К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

– Согласен... Только пусть тойоны пришлют человек пять видных аманатов.

– Не вздумай завтра посылать кого-нибудь в крепость, – предупредили матросы, уходя. – Ситхинцы следят за бере­гом и, в случае чего, укокошат...

До утра ворочался в своей постели взволнованный Бар­бер, не находя, как лучше выйти из затруднительного по­ложения. Он не знал того, что крепость оголена и что остав­шийся гарнизон в двадцать человек не может оказать сколь­ко-нибудь серьезного сопротивления.

«Что выгоднее, – думал он, – стать на сторону рус­ских, предупредить их и помочь своими сорока людьми и пушками или оставить на произвол судьбы?» А тут еще при­путался Рыжий Джон – один недобитый из шести свиде­телей его злодеяния, связанного с контрабандой в Вальпараизо и потоплением шхуны со всем ее экипажем.

«Надо разбудить помощника», – решил он в конце кон­цов.

Помощник капитана нашел, что предложение тойонов на­до принять, но вместе с тем необходимо соблюсти приличия по отношению к Медведникову.

– Пошлите к нему с письмом эту старую одноглазую сволочь. Старик всюду сует свой нос и слишком много зна­ет... – сказал он и со смехом добавил: – Пропадет – и черт с ним!

– Да, вы правы, – согласился Барбер и сел писать пись­мо коменданту русской крепости.

Некоторое время спустя он вызвал к себе тощего ста­рого матроса, ослепшего на один глаз, и, передавая ему письмо, сказал:

– Отдашь самому господину коменданту и объяснишь на словах, что канаты нам очень нужны, а обменять можем на пшеницу. Да оденься почище, не срами корабля!

Когда дверь захлопнулась за матросом, он опять загово­рил со своим помощником:

– С каким наслаждением я бы сам разорил это россий­ское гнездо! Влезли сюда, сами дела не делают и другим мешают. Скрутил бы я тогда в бараний рог всю эту дикую полуобезьянью сволочь с ее тойонами. Через месяц не смели бы у меня и пикнуть!

– Да, если бы не мирные отношения между Англией и Россией, тут можно бы разгуляться по-настоящему, – отвечал помощник, такой же пират и пройдоха, как и Барбер.

Тем временем Кривой спустился в лодку и поплыл к бере­гу. Ему и в голову не приходило, что две пары зорких глаз неотступно следили за ним.

Неслышно скользя, как два ужа в траве, сопровождали его неутомимые и жаждущие молодецких подвигов молодой Скаутлелт и Хинк. Они подпустили гонца под самую кре­пость, а когда тот уже почувствовал себя в полной безопас­ности, к нему подошел Хинк. Матрос выхватил пистолет, од­нако Хинк опередил его. Он мгновенно вонзил нож в грудь старого матроса.

Скаутлелт нагнулся к матросу, выворотил карманы и, взяв письмо, юркнул с Хинком в кусты.

Через полчаса в бараборе Котлеана американцы чита­ли письмо Барбера и всячески честили его.

Письмо было коротко, оно гласило: «Высокоуважаемый господин комендант, как нам стало известно, на Ситху гото­вится внезапное нападение. Нам очень нужны канаты. Посланный объяснит, какие и сколько. Обмен на зерно и крупу. С уважением Барбер».

Шумно поздравляли тойоны самодовольно улыбающихся молодых воинов.

– Должно быть, убили одноглазого, – сказал ночью Барбер своему помощнику.

– Несомненно, – согласился помощник. – Туда ему и дорога, а нам спокойнее...

Жалобно пищали блоки, звучно шлепнулся о палубу сильно растрепанный мокрый якорный канат, и не успел еще показаться над поверхностью воды обвитый со всех сторон длинными морскими водорослями и тиной тяжелый якорь, как корабль с поднятыми парусами, резво, без прощального салюта и огней тронулся из бухты.

Проходя мимо неизвестно почему-то затесавшегося здесь под самым бортом бата с двумя гребцами, Барбер увидел на палубе старый испорченный деревянный блок и с сердцем швырнул его в лодку.

Единственные свидетели его ухода Скаутлелт и Хинк, смеясь, подхватили упавший в воду блок и принялись изо всех сил грести к берегу.

* * *

После удушливой, влажной и жаркой летней ночи с тя­желыми сновидениями люди в испарине, в одном белье вы­бегали из большого двухэтажного здания ситхинской казар­мы прямо на двор. Растирая до крови следы многочислен­ных укусов москитов, от которых не спасали ни закрытые окна, ни полог, ни укутывание с головой в одеяло, они с нас­лаждением вдыхали свежий запах моря. Легкий предрассвет­ный ветерок лениво сгонял с бухты завесу тающего на гла­зах розового тумана, становившегося все прозрачнее и про­зрачнее. Вспыхнув багровым, а затем ярко-золотым блеском, туман вдруг рассеялся и исчез. А в рамке непорочной бе­лизны далеких снеговых гор и бледной бирюзы неба, расто­чительно играя золотом солнца и ультрамарином воды, ши­роко раскрылась Ситхинская бухта.

Утро обещало повторение знойного, изнурительного, на­сыщенного грозовой влажностью и редкого в этих местах дня, но пока развернувшаяся картина бодрила и веселила. Быть может, потому, что день был нерабочий, воскресный.

Как только бухта очистилась от тумана, все заметили отсутствие бостонского корабля. Медведников стоял у настежь распахнутого окна и думал: «Опять ушел тайком... Наверное, где-нибудь запахло пушниной. Эдакая падаль! Стоят тут то один, то другой месяцами, выхватывают бобра прямо у нас из-под носа, а подачками тойонам и обменом на оружие портят и цены и добрые наши отношения с колоша­ми... А все-таки жаль, что Барбер ушел. Пшеницу все же надо было бы сторговать у него... Эх, кабы хороший флот да пушки! Ни одного из этих пиратов не пустил бы в бухту!»

Взглянув в сторону верфи, Медведников увидел строив­шийся крохотный кораблик. Он стоял на берегу, окруженный подпорками. Медведников горько усмехнулся: не такой бы надобно!..

Проснулась спавшая у самой пушки молодая смуглая и почти голая колошка. Она откинула густую гриву спадаю­щих на лицо жестких черных волос. Бросив искоса быстрый взгляд на казарму и заметив Медведникова, она тотчас отошла от пушки и побежала вверх по лестнице.

– Ставь самовар, Марья! – крикнул ей по-ситхински Медведников и усмехнулся: – Опять спала на дворе? Смотри, как изукрасили тебя москиты...

Колошка улыбнулась, обнажая ровные белые зубы. Она совсем недавно приняла крещение, и христианское имя Марья звучало для нее непривычно и смешно.

Через час население крепости разбрелось кто куда: жен­щины собрались в лес по ягоды, мужчины, вооружившись удочками, направились кто в бухту, кто за лес на речку удить рыбу или просто прогуляться, посидеть, полежать, искупаться. В крепости осталось не более пятнадцати человек.

Напившись по-праздничному чаю с сахаром, с Петербургскими двухгодоралыми сушками, Медведников занялся теку­щими делами: обошел крепость и убедился в исправности палисада, сошел в пороховой погреб и лишний рад увидел, что, несмотря на тщательную подсыпку снаружи, в погребе недопустимо сыро. Он взял из бочки, выложенной изнутри войлоком, щепотку черного матового крупнозернистого поро­ха и понюхал. Порох издавал слегка кислый запах.