К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скаутлелт невольно втянул голову в плечи и крепко стиснул зубы. Но Котлеан стоял, гордо выпрямившись, и на предложение Барбера отрицательно покачал головой...
Лодки сближались. Матросы проверяли наводку и ждали команды.
Воинственный крик с лодок повторился. Нападающие видели, как тойонов подтащили к реям и стали надевать им на шею петли. Изо всех сил налегая на весла и теряя строй, баты стрелой летели к кораблю.
Двадцать выстрелов потрясли до основания корабль и слились в протяжный гул. Громадные клубы черно-серого едкого дыма от самой воды до мачт скрыли бухту. Когда же дым отнесло немного в сторону, тойоны увидели в разных местах разбитые ядрами и картечью баты, тонущих людей. Однако десятка два смельчаков успели подплыть вплотную к закрытому дымом кораблю и начали топорами прорубать обшивку корпуса, не обращая внимания на оружейный огонь с палубы почти в упор.
«Пожалуй, гибель», – мелькнуло в голове Барбера, и он еще раз бросил взгляд на длинную глубокую бухту... И вдруг морщинки на его лице разбежались, разгладились. Указывая своему помощнику на вход в бухту, он крикнул:
– Смотрите! Это капитан Эббетс!
В бухту на всех парусах входили два корабля.
Сигнальщик быстро передавал сигналами под диктовку Барбера:
«Внезапное нападение дикарей на корабль! Заприте выход из бухты! Приготовьте пушки!»
Однако загораживать выход из бухты не пришлось: колоши, преследуемые ружейным и орудийным огнем, в беспорядке спасались к берегу и бежали в лес. Капитан Эббетс все же не утерпел, выпалил по двум подвернувшимся батам, потопил их, а людей забрал в плен...
Неожиданное появление двух кораблей сломило сопротивление тойонов. Они приняли условие Барбера: согласились выдать ему три тысячи бобровых шкурок, всех живых пленников взятой крепости и десять знатных аманатов.
Сильный отряд вооруженных матросов доставил к берегу переводчика с распоряжениями от тойонов.
Медленно и неохотно выдавали колоши пленных и с большим сожалением расставались с бобрами. Доставленные на корабль женщины рассказали, кто из мужчин жив и где находится.
С бобрами у колошей вышло совсем плохо: в Ситхе захватили они около двух тысяч шкурок, а отдать пришлось три.
Получив выкуп, Барбер отпустил тойонов и ушел на Кадьяк.
Здесь, войдя в гавань, он приказал подтащить к бортам все свои двадцать пушек и тотчас же отправился к Баранову, который успел уже из окна рассмотреть воинственные приготовления капитана «Юникорна» и был весьма удивлен.
Нудно, через кадьякского, плохо знающего английский язык переводчика шел хвастливый рассказ Барбера о том, как он, рискуя собственной жизнью, спасал доставленных из Ситхинской крепости пленников. Рассказ показался Баранову весьма подозрительным, а приход двух американских кораблей к уничтоженному главному опорному пункту русских встревожил его.
– Только дружественные, сердечные отношения наших держав, дорогой начальник, – ораторствовал Барбер, – заставили меня пойти на такое рискованное дело. Я каждую минуту без нужды мог погубить и свой корабль и самого себя. Поссорившись из-за этого смертельно с колошами, я лишился возможности закупить пушнину, ради которой сделал больше пятнадцати тысяч миль. Я совсем разорен, я истребил все свои съестные запасы.
За пленников Барбер потребовал выкуп. Баранов возмутился.
– Я хотел бы, господин капитан, получить двух отпущенных вами тойонов – зачинщиков всего этого дела и изменников, а выручить своих людей сумел бы тогда и сам. Сумма, назначенная вами, ни с чем не сообразна, и согласиться на нее я не могу.
– В таком случае я их всех увезу с собой, – резко заявил Барбер.
– Увозите, но помните, что о похищении вами подданных российского государя императора тотчас же будет сообщено вашему правительству, и мой император потребует удовлетворения за нанесенное вами оскорбление его державе... Вы что, воюете с Российской империей? Вы утверждаете, что спасли моих людей, а держите их у себя. Они пленники, по-вашему? На вашем корабле наготове двадцать пушек. Вы поступаете всегда так, входя в гавань дружественной державы?
Баранов зашагал взад и вперед по комнате.
– Мои условия таковы, – сказал он, останавливаясь. – Вы сегодня же добровольно спускаете всех на берег, не ожидая выкупа. От меня вы получите под расписку пушным товаром не на пятьдесят тысяч рублей, а на десять. За прокормление и доставку двадцати людей этого достаточно.
Наступило молчание.
– Я жду, – продолжал Баранов, видя, что Барбер молчит, – и буду ждать до вечера...
– Передай на батарею, – добавил он, кликнув служителя, – держать прибывший корабль на прицеле.
Заметив, что служитель собирался что-то сказать, Баранов топнул ногой:
– Молчать! Делать, как приказывают!
Баранов и сам знал: на батарее не было ни одного ядра по калибру пушек.
Едва кивнув головой, не подавая руки и не говоря ни слова, Барбер стремительно вышел...
Несчастья сыпались на Баранова: гибли люди, гибли суда, гибла пушнина. Голод, нужда в самом необходимом, недостаток людей, злоупотребления и бесчинства служащих, отсутствие помощи из Петербурга – ничто не могло сломить энергии этого человека. А вот Ситха, эта взлелеянная годами и осуществленная, наконец, мечта многих лет, Ситха, оплот русских владений на берегу Америки и форпост решительного движения к югу, сожжена дотла...
– Я награжден! – кричал, бегая взад и вперед по комнате, Баранов, только что получивший известие о новой высочайшей награде. – Я награжден, а Ситха потеряна... Нет, я должен или умереть, или вернуть Ситху!
Он сел за стол и опустил на руки голову. Слезы катились по давно не бритым щекам. Не везло этому энергичному и умному русскому самородку. Из забытого Каргопольского захолустья, бросив любимую семью, он едет в 1780 году искать счастья в далекую Сибирь и через семь лет становится собственником двух заводов, но заводы идут плохо. Затруднения Баранова видит Шелихов. Такие люди ему нужны, но работа на американских островах не соблазняет Баранова.
Десять лет спустя он разоряется: заводы дают убыток, торговая пушная фактория в Анадырске разграблена. Надо обеспечить далекую семью... И он становится правителем шелиховских промыслов в Америке.
Старый галиот «Три святителя», на котором шел Баранов, разбит, имущество погибло, запасы тоже. Нападают аляскинцы, приходится спасаться бегством. Наступает суровая вьюжная зима. Питались травами, кореньями, китовиной, раковинами. Жили в землянке. Баранов не унывает. «В большие праздники, – пишет он впоследствии, – роскошествовали – кушали затуран. На чистый понедельник выкинуло часть кита. Тем и разговелись. Соль варил сам прекрасную, белизною подобную снегу и тою иногда рыбу, иногда мясо нерпичье и сивучье осаливал... Я хочу подарками привязать к себе диких американцев... При первом шаге ожесточенная судьба преследовала меня здесь несчастиями; но, может быть, увенчает конец благими щедротами или паду под бременем ее ударов. Нужду и скуку сношу терпеливо и не ропщу на провидение, особливо тут, где дружбе жертвую...»
