Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3 - Бруно Бауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти мотивы отсутствовали у Матфея. У него уже не могло быть необходимости искусственно приводить изречения, в которых раскрывается исторический характер Иоанна, и связывать их с определенными случаями; ведь он уже имел их в виду в писании Луки, ему нужен был только один случай, и, когда он сформировался, он мог позволить речи, которая должна была истолковать историческую сущность Крестителя, следовать как единое целое. По его мнению, ревность Илии и угрожающая ярость уже стали основной чертой характера Крестителя; он должен сделать эту черту доминирующей, единственной, и опустить тот отрывок, где Креститель дает особые советы отдельным людям. Возможно, он опускает его еще и потому, что эти советы, со всей ситуацией, в которой они даются, показались ему слишком незначительными и мало соответствующими тому представлению, которое должно было сложиться о проповеди Громовержца.
В соответствии со своей привычкой — см. Нагорную проповедь, — поскольку его интерес направлен прежде всего на речи и характеристики действующих лиц, а не на отдельные случаи, их породившие, он опускает и тот случай, который должен был побудить Крестителя высказаться о своем отношении к большему последователю. Он читает речи в своих источниках, что ему еще нужно, какое ему дело до тех поводов, которые его предшественники кропотливо и часто несчастливо создавали для того, чтобы вообще ввести эти речи? Правильно, что он и в этом случае последовал своей привычке. Лука рассказывает, что когда Креститель дал свой совет, «народ еще ждал, и в сердце своем все думали об Иоанне, не Мессия ли он? Совет, данный мытарям и воинам, показался людям настолько важным и великим, что они решили, что человек, говоривший таким образом, должен немедленно, как только он начнет говорить, объявить, что он Мессия; но поскольку речь не закончилась таким образом и ожидаемого объявления не произошло, толпа своим напряженным выражением лица показала, что ей еще не хватает правильного завершения речи. Но как оратор мог понять по выражению лиц людей, какого открытия они ожидают? Мог ли он думать, что за его советом мытарям и воинам обязательно последует объяснение, является ли он Мессией или нет? Как он мог сделать такой вывод? Сам по себе этот вполне похвальный и полезный совет, но очень незначительный для данной ситуации и по сравнению с тем, что следовало ожидать даже от проповеди Предтечи, не мог даже навести толпу на мысль, что человек, учивший таким образом, в конце концов должен быть Мессией. Без лишних слов, Лука использовал этот случай только для того, чтобы представить объяснение Крестителем своего отношения к Мессии.
Поэтому апологетическое открытие, что «Лука показывает постепенный переход Крестителя от проповеди покаяния к провозглашению Мессии», не является открытием в мире истории. Но если апологет даже думает, что Лука все же позволяет нам заметить, как Креститель сначала только проповедовал покаяние, а затем, после длительного периода деятельности, перешел к провозглашению Мессии, то мы должны просто вернуть его к тексту. Лука связывает все выступления Крестителя с тем единственным случаем, когда народ устремился на крещение, и тут же отсылает их к проповеднику покаяния, как только он сказал, что тот явился. Если же апологет все же хочет обогатиться примечанием, то напомним ему пример Матфея, который может научить его ценности этого примечания.
5. Действенность Крестителя по рассказу Матфея.
Теперь, когда мы отделили от основного типа все, что ему мешает или вредит, и нашли его в письме Марка, каким прекрасным, функциональным и почти художественным он должен быть, когда мы позволим ему воздействовать на нас в его чистоте. Появляется проповедник покаяния, и люди стекаются к нему, чтобы исповедаться в своих грехах и креститься. Но он также является предтечей Мессии: что он есть, он должен сказать сам, поскольку знает это через Божественное откровение и не может скрыть от людей. Он просто говорит, что после него придет бесконечно великий, который будет крестить уже не водой, а Святым Духом. Марк и не думает связывать это изречение с каким-то одним случаем: ведь он, как первый, кто придал этим словам их нынешнее место, более того, сформировал их, слишком хорошо знает, что они имеют слишком общий смысл, чтобы быть просто случайным высказыванием. Он еще знает, что эти слова характеризуют всю историческую позицию Крестителя и являются стержнем его проповеди, и он достаточно адекватно выражает свое сознание, когда вводит эту речь словами: «Так проповедовал Иоанн». В его произведении, наконец, очень красиво выражено, какой цели служит эта речь: она невольно, но твердо и уверенно ведет читателя к тому большему, к чему она относится, подобно тому как отношение Крестителя в целом утверждается в этой простой чистоте, что в ней выражено не что иное, как направление к грядущему. Я крестил вас в воде, говорит Креститель, и читатель, слушая его речь, увлекается его появлением в тот самый момент, когда он еще находится в разгаре своей деятельности, более того, когда он сам впервые слышит его проповедь, так что он сразу же оказывается в начале, на той границе, где Предтеча завершил свое дело и появляется Иисус. В то время как двое других останавливают представление своим тревожным прагматизмом и теперь позволяют Крестителю сказать — хотя и последовательно — «Я крещу вас водой», сила взгляда, который стягивает представление действенности Крестителя настолько, что заставляет его уйти и снова уйти почти в том же взгляде, все еще действует в своей первой оригинальности в письме Марка.
После этих доказательств вряд ли стоит размышлять о существовавшей ранее точке зрения, согласно которой в рассматриваемом случае Марк сделал выдержку из сочинений Матфея и Луки. Однако мы делаем это для того, чтобы показать, насколько прежние критические взгляды были в то же время ошибочны, поскольку
