Антология российской фантастики - Стрела Аримана
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Около ста километров. В пределах возможной ошибки, - ответил с экрана лысый расчетчик в тяжелых очках.
– Ну, Василий Севастьянова, что вы теперь об этом думаете?
– Еще непонятнее… Исчезновение Петрова-Степного, какая-то посадка, а всего-то прошли одни сутки. И там нет никаких планет. Уж не тронулись ли они разумом?
– Будут ближе - свяжемся. Ясно одно - произошло необычное. Через четыре дня, когда корабль сядет, разберемся окончательно.
– Борис Африканович, вас вызывают наверх, - сделав нажим на последнем слове, опять пропела невидимая секретарша.
– Спасибо, попросите машину.
И, сняв с кнопки палец, добавил:
– Нашей бы Анне Ивановне партию Кармен петь. Пойдемте, Василий Севастьянович, поедете со мной.
Уже в машине замигала красная лампочка экстренной связи и бесцветный голос сообщил:
– Правительственный вызов отменяется в связи с обнаружением корабля. Вас просят проехать в теоретический центр к академику Зерогову.
Академик Зерогов их ждал. Он был настолько нетерпелив, что встретил гостей прямо в коридоре.
– Сюда, сюда, - позвал он, заметив их нерешительность, - на звездолетчиков он смотрел с острейшим интересом.
Зерогов пропустил в свой кабинет Безупречных и Бориса Африкановича. Именно в этой последовательности, чем чуть не вызвал пробки в дверях, но начальник Звездного предприятия благоразумно протолкнул вперед своего блестящего заместителя.
– Рад видеть вас, Борис Африканович, - тряхнул элегантной, как у Генриха Наваррского, бородкой сухонький академик.
– Я, собственно, заместитель Бориса Африкановича по безопасности звездоплавания…
– Ах, извините, пожалуйста, - тут Зерогов снял очки, снова надел и расхохотался. Поздоровавшись с заместителем, пожал руку Борису Африкановичу. - Ваше партикулярное платье сбило меня с толку… Впрочем - все суета сует. Садитесь - сейчас отдерну штору и впущу солнце. Люблю, знаете ли, писать в полутьме с ближним светом, вот и завесился.
– Измаил Алексеевич, разрешите представить…
– Прекрасно, прекрасно, я знаю, что вас зовут… ну, да - Василий Северьянович.
– Севастьянович.
– Ну да, простите меня - это лесковский Очарованный Странник сбил меня с толку, конечно же - Севастьянович! Итак, дорогие мои, один и тот же вопрос интересует меня и вас. Вы, вероятно, как и я, остались без обеда?
И, не дожидаясь ответа, подбежал к дверям, высунулся и крикнул куда-то в коридорное пространство:
– Чего-нибудь бобового и три чашки чаю. С сухариками!
К удивлению гостей, брошенный в пространство клич не остался безответным - через несколько минут объявились три чашки чаю с сухариками и три тарелки с зеленым горошком.
– Горох стимулирует умственную деятельность, - заметив недоумение гостей, пояснил академик, - а нам предстоит поразмышлять. Борис Африканович, вы окончили Звездный институт? Ах да, тогда его еще не было… Значит, университет. Ну и превосходно!
Он скользнул взглядом по лицу Василия Севастьяновича, но в его прошлое углубляться не стал.
– Итак, - отбросив мешавшую ему вилку и цепляя горох чайной ложечкой, начал Зерогов, - мы имеем исчезновение корабля. Отлично! И его возвращение через Сутки в ту же точку пространства. Превосходно!
– На корабле погиб человек, - осторожно заметил Борис Африканович.
– Что? Есть новые данные?
– Но в сообщении командира корабля…
– Сказано, - прервал начальника Звездного предприятия академик, - что потерян астронавигатор Петров-Степной. Понимаете, батенька, - потерян, а не погиб.
– Но в открытом космосе - теперь в дело вступил заместитель по безопасности.
– Кто вам сказал - в открытом космосе? Это, вы уж извините меня, ваши домыслы. В сообщении командира упоминалась посадка.
– Куда? - начал терять терпение начальник Звездного предприятия и чуть не подавился горошиной.
– Вот и я думаю - куда?
– Не кажется ли вам, уважаемый Измаил Алексеевич, что мы имеем дело с непонятным психическим явлением?
– С непонятным - да, с психическим - нет. Где же был целые сутки корабль? Ведь вы же чуть ли не через чайное ситечко процедили этот объем космоса. Я что-нибудь не так сказал?
– Но гипотезы должны быть по крайней мере разумными.
– Объясните, пожалуйста, что такое - разумная гипотеза? И какая разумная гипотеза возникла у вас? Пока не обнаружили?
– Измаил Алексеевич, спокойнее. Что вы предлагаете?
– Немного, Борис Африканович. Начнем с того, что у нас мало данных. Сообщение командира крайне неполно. Абсолютно точно известно только одно - корабля в течение суток не было в пространстве. В нашем пространстве. Вас это устраивает?
Начальник и заместитель переглянулись.
– Далее, - продолжал заколачивать гвозди ученый, - вот здесь, - он похлопал твердой ладонью по тонкой красной папке, - дипломная работа, написанная три года назад вашим астронавигатором Петровым-Степным. Нет-нет - не блестящая работа, после защиты которой за уши тянут в ученые. Она оценена осторожненьким “хорошо”. Хотели даже зарубить. Я тоже не сразу понял, но меня поразила смелость ума. И я сделал все, чтобы защита прошла, как говорят, “на уровне”. Малость ругнул. И дали человеку диплом. Здесь всего восемь страниц, что тоже шокировало моих коллег, привыкших к солидным фолиантам. И четыре из них - схемы. Смотрите, не стесняйтесь. Пока это еще не лежит в хранилищах. Осмыслили?
– Простите, Измаил Алексеевич, но тут что-то “к вопросу о двух сопряженных точках пространства”, а дальше - математический лабиринт, - поднял руки Борис Африканович.
– М-да, и в центре лабиринта - страшное чудовище Минотавр… Простите, я забыл, что вы давно закончили университет. Но вы, звездолетчики, знаете, что такое миллионы световых лет.
– Представляем! - выкатил грудь Безупречных.
– Ну, батенька, представить-то это трудно… Так вот, по теории вашего астронавигатора, между сопряженными точками пространства кроме больших расстояний существуют и другие, сопряженные им, стремящиеся к нулю.
– Значит, кроме истинного расстояния между нашим Солнцем и, скажем, туманностью Андромеды есть еще какой-то “как бы” переход?
– Истинно и то и другое, если теория верна, разумеется. Это - две стороны одного явления. К сожалению, на условия перехода в работе дан только намек. Может быть, у вас, в Звездном предприятии, есть какие-либо бумаги Петрова-Степного?
– По-моему, этот шалопай, извините меня, Борис Африканович, я с ним общался побольше вашего, кроме гарцевания на своем жеребце ничем не интересовался.
– Дался вам этот жеребец! Да, - тут Борис Африканович повернул голову к академику, - может быть, он писал, будучи студентом? И не решался внести это в свою работу? Вы же сказали, как ее встретили ваши коллеги!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});