К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

К «Надежде» помчался спасательный катер «Невы». Матросы изо всех сил налегали на весла. «Надежда» мед­ленно дрейфовала к утесам – каждое колебание волны отни­мало несколько вершков. На палубу упал десяток легких, по-видимому отравленных, искусно и красиво оперенных стрел.

С завистью смотрел экипаж «Надежды» на «Неву», уже одевавшуюся в блистательные одежды парусов. Они тотчас же наполнились ветром, и вскоре «Нева» скрылась в туман­ной дымке моря.

Два катера непрерывно завозили верпы, на них «Надеж­да» оттягивалась от опасных скал. Команда выбивалась из сил в борьбе за каждый вершок. Наконец верп был завезен уже почти к самому выходу из залива. Подняли якорь. Бодро зазвучала на этот раз радостная команда:

– Разруби шпиль и кабаляринг!.. Убирай буйреп на место!..

Увы, неожиданный резкий порыв ветра опять неудержи­мо прижимает «Надежду» к утесам.

– Дрейфует! – в ужасе кричит Ратманов.

Крузенштерн бледен, но спокоен.

– Все наверх! – отдает он команду вполголоса.

Запела боцманская дудка.

– Руль под ветер!.. Тяни брамсель на подветренной сто­роне!.. Крепи! – командовал Крузенштерн.

– Руби кабельтов! – вдруг закричал он во весь голос.

Острое лезвие топора сверкнуло на солнце, и отсеченный конец каната мгновенно юркнул в воду, к лежащему на дне верпу. Корабль вздрогнул и остановился как бы в нерешительности.

– Развязывай паруса!.. Отдай!.. Долой с реев!.. – снова раздалась уверенная команда, и «Надежда» рванулась к вы­ходу из бухты. Попутный ветер гнал ее в открытое море.

Слишком поздно на корабле спохватились: а где катера? Они безуспешно боролись с волнами и течением, временами совсем пропадали из виду... И опять вопит боцманская дудка.

– Ложись в дрейф! – командует Крузенштерн.

И снова «Надежда» ложится в дрейф. Вызвавшиеся охот­ники на большом восьмивесельном катере отваливают обрат­но в бухту. Еще два часа томительного ожидания, и громким радостным «ура!» команда встречает своих товарищей... Вер­нулись! Спасены!

Одного только Резанова не волновало все, что происходи­ло на корабле. Он лежал в своей каюте с высокой темпера­турой в жестоких приступах лихорадки. Вечером, очнувшись, он прислушался. Нет, это ему не почудилось: кто-то выл на корме, выл протяжно и долго, как собака перед покойником.

Это был француз Кабри. Стоя на каких-то ящиках на кор­ме, смотрел он, не спуская глаз с далекого берега, на посте­пенно исчезающую из глаз полюбившуюся ему новую родину и выл без слез.

Кабри упустил момент, когда мог прыгнуть с корабля и вплавь добраться до берега, а пуститься в бурные волны на брошенной доске, как это делали туземцы, побоялся. И вот он плыл обратно с белыми и к белым, возвращался к их жиз­ни, но это его совсем не радовало.

Безутешный вой Кабри надрывал душу, но слышали его только Резанов да вахтенные – измученная команда корабля повалилась спать еще до наступления темноты.

7. ПУТИ РАЗОШЛИСЬ

Становилось все жарче и жарче, а от налетавших бурь с дождями было так сыро, что ни одежда, ни белье не про­сыхали. Шквалы безжалостно рвали паруса, их приходилось заменять совершенно новыми: хотя и вынужденно, но чем дальше, тем все чище и наряднее становилась «Надежда».

Подходили к экватору, появились тропические птицы. Бла­годаря дождям до отказа наполнились водой опустевшие было бочки и возобновилось купанье в растянутом брезенте. Все томились, однако, от одуряющей жары. Люди больше ле­жали раздетые в каютах, устраивая опасные сквозняки. За столом обычно пустовало много мест. Разговоры не вяза­лись, от пищи отворачивались.

Подавленное настроение постепенно овладевало всеми. Никто не интересовался близкими уже Сандвичевыми остро­вами и, когда на горизонте показалась чуть ли не самая вы­сокая гора в мире – Мауна-Ро, никто, кроме Тилезиуса и еге­ря, не вышел на палубу посмотреть издали на это чудо при­роды.

Крузенштерн в большой тревоге заторопился на север еще настойчивее: «Надежда» опять потекла.

Он решился только коснуться островов, не бросая якоря, но все же сделать попытку запастись продовольствием, лечь в дрейф у острова Овиги и пушечным выстрелом известить о своем прибытии. От берега отделилась и быстро направи­лась к кораблю лодка, с которой изголодавшиеся люди не сводили глаз. Увы, собственник лодки, отец сандвичанки, предложил купить или временно взять на корабль его дочь, девочку лет тринадцати-четырнадцати, похожую на ощипан­ного цыпленка. Правда, спустя некоторое время явилось и новое предложение – хорошо откормленная жирная свинья, однако купить ее было не на что, так как в обмен требовался непременно суконный плащ. Продавец решительно отказы­вался от самых лучших стальных изделий, на ножи и топоры и смотреть не хотел, отказывался даже от оружия. Сделка не состоялась, продавец уехал ни с чем.

Наступил час разлуки с «Невой». Оба корабля легли в дрейф, взвились военные флаги, матросы разбежались по вантам и реям. Троекратное «ура!»... и корабли разошлись: «Надежда» взяла курс на Петропавловск, «Нева» же напра­вилась к последнему из Сандвичевых островов – Кирекекуа. Здесь за двух поросят пришлось отдать девять аршин толсто­го холста, но зато ликованию матросов не было конца: поро­сят нежно похлопывали, гладили по спинам, называли люби­мыми именами.

Вскоре на «Неву» прибыл старшина с двумя небольшими свиньями и множеством свежей зелени. Пьяненький, но до­вольный, он увозил с корабля три бутылки рому и два то­пора.

После этого торговля припасами пошла бойко: ножи, зер­кальца были в большой цене, и в тот же день запасы попол­нились еще двумя большими свиньями, поросятами, козами, десятком кур, бочкой картофеля и сахарным тростником. Матросы повеселели.

Здесь два американца, вернувшиеся с берегов Северной Америки, сообщили о разорении Ситхи. Новость показалась Лисянскому весьма правдоподобной. Необходимо было поторопиться...

Лисянский наслаждался полной самостоятельностью, о ко­торой давно мечтал. Он высоко ценил своего начальника, но все же считал себя и опытнее и талантливее. Строгий и требовательный к подчиненным, а прежде всего к самому себе, он сумел подобрать хороший офицерский состав и основательно подучить людей во время плавания морско­му делу: «Неву» никак нельзя было принять за купеческое судно.

8 июля «Нева» уже подошла к острову Чирикова и взяла курс на Кадьяк, а 13-го ночью бросила якорь в Павловской гавани. Почти тотчас же, как только улеглась суета на ко­рабле и наступила тишина, в непроглядной тьме послыша­лись всплески воды. К кораблю причалили большие байда­ры, наполненные людьми во главе с Баннером, помощником Баранова. Утром, когда корабль подошел к поселку, крепость салютовала одиннадцатью выстрелами из пушек. На «Неве» началось ликование: Лисянский первым совершил такое пу­тешествие из Петербурга, не имея на борту ни одного боль­ного.