругацкого) - Кобо Абэ

…Шалун подплывает к объективу и пытается закрыть его ладонями. Девочка сосредоточенно следит за моллюском, ползущим по стене. Мальчики окружили Ирири с его велосипедом. Маленькая девочка ловит заблудившуюся рыбешку и сует в рот, но мальчик постарше заставляет ее выплюнуть… Группы детей – возможно, это дежурные – моют стены сжатым воздухом… Маленький мальчик прижимается щекой к подводной собаке…)

– На этом наш беглый осмотр и закончим… Соба-кун, выключите, пожалуйста…

(Кто-то глубоко вздыхает… На экране дрожит, сжимаясь, световое пятно…)

Часть третья.

Облик грядущего

35

Световое пятно на экране сжалось и исчезло. Никто не шевелился. Никто не включил свет, и никто не попросил сделать это. Может быть, будет еще что-нибудь?.. В глубине души я надеялся, что будет продолжение. Ведь тогда я поживу еще немного…

Но молчание затягивается, и меня охватывает ужас. Странное дело, я был подавлен тем, что мне показывали, мое существо протестовало, и вместе с тем мне было интересно. Незаметно для себя я пытался подсчитать, сколько в подводном здании мальчиков и сколько девочек – кажется, число их было в общем одинаковое, – я строил произвольные догадки относительно будущих браков. Словом, я чувствовал себя экспериментатором в лаборатории. Но вот экран погас, я снова оказался в темноте и стал тем, чем был раньше. Снова превратился из экспериментатора в подопытное животное. Я ожидаю смерть… Приговоренному к смерти подали из жалости чашку чаю. Но смерть остается смертью…

Ногти впиваются в ладони. Я сижу, как приклеенный, и цепляюсь за мгновения. Неужели, несмотря ни на что, я и вправду поверил моему второму «я», что это я сам требую своей смерти? Усомниться в машине-предсказателе – значит подтвердить ее суждение. Признать ее правоту – значит тоже подтвердить… Это все равно, что бросать монету, обе стороны которой одинаковы. Итак, заколдованный круг? Но это же бессмыслица. Чтобы отвергать смерть, не нужно иных причин, кроме нежелания умирать.

Больше я не вытерплю, подумал я. Впрочем, я только думаю. Я не действую. Не то что я не сознаю своего положения. Просто это такая пассивность, от которой можно избавиться не через вспышку эмоций, а, наоборот, через вялость и расслабленность. Но мои мускулы туго стянуты напряжением и заскорузли, как старая кожа. Кажется, стоит мне повернуть голову, и будет слышно, как заскрипит шея.

Соба пошевельнулся и поднял лицо, словно собираясь спросить о чем-то. Я попытался воспользоваться этим, чтобы освободиться от проклятого оцепенения. Я заговорил. Жалкий у меня был голос, как будто на мои голосовые связки наклеили парафинированную бумагу. Я окончательно утратил чувство собственного достоинства.

– Возможно, суша по сравнению с морем действительно менее удобна для жизни… – лепечу я. – Но ведь именно благодаря этому неудобству животное эволюционировало до человека. Тут я не могу согласиться…

– Вот уж в самом деле… – шепчет Вада.

– Предубеждение! – живо воскликнул господин Ямамото. – Да, живые существа эволюционировали в борьбе с природой. Да, четыре ледниковых периода сделали австралопитека современным человеком. Кто-то даже удачно заметил, что человек выскочил из волшебного платка, именуемого глетчером. Все это так… Но человечество в конце концов покорило природу. Оно искусственно преобразовало и улучшило почти все, что есть в природе. Иначе говоря, оно обрело силу превращать эволюцию из процесса случайного в процесс сознательный. И нельзя ли допустить, что миссия живого, для выполнения которой оно выползло на сушу, на этом закончилась? В старину линзы приходилось шлифовать, а нынешние пластические линзы выходят из производства готовыми. Эпоха, когда «муки и страдания создавали жемчуг», миновала… Не пора ли и самому человеку освободиться от дикости в перейти к рациональному преобразованию самого себя? И на этом замкнуть кольцо борьбы и эволюции. Пришло время вернуться на старую родину – в море, но уже не рабами, а хозяевами.

Тут он почему-то вздохнул, и я, собравшись с духом, возразил:

– Но ведь они как раз рабы. Они живут в колониях, у них нет ни своего правительства, ни своей политики.

– Это сейчас… – раздраженно сказал Ёрики. – Во все эпохи все новое рождается от рабов.

– Такой взгляд на подводных людей означает самоотрицание. Наземное человечество заживо становится реликтом прошлого.

– Придется стерпеть. Стерпеть этот скачок и, значит, стоять на позициях будущего.

– Если я предаю подводных людей, то вы предаете наземное человечество!

– Лучше, сэнсэй, подумайте вот о чем, – произнес Томоясу, покачивая головой, словно желая показать, что уж он-то разбирается во всем. – Города кишат безработными, деловая активность непрерывно падает…

– Все это верно, кто же спорит… Но все равно у вас нет никакого права держать в тайне этот чудовищный план.

– У нас есть это право. Его нам дало подводное человечество через машину-предсказателя. Вдобавок в свое время все это будет опубликовано.

– Когда?..

– Когда большинство матерей будут иметь хотя бы по одному подводному ребенку. Когда предубеждение против подводных людей больше не будет грозить нашему делу. К этому времени угроза потопа надвинется вплотную, и человечество встанет перед выбором: либо война из-за суши, либо покровительство подводных людей… Разумеется, народ, – Ёрики встал, скрипнув стулом, – выберет подводных людей.

Он обернулся и сделал знак Собе. Этот жест показался мне исполненным такой неумолимой решимости, что я сжался, словно неожиданно наткнулся во мраке на невидимую преграду. Соба сейчас же поднялся и вложил в машину лист программной карты. Затем, глядя в наблюдательное устройство, начал настройку.

Вдруг я ощутил в левом плече боль, острую, как от укола иглы. Но это не была игла. Это была рука Ёрики. Он неслышно подошел сзади и положил руку мне на плечо. Он наклонился и тихо сказал:

– Это облик грядущего, сэнсэй… Истинное будущее… Вы так стремились увидеть его…

36

И машина рассказала такую историю.

Толстые пласты ноздреватого ила на пятикилометровой глубине, неподвижные и мертвые, косматые, как шкура допотопного зверя, вдруг вспучились, поднялись и сейчас же распались, обращаясь в кипящие темные тучи, гася бесчисленные звездочки планктона, роившиеся в прозрачном мраке.

Обнажилось изрезанное трещинами скальное основание подводной равнины. Из трещин, выбрасывая обильную пену, полезла вязкая, светящаяся бурым блеском масса и протянула на несколько километров скрюченные, как корни старой сосны, отростки. Продуктов извержения становилось все больше, исчезло темное сияние магмы, и уже только исполинский столб газа, бешено крутясь и разбухая, беззвучно и стремительно поднимался сквозь тучи взбаламученного ила. Но даже этот столб бесследно исчезал задолго до поверхности, растворяясь в неимоверной водной толще.