Добро Наказуемо - Анатолий Отян

Анатолий Отян

Добро Наказуемо

В июне 1960 года, в Одессе, на Молдаванке, в доме на улице Богдана Хмельницкого, бывшей Еврейской, а позже Еврейско-госпитальной улице, сразу у двоих мамаш родились сыновья с разницей в один день. Событие по тем временам для больших одесских дворов не ахти какое, случалось в некоторых дворах и по трое в один день рождались. Иногда это было связано с приходом в родной порт китобойной флотилии «Слава», где китобои, отсутствовавшие по полгода, приклеивались к своим жёнам на несколько суток и будить себя разрешали только на пожар и обед, а остальное время занимались производством детей. Бывали и другие случаи массового пополнения маленькими одесситами численности населения. Связывать это каждый раз с заходом в порт иностранных кораблей некорректно, но появлялись на свет и чёрненькие, и жёлтенькие с раскосыми глазками и различным типом лица, и другими антропологическими признаками. Но в Одессе на внешность и национальность, записанную в паспорте, мало кто обращал внимания. Коренные жители говорили, что у них в городе одна национальность — одесситы.

И вот 7-го и 8-го июня 1960 года появились на свет два мальчика.

Старшего на один день Сеньку, родила Надежда Котик, в девичестве Клименко, а младшего Фимку — Зинаида Соколова, которая имела только девичью фамилию, так как никогда не выходила замуж.

Отец Сеньки в 1959 году ушёл служить в армию и не вернулся.

Молодая семья получила извещение о смерти отца и мужа в мирное время на боевом посту. Пенсию за отца назначили мизерную, так что матери пришлось одной поднимать сына. Сама Надежда до замужества жила под Измаилом, в селе, где проживала её мать. Иногда мать привозила в Одессу продукты, иногда Надежда ездила за ними, но чаще всего отправляла Сеньку к бабушке на всё лето. Учились ребята в одном классе, но большими друзьями никогда не были. Их разделяли разные интересы. Сенька с детства увлекался спортом, мастерил что-то, а Фимка рос красавчиком и лентяем. Он рано стал уделять большое внимание своей внешности, брынькал на гитаре, зная, что нравится девушкам и пользовался этим досхочу. Он никогда не игнорировал Сеньку, потому что тот в нужную минуту мог защитить в школе от других, пристающих к нему мальчишек, а позже и от парней, имеющих к нему претензии по части ухаживаний за девушками.

Нужно отдать Фимке должное: зная нрав Молдаванки, он не связывался с девушками, к которым имели интерес молдаванские парни.

В этом случае его уже никто бы не защитил.

Учились они тоже по-разному. Сенька звёзд с неба не снимал, учился средне, но по физике и математике получал только пятёрки.

Надежда хвасталась во дворе своим сыном, на что дворовой мудрец, чистильщик обуви дядя Хаим говорил:

— Ну конечно, аидеше копф! — имея в виду, что отец Сеньки был еврей.

И хотя у Фимки мать являлась еврейкой в десятом поколении, а отец, как говорила мать, своё происхождение имел от царя Давида, но жил во Франции (дядя Хаим по этому поводу бросил: "У грузин тоже был царь Давид"), учился ниже среднего и в начальных классах имел пятёрку только по пению. Из класса в класс переводила его мама, иногда договариваясь с учителями, иногда устраивая в школе грандиозный кипиш.

Сеня закончил восемь классов и поступил в ПТУ, где стал неплохим сварщиком, а Ефим с большим трудом закончил среднюю школу. Дело в том, что когда он учился в восьмом классе, его мать умерла в больнице после очередного аборта, который сделала слишком поздно, врачи не смогли остановить кровотечения, и Фима остался сиротой.

У Зинаиды Соколовой была старшая сестра Фаина, старая дева, очень любившая своего племянника. Она и при жизни сестры много времени и денег тратила на него, а после её смерти буквально посвятила себя Фимочке. В детстве Фима часто дразнил свою тётку, кривлялся, не слушался, но она только смеялась, принимая всё за детские шалости.

Когда он остался один, то перестал явно насмехаться над нею, понимая, что без неё ему будет очень туго, но и не особенно проявлял знаки любви и благодарности. Фаину это устраивало, и её жизнь замкнулась на Фиме. Семён отслужил два года в ВДВ, выполнил там 23 прыжка с парашютом и преуспел в спорте, став чемпионом ВДВ по вольной борьбе и Мастером спорта в этом виде. После службы вернулся в Одессу и работал в сантехническом строительном управлении сварщиком.

Фиму тётка сумела отмазать от армии через свою соседку врача-психиатра, члена медицинской комиссии при военкомате. Ей, правда, пришлось много раз клянчить, говоря, что если Фимочки не будет с ней, то она быстро умрёт. Соседка сжалилась, записала Соколову какую-то болезнь, через своих приятелей оформила болезнь через психбольницу, научила, как Фиме себя вести на комиссии, и он получил освобождение от службы в армии. Фаине это обошлось не в одну бутылку коньяка, но чего не сделаешь ради племянника.

Соколов твёрдой специальности не имел и часто менял место работы.

То он работал снабженцем, то устроился в хозяйственный магазин не то продавцом, не то грузчиком, но быстро из него ушёл, так как ему разгружать ящики с товаром было не под силу. Устроился осветителем в филармонию, но сделал замыкание электричества во время концерта и его выгнали и отсюда. Несколько дней поработал официантом в захудалом ресторане, но и эта работа оказалась тяжелее его возможностей. Наконец, его взяли на работу в клуб УТОГ (Украинское товарищество глухонемых), где он был мальчиком на побегушках. Дядя Хаим во дворе говорил, что Фима там поёт песни под гитару для глухонемых и им нравится).

Когда Семён вернулся из армии, то застал дома ещё одного жильца.

Мать вышла замуж за давнего, со школьных лет, своего поклонника, но сыну в армию не писала, не зная, как он к этому отнесётся, тем более, что жили они в одной комнате коммунальной квартиры. Отчима звали Дмитрием, и к великой радости Надежды мужчины нашли общий язык. Семён пообещал, что как только устроится на работу, уйдёт жить в общежитие.

Он так и поступил, но к матери приходил часто, и она очень радовалась его визитам. Семён два-три раза в неделю ходил на тренировки в спортивный зал «Спартак» и занимался борьбой. Как-то на углу улиц Дерибасовской и Советской армии (бывшая Преображенская) он покупал мороженное. Продавала его молоденькая симпатичная девушка по имени Вера, и он стал её частым покупателем. В конце концов они познакомились и начались долгие прогулки по городу.

Однажды вечером она пригласила его к себе домой.

— Спасибо, но я даже не знаю, удобно ли. И как к этому отнесутся твои родители?

— Они у меня нормальные люди и отнесутся нормально, если ты не будешь буянить.

— Да ты что? — даже испугался её слов Семён.

Вера засмеялась:

— Во-первых, я пошутила, а во-вторых, их не будет дома целых две недели. Они уехали отдыхать на море… Давай что-то купим в гастрономе, а то холодильник пуст.

Зашли в гастроном «Пассаж», купили необходимые продукты, и когда он хотел расплатиться, Вера ему сказала:

— Ты мой гость, и плачу я. Деньги у меня есть, я сегодня зарплату получила.

Жила Вера рядом с Соборной площадью или попросту «Соборкой», как говорили Одесситы. На этой площади возле скульптуры Лаокоона всегда, чуть ли не круглые сутки, собирались болельщики футбольной команды «Черноморец». Одесситы народ экспансивный, а футбольные болельщики это бурлящая масса, готовая в любую секунду выплеснуться через край.

Находятся охотники, желающие проверить, насколько горяча температура этой кипящей массы и из окна идущего трамвая выкрикивают:

— "Черноморец" не команда!!!

Иногда это кончается плачевно для кричащего — если трамвай не переполнен людьми, несколько человек бегут до остановки, вытаскивают из трамвая обидчика любимой команды и внушают ему, что «Черноморец» таки*да* команда, и ещё какая команда! Но чаще всего выкрик из трамвая отзывается эхом от "Соборки":

— Недоносок, посмотри в таблицу! — или:

— Скажи своей маме, что она напрасно дулась, когда рожала такого жлоба!

Придя домой, Вера приготовила еду, выпили немного вина и занялись любовью. Семён имел уже кое-какой опыт в этом деле, а тут у него что-то не получалось, хотя Вера всеми силами пыталась ему помочь.

Наконец, когда он уставший и не в полной мере удовлетворённый откинулся на подушке, Вера включила свет, и он увидел на простыли алые пятнышки крови.

— Надо застирать, — сказала Вера, вставая с кровати.

— Ты, что девушка? — изумился Семён.

— Уже, Сенечка, как видишь, нет.

— Ты бы предупредила, так я…

— Зачем? — перебила его Вера, — надо же когда-то избавиться от этого «добра» в кавычках., — и взяв простынь пошла в ванную.

Семён посмотрел ей вслед, такую откровенно обнажённую да ещё при свете, он её ещё не видел. Сердце его облила нежность, и он подумал: