Добро Наказуемо - Анатолий Отян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я могу подтвердить, что он брал у тебя деньги.
— Правда?
— Стопроцентная. Подлецов нужно наказывать.
— Спасибо, я скажу своему адвокату.
Суд начался ровно в десять. Как обычно бывает в таких случаях, были представлены участники суда, потерпевший, обвиняемый, их адвокаты и переводчик, приглашённый в суд по ходатайству защиты.
Адвокат предупредил Семёна, что судья, в отличие от советского суда, сидит один, никаких народных заседателей нет, а в случае сложных дел, связанных с серьёзными преступлениями, присутствуют и присяжные заседатели. Судьёй была женщина средних лет, одетая в мантию, государственный обвинитель — молодой человек в тёмной форме и секретарь суда — девушка с длинными, светлыми, наверное, крашеными волосами. Переводчик был человек лет пятидесяти, с седой бородкой, усами и волнистыми волосами, такими же белыми, как бородка и усы. Он работал ассистентом на кафедре русского языка в университете им.
Гёте, подрабатывал литературными и другими переводами, в том числе и в суде. При случае, он говорил, что раньше работал профессором в Киевском госуниверситете.
Судья выполнила положенные формальности и приступила к делу.
Гособвинитель зачитал обвинение и предъявил требование к ответчику, выплатить 126 DM за нанесённый материальный ущерб, и 25 тысяч DM за моральный ущерб, нанесённый потерпевшему.
Затем судья допросила ответчика. Котик отрицал то, что он хотел силой забрать у Соколова деньги и настаивал на том, что одолжил ему три тысячи DM.
Тогда гособвинитель представил судье кассету с записью телефонного разговора Котика с Соколовым, где, по утверждению обвинения, звучит угроза в адрес потерпевшего.
Бамберг — адвокат Котика, попросил озвучить кассету, и когда секретарь суда включила магнитофон из него раздалось:
— Ты отдашь завтра деньги? — без всякого вступления начал Семён.
— Какие деньги? Что ты пристал ко мне с какими-то деньгами, — как-то запинаясь, прозвучал ответ.
— Ах ты, блядь, ты ещё и издеваться будешь?
— Отцепись ты от меня, Котик. Тебе всё мало. Смотри, подавишься.
— Ты думаешь, тебе это сойдёт с рук? — уже спокойно сказал Семён?
— Угрожаешь? Ложил я на тебя с прибором, Кот вонючий.
— Посмотрим, что ты скажешь завтра. Я к тебе в семь вечера приеду.
— Буду ждать.
Судья спросила Соколова и Котика — их ли это разговор, и оба подтвердили, что их.
Бамберг попросил переводчика ответить, есть ли в словах Котика угроза в адрес Соколова. Переводчик ещё раз попросил прокрутить кассету, и сказал, что угрозы в словах Котика нет.
Гособвинитель стал настаивать, что в переводе, представленном полицией, явно звучит угроза, на что переводчик ответил:
— По всей вероятности, ваш переводчик или недостаточно квалифицирован, или недобросовестен.
— Вы не вправе оценивать квалификацию полицейского переводчика, — сделала замечание судья.
— Простите, — извинился переводчик, — но я настаиваю, что в этом разговоре нет никакой угрозы.
Адвокат Соколова Миллер сидела с таким видом, что ей всё это малоинтересно, но она не могла самоустраниться от суда и заявила, что никаких денег Котик Соколову не давал.
Тогда в зал вызвали свидетеля — Котик Веру. Она рассказала, что к ним приходил Соколов и просил одолжить пять тысяч DM, и она сама попросила мужа одолжить ему деньги, но столько денег у них не было, и муж пообещал завтра снять со счёта деньги и дать Соколову.
— Какого числа у Вас был Соколов? — спросил Бамберг.
Вера ответила. Тогда адвокат представил судье Kontoauszug — выкопировку из счёта Котика, на котором было ясно видно, что дата снятия денег, произошла после посещения Соколовым Котиков. Но гособвинитель сказал, что в данном случае жена — лицо заинтересованное и её показания не могут служить основанием для вынесения решения судом.
Адвокат Бамберг взял в руку листок и зачитал просьбу, произведшую на всех присутствующих эффект шипения горящего бикфордова шнура присоединённого к бомбе, готовой взорваться.
— Прошу пригласить свидетеля Галину Гольдштейн.
В зал вошла Галка-давалка, как всегда накрашенная и модно одетая.
Он подчеркнула свою загадочность красной шляпкой с такой же вуалью.
Она отвечала на вопросы судьи:
— Галина Гольдштейн, 1946 года рождения, город Чирчик. Буду говорить правду и только правду.
— Откуда Вы знаете потерпевшего? — спросила судья?
— Я спала с ним постоянно.
Переводчик перевёл:
— Я имела с ним постоянный половой контакт.
Присутствующие в зале заулыбались.
— Ссорились ли вы? Имеется ли между Вами неприязнь?
— Нет, не ссорились, только один раз сказала ему, что он жмот.
Переводчик перевёл, что Соколов скуп.
— Кто имеет вопросы к свидетелю? — спросила судья, и поднялся адвокат Котика:
— Скажите, фрау Гольдштейн, говорил ли Вам Соколов, что он одалживал деньги у Котика, когда и как это было?
— Когда-то я пришла к нему в гости, а он поставил на стол ужасную еду. Я ему сказала, что он жмот, а он в оправдание сказал, что у него нет денег, что он одолжил у Котика пять тысяч…
— Врёт она, три тысячи, — вскочил Соколов.
Судья стукнула молотком, и сделала Соколову замечание.
— Так Вы признаёте что взяли три тысячи, — ухватился за эти слова адвокат Котика.
— Но это было давно, — поймался Соколов.
Адвокат перевёл и судья спросила его:
— Зачем Вы морочите суду голову?
Попросил слова Гособвинитель и началось препирательство между ним, Бамбергом и фрау Миллер.
Оно продолжалось минут двадцать, пока судья не сделала вывод, что не видит состава преступления и выносит вердикт о невиновности Котика. Заключение будет отправлено по почте в течение месяца. Все судебные издержки должна оплатить проигравшая сторона.
Вера захлопала в ладоши, но сразу же оборвала аплодисменты и подскочила к мужу. Семён не выражал никакой радости. Он так нанервничался за всё это время, что уже и не хватало сил радоваться.
Бамберг сложил в портфель бумаги и подошёл к Семёну:
— Поздравляю с победой!
— Спасибо, если бы не вы, то никакой победы не было бы. Слава Богу, что всё закончилось.
Не знал Семён, что далеко всё не закончилось, а драматические последствия будут длится ещё продолжительное время.
— Скажи ей спасибо, — Бамберг поискал глазами Галку, но она уже вышла из зала, ну ладно, — я тебе позвоню, когда получу документы.
До свиданья.
Когда Галка вышла на улицу, ей навстречу шагнул с перекошенным от злобы лицом Соколов.
— Это всё, сука, из-за тебя. Я тебе ещё покажу.
— Угрожаешь, говно собачье? Мне недолго вернуться и написать заявление в суд.
— Ты у меня напишешь! — шипел негромко Ефим, боясь, что его услышaт выходящие из здания и о чём-то беседующие Бамберг и Миллер.
— Плевать я хотела на твои угрозы! — громко, чтобы все вокруг слышали, почти крикнула Галка.
Бамберг оглянулся, а Соколов трусливо засеменил в сторону.
Марине позвонила женщина, ухаживающая за матерью, и сказала, что мать в очень тяжёлом состоянии, перенесла очередной инфаркт, и врачи ничего положительного не могут сказать. Марина сразу же договорилась с руководством санатория, что она отлучится на несколько дней за счёт своего отпуска, и ей ответили, что она может отсутствовать столько, сколько ей нужно. Но была одна проблема, которая удерживала её. Она не могла уехать, не предупредив шефа, а он не оставил своих координат, да и искать его не оставалось времени, тем более, что шеф предупредил, что её никто из его окружения знать не должен. Марина решила посоветоваться с Ядвигой, надеясь на то, что та у неё поживёт до её приезда и ответит на телефонный звонок, если он поступит.
Но Ядвига сказала, что в этом нет необходимости, потому, что всё можно наговорить на автоответчик, и по приезду узнать, кто звонил и что сообщил. Марина удивилась простоте предложенного, так как никогда не пользовалась этой услугой телефона, потому что не ожидала никаких звонков. Записав причину своего отсутствия, попрощалась с дочкой, попросила её слушаться Ядвигу, у которой она будет жить это время, на что Света ей ответила:
— Мама, я уже большая и буду жить одна.
— Нет, доченька, в Германии запрещается оставлять детей твоего возраста без присмотра.
Немного покапризничав, Света согласилась. Раздался телефонный звонок, и подняв трубку Марина услышала:
— Это я, узнала?
— Ой, Юра, а я только что записала на автоответчик причину своего отсутствия, — и она ему всё объяснила.
— Хорошо, езжай. Желаю, чтобы мать выздоровела.
— Спасибо большое.
— Я завтра ложусь на операцию, в CardioClinic Bethanienkrankenhaus, и если всё будет нормально, буду там не меньше десяти дней, после чего поеду долечиваться в Bad Nauheim, в реабилитационный санаторий. Я сам тебе позвоню.