Добро Наказуемо - Анатолий Отян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Та ей кран нужен, чтобы поднять, — сказал другой и в вагоне засмеялись.
— Это, вам, умники, смолу на языки нужно положить, чтоб не трепали ними, как помелом.
— Тётя, садитесь, — предложил своё место мальчик лет десяти.
— Спасибо, сыночек, — пыхтела тётка, — хорошо хоть дитя культуру покажет остальным жлобам.
— Чего же ты не дашь за это ребёнку рубль? — вагон продолжал веселиться.
Может в другое время Марина и смеялась бы вместе со всеми, но сейчас её настроение не располагало к этому. Она подумала, что в Германии, если кто громко заговорит, то все на него оглядываются.
Там это считается неприличным. Здесь же шуточный спектакль подобно этому можно услышать в любой поездке.
— Отвыкла я от этого, — пожаловалась Марина Эсмеральде, когда они вышли.
— Дичает народ. Это что, посмеялись и разъехались. На прошлой неделе я ехала на работу, так две женщины подрались за место в автобусе. Драка, визг, мат и всё это в присутствии детей, стариков.
А мужчины смеялись. Что с нами происходит? В городе позвонить неоткуда, все телефоны оборваны. Я с мужем в прошлом году по вызову родственников ездила в Испанию. Попала на другую планету.
Они подошли к кладбищу. Несколько человек продавали цветы. Марина купила два букета роз. Шли молча. Когда подошли к могиле, то Марина даже не сразу сообразила, где могила матери. Вчера, все кто пришли на кладбище проститься с Анной, принесли цветы и положили на могильный холмик, а сейчас цветов не было, не было и двух венков, положенных знакомыми людьми. Рядом валялась чёрная лента с надписью.
Марина положила цветы, подняла ленту и прочитала: "Дорогой Анне от соседей." Марина заплакала, а Эсмеральда сказала:
— Здесь не то место, чтобы ругаться или проклинать, но я знаю, что люди, оскверняющие и обворовывающие могилы, получат по заслугам.
Она принялась отламывать головки цветов от стеблей и объяснила удивившейся Марине, что это для того, чтобы не украли.
— Они же продают их. А такие никто не купит.
Марина хотела похоронить мать рядом со своим мужем, но там был ряд для работников милиции, и ей сказали, что подхоранивать можно только близких родственников.
— Идёмте теперь к могиле Гапонова, здесь недалеко.
Когда подошли к милицейскому ряду, Марина увидела, что он стал очень длинным. Недалеко от памятника Гапонову женщина что-то делала.
Она поднялась, подошла и удивлённо спросила:
— Вы Марина Гапонова?
— Да, а что Вас удивляет?
— Извините меня, но говорили, что Вы уехали из Одессы.
— Да, я уехала, а приехала похоронить мать.
— А Вы меня не помните? — спросила женщина.
— Лицо знакомое, а вспомнить не могу.
— Мы с вами познакомились на дне рождения Живаго.
— Вы Нина? — спросила Марина.
— Да, что сильно изменилась? От такой проклятой жизни изменишься.
Мой Николай через год после Гапонова умер.
— Отчего?
— Сердце. И не болел до этого, а в ту ночь вскочил, побежал в ванную и упал. Я подбежала, а он уже хрипел, — и женщина вытерла платком глаза.
— Нина, — спросила Марина, — где сейчас Живаго?
— О, Живаго в Киев забрали. Он сейчас большой пурец.
Марина с Эсмеральдой пошли в кладбищенскую контору. Возле неё стояли новые (а может перекрашенные) металлические памятники, и Марина договорилась установить один, пока можно будет устанавливать гранитный.
— Вообще, мы устанавливаем во время похорон, но вчера у нас отсутствовали готовые, и мы вам не предложили. Завтра он будет стоять, — объяснял кладбищенский работник, — памятник говорит о том, как мы относимся к покойнику, — закончил он с назидательным тоном.
Когда Марина со своей спутницей отошли от конторы, Эсмеральда заметила:
— Все гробокопатели любят пофилософствовать. Это ещё Шекспир в «Гамлете» заметил. Наверное, их работа к этому располагает. Поехали к нотариусам.
Вторую половину дня они провели в нотариальной конторе, очередь в которой не уменьшилась. Нотариус сказала Марине, какие документы нужны для установления права наследства, и Марине пришлось целую неделю потратить для их сбора. Отметив девять дней ухода матери в мир иной, и оставив доверенность Эсмеральде, Марина улетела в Германию.
Смён Котик развернул работу сразу на нескольких объектах, увеличил бригаду на три человека и выполнял весь комплекс работ по ремонту объектов. Ни подгонять, ни тем боле заставлять работать никого не надо было, рабочее время все работали без перекуров, но и не перерабатывали до изнурения. Был только один случай, когда рабочий пришёл утром на хорошем похмелье и попросился домой. Он очень боялся, что Семён его погонит из бригады и клялся, что подобное не повториться. Нельзя сказать, что рабочие получали высокую заработную плату, и поэтому держались за место, дело в том, что несмотря на громадный объём строительства во Франкфурте, избыток строительных рабочих из Польши, стран бывшей Югославии, и восточной Европы понижал перспективу устройства на другую работу до нуля.
Когда суд закончился в пользу Котика, все ребята его поздравляли и радовались не меньше чем он сам. Через три недели Семён получил решение суда и его пригласил к себе адвокат Бамберг. Он встретил своего клиента с радостной улыбкой, встал навстречу, пожал двумя руками руку Семёна и пригласил сесть.
— Скажу тебе, Семён, что мой шеф и другие коллеги не верили, что я смогу выиграть твоё дело, настолько оно было бесперспективным, но я сумел так построить защиту, что судье ничего не оставалось, кроме как тебя оправдать.
Бамберг немного привирал: ни шеф, ни коллеги не обратили внимания на вполне рядовое дело, а удивлялись они тому, что полиция не возбудила уголовное дело по факту сопротивления ей Семёном. Кроме того, Бамбергу не приходилось ещё вести сложные дела и в коллективе его справедливо считали "зелёным." Бамберг понял это по-своему, и находясь под эйфорией победы, решил взять реванш перед коллегами и показать им, что он вполне зрелый юрист и может выигрывать сложные процессы. Как ему казалось, он придумал совершенно беспроигрышный вариант — сорвать хороший куш с полиции за нанесение телесных повреждений его подзащитному. Это был бы беспрецедентный случай за много лет франкфуртской а может быть и федеральной полиции.
— Послушай, Семён. Я хочу предложить тебе дело на сто тысяч.
— Какое? — удивился Котик.
— Это я образно, а, вообще, не на сто, а на пятьдесят. Суд наглядно показал, что ты невиновен, а значит метод, придуманный полицией при твоём задержании, себя не оправдывал, и ты оказал сопротивление. Но полиция нанесла тебе значительные травмы и должна за это ответить.
— Что Вы, господин Бамберг!? Спасибо, что они меня оставили в покое.
— Хорошенькое дело! В покое! А суд, который они инициировали принёс тебе покой? А фирма твоя, потерявшая прибыль из-за того, что ты отвлекаясь на судебные дела, не мог полноценно руководить. А моральный ущерб, тобой понесенный, что, тоже ничего не стоит?
— Да какой там ущерб? — слабо сопротивлялся Семён.
— Вот сразу видно, что у тебя совковое мышление. Правильно писал Чехов, что мы должны выдавливать из себя рабов. Это рабская психология сидит в тебе, что ты не чувствуешь ущерба. А тебе будут лишними пятьдесят тысяч марок, которые ты получишь в качестве компенсации?
— Нет, конечно.
Семён ежедневно подсчитывал, сколько ему денег нужно для приобретения различных механизмов и оборудования, и пятьдесят тысяч составляли лишь маленькую толику той суммы, в которой нуждалась его фирма.
— Вот что, — настаивал Бамберг, — ты пиши заявление, а всё остальное я беру на себя. Согласен? Кстати, я подготовил текст заявления, — и он вынул из папки лист бумаги и подал его Семёну.
— Подпиши.
— Ой, жадность фраера сгубила, — сказал Семён и подмахнул бумагу.
Дома Семён всё рассказал Вере и она, выслушав его, вздохнула.
— Зачем ты это сделал? От добра, добра не ищут. Тебе ещё один суд нужен, да ещё с полицией?
— Вот ты вечно так. Чтобы я не сделал, всё плохо. Неужели по любому вопросу я должен спрашивать тебя, как мне поступить?
— Неплохо было бы.
— Нет чтоб поддержать меня, так ты заставляешь меня лишний раз понервничать тогда, когда уже ничего нельзя сделать.
— Почему нельзя? Пойди завтра и забери заявление.
— И покажи, Котик, какой ты дурак, — Вериным тоном, как бы продолжил Семён.
— Ладно, — примирительно сказала Вера, — садись ужинать.
Как-то к Соколов привёз в аэропорт экипаж, прошедший обучение на тренажёре, и собирался уезжать в город, к нему подошла женщина с чемоданом и сумкой.
— Извините, пожалуйста, я слышала что вы говорите по-русски.
— Да, говорю.
— Не смогли бы вы подвезти меня во Франкфурт?
— Почему же не подвезти интересную женщину. А где вы живёте?